Свекровь положила передо мной ключи от квартиры и улыбнулась так, будто только что сделала мне королевский подарок.
— Вот, Оленька, держи. Теперь ты полноправная хозяйка. Живите с Мишенькой на здоровье.
Я взяла связку ключей. Холодный металл обжёг ладонь, словно предупреждая о чём-то. Но я тогда ещё не понимала, что это было предупреждение.
Мы с Мишей женаты полгода. Жили у его мамы, Веры Михайловны, в трёхкомнатной квартире на Бульваре. Тесновато, конечно, но терпимо. Свекровь вела себя прилично — не влезала в наши дела, не устраивала проверок холодильника, не критиковала мою стряпню. Идеальная свекровь, можно сказать. Я даже подругам хвасталась, какая мне досталась золотая тёща… то есть свекровь.
И вот сегодня она объявила, что переезжает к своей сестре в соседний район. Мол, надоело одной куковать в большой квартире, а у сестры веселее, компания. Нам оставляет всю жилплощадь.
— Вера Михайловна, вы серьёзно? — я не могла поверить своему счастью. — А вам там точно будет удобно?
— Ой, Оленька, да там прекрасно! У Людочки двушка светлая, вместе нам веселее будет. А вам с Мишенькой нужно пространство. Молодым семьям простор нужен, детки скоро пойдут.
Она так тепло это говорила, с такой заботой, что у меня глаза увлажнились. Вот она, настоящая семья. Вот оно, счастье.
Миша вернулся с работы поздно вечером. Я кинулась к нему с ключами.
— Представляешь, мама переезжает! Квартира наша! Совсем наша!
Он как-то странно посмотрел на меня. Улыбнулся, но улыбка вышла натянутой.
— Да, знаю. Она мне утром сказала.
— Ты не рад? Миш, у нас теперь целая квартира! Мы можем делать ремонт, какой захотим! Детскую комнату обустроим!
— Рад, конечно. Просто устал сегодня.
Он ушёл в ванную, а я осталась стоять с ключами в руке, чувствуя, как восторг медленно утекает, уступая место смутной тревоге.
Вера Михайловна съехала быстро. За три дня собрала вещи и уехала. Мы помогли ей с переездом, погрузили коробки в машину. Она обняла Мишу, погладила меня по щеке.
— Ну вот, детки, теперь вы сами. Я буду навещать вас, конечно. Иногда.
Иногда. Это слово прозвучало как-то многообещающе.
Первые две недели я жила как в сказке. Переставляла мебель, меняла шторы, планировала ремонт. Миша особого энтузиазма не проявлял, но и не возражал. Работал допоздна, приходил уставший. Я списывала это на загрузку на работе.
А потом пришло письмо. Обычное бумажное письмо в почтовом ящике. От нотариуса Кравцовой Ирины Петровны. Приглашение явиться в контору для ознакомления с документами, касающимися квартиры на Бульваре.
Я удивилась. Какие документы? Вера Михайловна уже всё передала. Ключи у нас, она сама сказала — живите на здоровье.
— Миш, тут письмо от нотариуса. Про квартиру что-то. Может, документы переоформить нужно на нас обоих?
Он поднял глаза от телефона. Лицо стало белым.
— Какое письмо?
— Вот, смотри. Приглашают к нотариусу.
Он взял листок. Прочитал. Побледнел ещё сильнее.
— Это… это ерунда какая-то. Наверное, формальность. Не обращай внимания.
— Как не обращать? Там же написано — явиться обязательно. Пойдём вместе?
— Нет! — он выкрикнул это слишком резко. Потом спохватился, смягчил тон. — То есть… я не смогу. У меня совещание в это время. Сходи сама, если хочешь.
Я пошла одна.
Контора нотариуса располагалась в старом доме в центре. Я поднялась на третий этаж, постучала в дверь с табличкой. Меня встретила женщина лет пятидесяти, строгая, в очках.
— Ольга Сергеевна? Проходите, я вас жду.
Она усадила меня в кресло, открыла толстую папку.
— Значит, так. Я вызвала вас по просьбе Веры Михайловны Соловьёвой. Она хотела, чтобы вы были в курсе всех обстоятельств, касающихся квартиры, в которой вы сейчас проживаете.
— Я… я не понимаю. Какие обстоятельства?
Нотариус достала несколько документов.
— Вера Михайловна является единственным собственником квартиры по адресу Бульвар, дом номер… Квартира была приобретена ею на личные средства двадцать лет назад. Несколько месяцев назад она составила завещание, по которому данная жилплощадь после её… после окончания её жизни переходит к её сыну, Михаилу Соловьёву. То есть к вашему супругу. Единолично.
Сердце ухнуло вниз. Я вцепилась в подлокотники кресла.
— Единолично? То есть…
— То есть квартира будет принадлежать только вашему мужу. Вы как супруга имеете право проживания, но не право собственности. В случае развода вы не сможете претендовать на эту жилплощадь. Вера Михайловна просила меня разъяснить вам эти нюансы, чтобы не было недопонимания.
Я сидела и не могла вымолвить ни слова. В ушах шумело. Нотариус говорила дальше, но я уже не слышала. Передо мной плыли строчки документов, печати, подписи.
— …также Вера Михайловна сохраняет за собой право вернуться в квартиру в любой момент. Юридически она остаётся собственником, и может проживать там, когда сочтёт нужным. Или распорядиться жильём иначе, продать, например. Завещание не лишает её этого права при жизни.
Я наконец нашла голос.
— То есть она может… просто вернуться?
— Разумеется. Это её квартира. Вы там живёте с её разрешения, не более. Я правильно понимаю, что ваш супруг не объяснил вам этих моментов?
Я молчала. Нотариус вздохнула.
— Понятно. Вера Михайловна предполагала, что так и будет. Поэтому и попросила меня всё разъяснить. Вот, возьмите копии документов. Ознакомьтесь внимательно. И имейте в виду — никакого автоматического перехода права собственности на вас как на супругу не происходит. Даже если вы проживёте там десять лет.
Я вышла из конторы, как в тумане. Села на лавочку во дворе. Смотрела на копии документов и не верила. Всё это время меня водили за нос. «Живите на здоровье», «квартира ваша», «молодым нужно пространство». А на самом деле — вот вам угол, но помните: это не ваше. И в любой момент можем выставить.
Я вернулась домой поздно. Миша сидел на кухне, пил чай. Увидев меня, напрягся.
— Ну как? Что там было?
Я молча положила на стол копии документов. Он даже не стал смотреть. Просто опустил голову.
— Олька, это… это не то, что ты подумала.
— А что я подумала, Миша? Что твоя мама превратила меня в бесплатную квартирантку? Что ты знал об этом и молчал? Что вы оба решили не посвящать меня в детали, пока не стало поздно?
— Мама хотела как лучше! Она же не выгоняет тебя! Просто… просто оформила всё по закону. Это же нормально — родители оставляют наследство детям.
— Нормально — это когда предупреждают! Когда говорят честно! А не делают вид, что квартира наша общая, а потом оказывается, что я тут вообще никто!
Он попытался взять меня за руку. Я отдёрнулась.
— Олечка, ну не кипятись. Какая разница, чья квартира? Мы же вместе живём!
— Разница есть! Если что — ты с жильём останешься, а я на улице! И твоя мама может вернуться, когда захочет! Или вообще продать всё из-под нас! Она же собственник!
— Она не продаст. Зачем ты такое говоришь?
— Откуда я знаю, что она не продаст? Я вообще теперь ничего не знаю! Я думала, мы семья, а оказалось — ты сын, а я так, временная жиличка!
Мы проговорили до утра. Вернее, я говорила, а он оправдывался. Что мама волнуется за него, хочет защитить. Что квартира досталась ей тяжело, она боится потерять. Что это всё формальности, ничего не значащие.
Но они значили. Значили всё.
Через неделю Вера Михайловна нагрянула в гости. Без звонка, со своим ключом. Я была дома одна, собиралась в душ.
— О, Оленька, ты дома! Хорошо! Я вещички кое-какие забыла, приехала забрать.
Она прошла в свою бывшую комнату, покопалась в шкафу, вынесла коробку.
— Ну что, как живётся? Справляешься?
— Справляюсь.
— Молодец. Миша доволен? Не жалуется?
— Не жалуется.
Она села на диван, явно не собираясь уходить.
— Оль, ты только не обижайся на меня за то, что к нотариусу вызвала. Я просто хотела, чтобы всё было честно. Чтобы потом претензий не было.
Я посмотрела на неё. Вот она сидит, моя свекровь, улыбается приветливо. Но в глазах — холодный расчёт.
— Вера Михайловна, если хотели честно, могли бы сами всё объяснить. До свадьбы, например.
— Ой, да что ты! До свадьбы это вообще не имело значения! Вы же любите друг друга, какая разница, кому квартира принадлежит?
— Значит, имеет. Раз вы завещание составляли и к нотариусу меня вызывали.
Она нахмурилась.
— Ты, Оля, смотри, не зарывайся. Квартира моя, и я решаю, что с ней делать. Захочу — вернусь сюда жить. Захочу — продам. И это будет моё право.
— Конечно. Ваше право. Только зачем тогда весь этот спектакль? «Живите на здоровье», «молодым нужно пространство»? Сразу бы сказали — пускаю пожить, пока не передумаю.
Она встала. Лицо стало жёстким.
— Я Мишеньку защищаю. Мало ли что. Разводы сейчас сплошь и рядом. А квартиры потом делят. Не хочу, чтобы мой сын остался без жилья из-за какой-нибудь… ну, ты поняла.
Из-за какой-нибудь меня.
Она ушла, а я осталась стоять посреди чужой квартиры. Которую считала своим домом.
Вечером я сказала Мише:
— Я съезжаю.
Он уставился на меня.
— Ты что несёшь? Куда ты съедешь?
— Сниму комнату. Или вернусь к родителям. Не важно. Но здесь я больше не останусь.
— Оля, ты с ума сошла! Из-за чего?
— Из-за того, что я не хочу жить в квартире, из которой меня могут выставить в любой момент. И не хочу быть причиной раздора между тобой и твоей мамой.
— Какого раздора? О чём ты?
— Миша, твоя мама сегодня ясно дала понять, что я тут временная жиличка. Что квартира её, и она тут главная. И ты с ней согласен, раз молчал всё это время.
Он схватил меня за плечи.
— Я не согласен! Олька, ну зачем ты так? Мама просто перестраховывается! Она не хотела тебя обидеть!
— Не хотела? Тогда зачем говорила, что может вернуться или продать квартиру? Зачем намекала на развод?
Он растерялся.
— Она так сказала?
— Дословно.
Он опустился на диван.
— Я поговорю с ней.
— Не надо. Всё уже сказано. Я не хочу жить в доме, где меня считают чужой. Даже если это моя семья.
Я начала собирать вещи. Он ходил за мной по пятам, уговаривал, умолял. Я молчала.
Через три дня я съехала. Сняла маленькую однушку на окраине. Дорого, тесно, но своё. Вернее, съёмное, но хотя бы здесь меня никто не выгонит по прихоти.
Миша звонил каждый день. Просил вернуться. Говорил, что поговорил с мамой, что она всё поняла, больше не будет. Я слушала и не верила. Потому что знала: свекровь ничего не поняла. Она просто ждёт, когда я сдамся и вернусь на её условиях.
Прошёл месяц. Миша приехал ко мне с цветами.
— Олька, хватит. Возвращайся. Я скучаю.
— А твоя мама скучает?
Он не ответил.
— Вот видишь. Миша, я не вернусь, пока ситуация не изменится. Я хочу жить в квартире, где я полноправная хозяйка. Не гостья, не жиличка. Хозяйка.
— Но квартира мамина!
— Именно. И пока это так, меня там не будет.
Он ушёл расстроенный. А я поняла, что всё кончено. Мы с ним по разные стороны. Он — сын своей мамы. А я хочу быть женой, партнёром, равной. Но в их семье для меня такого места нет.
Ещё через месяц я подала на развод. Миша не сопротивлялся. Мы разошлись тихо, без скандалов. Квартиру делить не пришлось — она и так была не моей.
Вера Михайловна, как я слышала, вернулась жить на Бульвар. К сыну. Теперь они снова вместе, как она и хотела. Без меня. Без невестки, которая посмела претендовать на их семейное гнёздышко.
Я живу одна. Комната тесная, но моя. Точнее, съёмная, но никто не стоит над душой. Никто не напоминает, что я здесь временно. Я работаю, коплю деньги. На собственную квартиру. На своё жильё, где не будет ни свекрови, ни завещаний, ни условий.
Иногда встречаю знакомых. Спрашивают: как дела, почему развелась?
Говорю: не сошлись характерами. Просто, без подробностей.
А на самом деле — не сошлись квартирами. Вернее, я не вписалась в чужую квартиру, где свекровь оставила себе все права, а невестке только обязанности.
Теперь я знаю: никогда не соглашусь жить в квартире мужа или его родителей. Только своё или совместно нажитое. Иначе всегда будешь чувствовать себя временной. Той, которую могут выставить, когда захотят.
И пусть бы мне тогда свекровь честно сказала: живите тут, но помните — это моё. Я бы хотя бы знала, на что иду. А так получился обман. Красивая ложь о «молодым нужно пространство». На деле — ловушка.
Я не злюсь на них. Просто поняла свой урок. В семье свекровь и невестка могут быть близки, могут дружить. Но когда дело касается наследства, квартир и денег — каждый сам за себя. И свекровь всегда на стороне сына. Всегда.
А мне остаётся только одно — стать свободной. Свободной от чужих квартир, от чужих правил, от зависимости. Копить, работать, строить своё. Чтобы никто никогда не сказал мне: «Это моё, и я решаю».
Теперь решать буду я.
— Я тебе сейчас такое устрою, что ты из моего дома босиком побежишь! — прошипела я, когда свекровь выбросила половину моего гардероба в