Свекровь рявкнула в трубку:
— Ты, если с мужем справиться не можешь, то на развод подавай!
Наконец мечта моя осуществится. Избавлюсь от тебя…
Вера чуть не разрыдалась:
— Тамара Павловна, да что же вы за человек такой?!
У нас семья рушится, я мужа спасти пытаюсь, из болота этого вытащить…
А вы, вместо того, чтобы помочь, советуете мне на развод подать?!
Со свекровью Вера не общалась уже семь лет. И ничуть об этом не сожалела — без матери мужа жилось куда легче.
Только вот Тамара Павловна считала иначе.
Она продолжала регулярно, методично донимать невестку звонками и сообщениями.
Вот и сегодня она трезвонила уже в четвертый раз за час.
Муж, естественно, это заметил.
— Она, наверное, насчет дачи, — пробормотал Матвей. — Сезон начинается.
Опять эти тридцать соток! Помощь ей нужна, небось…
— Это твои тридцать соток, — поправила Вера. — Или ее. Но точно не мои.
Поэтому и помогать я там никому не обязана. Ясно?
Матвей промолчал.
С одной стороны, конечно, справедливо. А с другой…
Мать его, Тамара Павловна, женщина энергичная и шумная, владела участком, который по размерам напоминал небольшое феодальное поместье.
И управляла она им так же — железной рукой.
Понятия «просьба» для нее вообще не существовало, были только разнарядки: «привези», «отвези», «вскопай», «собери».
Никаких «пожалуйста» или «если у вас есть время».
Дети и внуки рассматривались исключительно как бесплатная рабочая сила.
Вера помнила тот день, который стал точкой невозврата.
Это было лет семь назад. Стояла осень, они с Матвеем, тогда еще наивные и послушные, перетаскали, казалось, тонну картошки.
Разогнуться было невозможно — позвоночник, казалось, давно ссыпался в резиновые сапоги, которые Вере размера так на три были велики.
Матвей, закончив работать, заглянул в погреб к матери.
— Мам, мы домой уже поедем. Насыпь нам мешок картошки, а?
Зима длинная, детям пюре делать. Всяко экономия, пусть и небольшая.
Тамара Павловна прищурилась. Она всю жизнь торговала на рынке своими овощами, и каждая помидорка для нее была в первую очередь заработком.
— Ой, сынок, — она развела руками. — А на нее уже клиенты есть. Я летом еще договорилась с перекупщиками.
— На всю? — растерялся Матвей. — Мам, неужто мешка для нас не найдется? Мы же… мы же сами ее сажали. И копали.
— Ну, я вам три года назад сетку предложила, вы отказались.
Значит, не нужно вам, — быстро перевернула она ситуацию. — А у меня пенсия маленькая, сам знаешь. Каждая копейка на счету.
Хочешь картошки — купи у меня.
Я тебе по-свойски отдам, со скидкой. Но не бесплатно!
Матвей тогда промолчал. Просто кивнул, взял Веру за руку и увел к машине.
А по дороге домой заявил:
— Мы больше у нее ничего не берем, — сказал он тогда твердо. — И сажать я больше не буду в таких объемах.
С тех пор тридцать соток превратились в пару грядок «для души».
Свекровь лишилась бесплатной рабсилы в лице сына и невестки.
Картошку они теперь покупали в магазине. Принципиально. Чтобы не просить свое же по праву.
Но если с огородом вопрос решился, то с гнильцой в характере Тамары Павловны сделать ничего было нельзя.
Она тот факт, что ее игнорировала невестка, не понимала и не принимала.
Телефон опять затренькал. Вера отложила нож и посмотрела на мужа.
— Ты поедешь?
— Надо, Вер. Там забор покосился.
— Детей не дам, — отрезала она.
— Они и сами не поедут.
Внуки бабушку боялись. Для них она была не доброй старушкой с пирожками, а громкой, вечно недовольной женщиной, которая могла ни с того ни с сего отвесить подзатыльников.
Еще ребятам не нравилась привычка оскорблять их маму.
— Ваша мать меня не уважает, она вас против меня настраивает, — рявкала «любящая бабушка». — Ишь ты, королева! На даче она работать не хочет.
Ма.маше своей передайте, что она неблагодарная!
Дети постоянно возвращались от нее дерганые, капризные, и Вера это прекратила.
— Ладно, — Матвей тихонько хлопнул по столу ладонью. — Я быстро, Вер. Все-таки съезжу.
Он уехал, а Вера, закончив готовить обед, присела отдохнуть.
Память тут же услужливо подкинула другой эпизод. Тот самый, после которого она перестала считать свекровь просто сложным человеком и поняла: перед ней враг.
Три года назад Матвей неожиданно «поплыл». Началось все безобидно — пару часов за компьютером после работы, чтобы снять стресс.
«Танчики», стратегии, какие-то рейды.
Вера сначала не обращала внимания — господи, да пусть играет. Ну вот такой у него способ отдохнуть.
Но постепенно эти «пару часов» начали растягиваться на ночь.
Муж приходил с работы, наспех съедал ужин и падал в кресло.
Глаза стеклянные, на вопросы отвечает невпопад, ни детей не замечает, ни жену.
В выходные он по 40 часов проводил за компьютером.
Вера извелась.
Что делать? Как мужа спасти? Беседовала с ним она много раз, но бестолку.
— Матвей, нам надо поговорить, — пыталась достучаться Вера. — Посмотри на меня!
— Отстань, я занят. У меня клановый бой.
— У тебя семья рушится, какой клан?!
Когда Вера поняла, что разговоры не помогают, она перешла к решительным мерам: прятала зарядные устройства, увезла ноутбук к своим родителям, компьютер стационарный продала за бесценок.
Но не сильно это помогло — муж на нее наорал и в тот же день купил новый.
Это была зависимость, настоящая и стр.ашная.
Мужчина, которого она любила, стремительно терял человеческий облик — уже увольнение замаячило.
В отчаянии Вера решилась на звонок свекрови.
Она думала: ну она же мать, какая бы она ни была, сына она любит.
Она должна помочь, вправить мозги, повлиять на него как-то…
Набрала номер, глотая слезы.
— Тамара Павловна, беда. Матвей совсем из реальности выпал. Игры эти…
Он семью не видит.
Поговорите с ним, пожалуйста. По-матерински, по-взрослому.
Он меня не слышит. Брак рушится!
В трубке повисла пауза. Вера ожидала поддержки, обещаний приехать и устроить разнос.
Но голос свекрови прозвучал спокойно, даже с ноткой торжества:
— Не можете жить — разводитесь.
— Что? — Вера не поверила своим ушам.
— Что слышала. Нечего мучить парня. Пусть собирает вещи и переезжает ко мне.
Я ему тут быстро дела найду. У меня огород, крыша течет.
Он мне тут нужнее, чем тебе. Отдохнет от твоих истерик!
Вера застыла с телефоном в руке. В этом ответе было все: ревность, желание вернуть «собственность» в стойло.
Тут же вспомнился юбилей свекрови, пару лет до этого случая.
Был накрыт стол, собрались гости, в том числе родители Веры.
Тамара Павловна, раскрасневшаяся после нескольких бокалов домашней наливки, вдруг разоткровенничалась.
Она обвела стол мутным взглядом и громко заявила, глядя прямо на родителей Веры:
— А я все жду, когда он вернется. Мой дом большой, ему тут место всегда есть.
Б…бы приходят и уходят, а мать одна.
Вот увидите, он еще прибежит ко мне.
Родители Веры застыли, не зная, как реагировать на такое ха..мство.
А Вера подумала: что у трезвого на уме, у пь.ного на яз.ыке.
Помощь пришла совсем не оттуда, откуда отчаявшаяся женщина ждала.
Бывший зять Веры, Павел, тоже внезапно стр.ашно запил, потерял хорошую работу, квартиру, а главное — семью.
Жена, сестра Веры, ушла, забрав детей, и больше не вернулась.
Это стало для Павла тем самым дном, от которого он смог оттолкнуться.
Он завязал. Стал другим человеком — жест.ким, немногословным, но правильным.
Пытался вернуть семью, но сестра не простила.
— Разбитую чашку не склеишь, — сказала она.
Паша жил с чувством вины, но к стакану не прикасался.
Вера нашла его номер и позвонила.
— Паш, привет. Это Вера. Мне нужна помощь.
Паша приехал через час. Он прошел на кухню, где Матвей угрюмо жевал бутерброд, уткнувшись в телефон.
— Здорово, игроман, — бросил Паша, садясь напротив.
Матвей дернулся, поднял голову.
— Ты чего тут делаешь?
— Да вот, пришел посмотреть на того, кто свою жизнь в унитаз спускает.
Я на стакане сидел, а ты в виртуальные войнушки режешься.
Разница, в принципе, невелика.
Разговор был долгим.
Вера сидела в соседней комнате и подслушивала.
Сначала Матвей огрызался, кричал, что он работает, что имеет право на отдых.
Паша на него голоса ни разу не повысил — он говорил спокойно.
— Ты думаешь, ты контролируешь? — доносился голос Павла. — Я тоже так думал.
Я ж немного, всего одну рюмку для расслабления. А потом очухался — и пустая квартира.
Детской кроватки нет, тишина такая, что в ушах звенит.
И ты эту тишину ничем не заглушишь.
Вера уйдет, Матвей. Она б..ба терпеливая, но не железная.
Заберет детей и уйдет. И будешь ты сидеть со своим ноутом у мамки на грядках.
Этого хочешь?
Матвей что-то бурчал в ответ, но уже тише, неуверенно.
— Я сейчас все отдал бы, чтобы вернуть тот день, когда жена чемоданы паковала, — продолжал Паша. — Чтобы остановить, в ноги упасть, прощение вымолить.
Но поздно! А у тебя шанс еще есть…
Когда Паша ушел, Матвей долго сидел на кухне в темноте.
Потом зашел в спальню. Вера не спала, лежала лицом к стене.
Он лег рядом, обнял ее со спины.
— Прости, — шепнул он. — Я все удалил.
Верочка, я все понял. Ты и дети — все, что у меня есть…
Он сдержал слово — ноутбук остался только для работы.
Первые недели его ломало, он был раздражительным, ходил из угла в угол, но Вера была рядом, загружала его делами, прогулками, просто разговорами.
И они выкарабкались.
Матвей вернулся домой ближе к вечеру.
— Ну как? — спросила Вера, накрывая на стол. — Чего делал?
— Забор поправил, крыльцо подбил. Дверь сарая перекосило, и ее сделал.
— Мать как?
— Как обычно. Спрашивала, почему внуков не привез.
— И что ты сказал?
— Сказал, что у них кружки. Не стал говорить правду.
— А зря.
— Вер, она старый, больной че…
— Гнилая она, Матвей, а не старая, — перебила Вера. — Ты же знаешь, что она им говорит про меня и про нас в общем.
Что мать плохая, мать их не любит, мать отца не уважает.
Зачем им эта грязь?
— Вер, она — бабушка, — неожиданно раздраженно заявил Матвей. — И она имеет право внуков видеть!
Я пообещал, что детей в следующие выходные привезу.
— Не дам, — спокойно ответила Вера. — Надо тебе — мотайся туда один. А ребят не трогай! Нечего мне условия ставить.
Я, Матвей, чтобы психику детей сохранить, на все готова. Даже на развод!
Матвей тут же притих — характер супруги он прекрасно знал.
Она слов на ветер не бросает, если сказала, что разведется, то непременно это сделает.
Обрыбится мама, никуда он детей не повезет. Жене лучше не перечить.
Пришла к жене за наследством