«Подпишешь дарственную — будешь жить спокойно», — заявила свекровь, но невестка выбрала свободу

Свекровь положила передо мной на стол папку с документами и произнесла слова, от которых у меня потемнело в глазах.

— Здесь дарственная на квартиру. Подпишешь — и можешь жить спокойно. Не подпишешь — узнаешь, на что я способна.

Я сидела в её гостиной, окружённая тяжёлой мебелью и фотографиями Антона в разном возрасте. На каждом снимке он улыбался — маленький мальчик с велосипедом, подросток на выпускном, молодой мужчина в костюме. И на каждом снимке рядом с ним была она — Зинаида Фёдоровна, моя свекровь.

Меня на этих фотографиях не было. За три года брака ни одного совместного снимка не появилось на этих стенах.

— Какая дарственная? — мой голос прозвучал хрипло. — О чём вы говорите?

Свекровь откинулась в кресле, сложив руки на коленях. Её взгляд был холодным и расчётливым, как у человека, который давно всё просчитал.

— Квартира, в которой вы живёте, записана на Антона. Но покупала её я. На свои деньги, на свои сбережения. И я хочу, чтобы она официально перешла обратно ко мне.

Я смотрела на неё, не понимая.

— Но это наш дом. Мы там живём. Антон…

— Антон подпишет всё, что я скажу, — перебила свекровь. — Он всегда подписывал. Вопрос в тебе, Лена. Ты можешь согласиться по-хорошему. Или по-плохому. Выбор за тобой.

Я почувствовала, как пол уходит из-под ног.

Три года назад, когда мы с Антоном только поженились, эта квартира казалась подарком судьбы. Небольшая двушка в спальном районе — скромная, но своя. Антон тогда сказал, что мама помогла с первым взносом, а остальное они выплатят вместе. Я не вникала в детали, не спрашивала про документы. Доверяла.

Какая же я была наивная.

— Зинаида Фёдоровна, — я старалась говорить спокойно, хотя внутри всё клокотало. — Давайте обсудим это с Антоном. Вместе. Это ведь касается нас обоих.

Свекровь усмехнулась.

— Антон уже в курсе. Кто, по-твоему, отвёз тебя сюда сегодня? Он ждёт на улице. Ждёт, пока мы договоримся.

Меня словно ударили под дых.

Антон знал. Знал и промолчал. Всю дорогу сюда болтал о работе, о планах на выходные, о новом сериале. А сам вёз меня на эту встречу, как овцу к волку.

— Почему? — вырвалось у меня. — Почему вы это делаете?

Свекровь встала, подошла к окну. За стеклом моросил ноябрьский дождик, серый и унылый, под стать моему настроению.

— Потому что ты не та невестка, которая нужна моему сыну, — произнесла она, не оборачиваясь. — Я терпела тебя три года. Надеялась, что ты изменишься. Станешь нормальной женой, нормальной хозяйкой. Но ты не меняешься. Ты работаешь допоздна, не готовишь, не убираешь, не рожаешь внуков. Ты тянешь моего Антошу на дно.

Я слушала и не верила своим ушам.

Не готовлю? Я вставала в шесть утра, чтобы приготовить Антону завтрак перед работой. Не убираю? Каждые выходные драила квартиру до блеска, потому что свекровь могла нагрянуть с проверкой в любой момент. Не рожаю внуков? Мы с Антоном решили подождать, встать на ноги, обустроиться. Это было наше общее решение.

Или только моё?

— Я хорошая жена, — сказала я тихо, но твёрдо. — Я люблю вашего сына.

Свекровь обернулась.

— Любишь? — она произнесла это слово так, будто оно было чем-то грязным. — Любовь — это не про тебя, Лена. Любовь — это заботиться, жертвовать, ставить семью на первое место. А ты? Ты думаешь только о своей карьере, о своих желаниях, о своих амбициях. Ты эгоистка.

Я сжала кулаки под столом.

— Я работаю, потому что нам нужны деньги. Антон один не вытягивает ипотеку, коммуналку, продукты…

— Вот именно! — свекровь торжествующе подняла палец. — Антон не вытягивает! Потому что ты его не поддерживаешь! Настоящая жена создала бы ему условия, чтобы он мог развиваться, расти. А ты висишь на нём камнем на шее!

Логика была настолько извращённой, что я не знала, что ответить.

Свекровь вернулась к столу, пододвинула ко мне папку.

— Подписывай. Квартира станет моей. Вы переедете ко мне, будете жить нормально. Я буду помогать, присматривать. Антону так будет лучше.

— А мне? — спросила я. — Мне будет лучше жить под вашим контролем?

— Тебе придётся привыкнуть, — отрезала свекровь. — Или уходи. Выбор простой.

Я смотрела на эту папку, на эти бумаги, которые должны были отобрать у меня единственное, что у нас было. Наш дом. Наше пространство. Нашу иллюзию независимости.

— Мне нужно поговорить с Антоном, — сказала я, вставая.

— Говори, — пожала плечами свекровь. — Только он скажет тебе то же самое. Он на моей стороне, Леночка. Всегда был и всегда будет.

Я вышла из квартиры на негнущихся ногах.

Антон стоял у подъезда, курил. Увидев меня, затушил сигарету о перила и виновато улыбнулся.

— Ну что? Поговорили?

Я подошла к нему вплотную.

— Ты знал. Ты знал, зачем она меня вызвала, и ничего не сказал.

Антон отвёл взгляд.

— Лен, ну ты же понимаешь… Мама хочет как лучше. Она переживает за нас. За меня.

— Она хочет отобрать у нас квартиру!

— Не отобрать, — он поморщился. — Просто переоформить. Это же формальность. Мы всё равно будем там жить.

— Под её контролем. Под её присмотром. Она сказала, что мы переедем к ней.

Антон промолчал. И это молчание сказало мне больше, чем любые слова.

— Ты согласился, — поняла я. — Ты уже согласился, да? Без меня. За моей спиной.

— Лена, мама права, — он наконец посмотрел мне в глаза. — Нам будет проще. Она поможет с бытом, с готовкой. Ты сможешь меньше работать, больше отдыхать…

— Я не хочу меньше работать! Я люблю свою работу!

— Вот видишь! — в его голосе появилось раздражение. — Ты думаешь только о себе! О своей работе, о своих желаниях! А о нас, о нашей семье — когда ты думаешь?

Я отступила на шаг.

— Это она тебе сказала? Эти слова?

Антон замолчал.

— Это её слова, — повторила я. — Слово в слово. Она говорит — ты повторяешь. Как попугай.

— Не смей так говорить о маме!

— А как мне говорить? Как, Антон? Твоя мать три года делает мою жизнь невыносимой! Она критикует каждый мой шаг, каждое решение, каждый вздох! Она звонит тебе десять раз в день, приезжает без предупреждения, роется в наших вещах! А ты молчишь! Всегда молчишь!

Он стоял передо мной, сгорбившись, засунув руки в карманы. Взрослый мужчина, тридцать два года, а выглядел как провинившийся подросток.

— Она моя мама, — пробормотал он. — Единственная. Я не могу её обидеть.

— А меня можешь?

Он не ответил.

Я развернулась и пошла прочь. Не знала куда — просто шла, подальше от этого дома, от этого человека, от этой невыносимой ситуации.

Дождь усилился. Я шла по мокрому тротуару, не замечая луж, не чувствуя холода. В голове крутились обрывки мыслей, воспоминаний, сожалений.

Три года. Три года я пыталась стать хорошей невесткой для Зинаиды Фёдоровны. Три года угождала, терпела, молчала. И чего добилась? Ничего. Только потеряла себя.

Я вспомнила, как всё начиналось.

Познакомились мы с Антоном на дне рождения общего друга. Он показался мне таким надёжным, таким основательным. Говорил о семье с теплотой, о маме — с обожанием. Тогда меня это тронуло. Мужчина, который любит свою мать — разве это не хорошо?

Первая встреча со свекровью должна была меня насторожить. Зинаида Фёдоровна открыла дверь, окинула меня взглядом с головы до ног и произнесла:

— Так вот ты какая. Антоша говорил, что ты симпатичная. Преувеличил.

Я растерялась, не зная, как реагировать. Антон рассмеялся: «Мама шутит!» Но я видела глаза свекрови. В них не было и тени юмора.

За ужином свекровь расспрашивала меня, как следователь на допросе. Где работаю, сколько зарабатываю, кто родители, откуда родом. На каждый ответ она поджимала губы, словно я говорила что-то неприличное.

— Менеджер в торговой компании, — повторила она за мной с неприкрытым презрением. — А образование какое?

— Экономическое. Я закончила университет с красным дипломом.

— Красный диплом, — свекровь хмыкнула. — В наше время это что-то значило. А сейчас их раздают всем подряд.

Антон молчал. Улыбался, накладывал себе салат, переводил разговор на погоду. Не защищал меня ни словом.

После ужина, когда мы ехали домой, я сказала ему:

— Твоя мама меня невзлюбила.

— Да брось! Мама просто такая. Она всех проверяет. Привыкнет — оттает.

Она не оттаяла. За три года не оттаяла ни на градус.

Свекровь приезжала к нам каждую неделю. Без предупреждения, со своим ключом, который Антон ей дал «на всякий случай». Входила, когда хотела. Проверяла холодильник, шкафы, ящики. Комментировала всё, что видела.

— Почему мясо не заморожено? Испортится же! В моё время хозяйки умели вести дом.

— Опять пыль на подоконнике. Леночка, ты вообще убираешься или только на работе сидишь?

— Антоша, ты опять в этой рубашке? Скажи жене, чтобы погладила нормально. Я тебя так не воспитывала.

Каждый её визит был маленькой войной. Каждое слово — ударом. И после каждого визита я плакала в ванной, пока Антон смотрел телевизор и делал вид, что ничего не происходит.

— Почему ты ей не скажешь? — спрашивала я потом. — Почему не защитишь меня?

— А что я скажу? — пожимал плечами Антон. — Она же правда хочет как лучше. Просто по-своему это выражает.

— Она унижает меня!

— Ты преувеличиваешь. Мама тебя критикует, чтобы ты стала лучше. Это забота такая.

Забота. Он называл это заботой.

Свекровь методично разрушала нашу семью. Каждый праздник, каждый выходной, каждый вечер — она была рядом. Звонила Антону по несколько раз в день. Расспрашивала, что он ел, как себя чувствует, где был. Если он не отвечал сразу — перезванивала через пять минут. Потом ещё через пять. Потом писала в мессенджер.

Однажды мы поехали на выходные к моим родителям в Тверь. Два дня без свекрови — я была на седьмом небе от счастья. Но счастье продлилось недолго. На второй день Антон начал нервничать, постоянно проверял телефон.

— Мама волнуется, — объяснил он. — Говорит, что я совсем забыл о ней.

— Мы уехали на два дня!

— Ну и что? Она одна там. Ей скучно.

Мы вернулись на день раньше, потому что свекровь «плохо себя чувствовала». Когда приехали к ней — она сидела на диване, совершенно здоровая, смотрела сериал.

— Антошенька! — она бросилась к сыну, как будто не видела его год. — Как я соскучилась! Ты такой бледный, они тебя там не кормили?

Меня она не заметила. Как обычно.

В тот вечер я впервые серьёзно задумалась о разводе. Но прогнала эту мысль. Нельзя сдаваться так просто. Надо бороться, работать над отношениями. Может, всё ещё наладится.

Не наладилось.

Дождь промочил меня до нитки. Я стояла на автобусной остановке, дрожа от холода, и пыталась понять, что делать дальше.

Позвонила подруге Кате.

— Лен, ты чего? Что случилось?

— Можно я к тебе приеду? Переночевать.

— Конечно! Давай быстрее, ты как мокрая курица, судя по голосу.

Катя жила на другом конце города, но добралась я быстро. Она открыла дверь, охнула, затащила меня внутрь.

— Господи, да ты вся трясёшься! Иди в душ, я пока чай поставлю.

Под горячими струями воды я наконец позволила себе расплакаться. Слёзы смешивались с водой, и казалось, что я смываю с себя все эти три года — унижения, терпение, ложную надежду.

Потом мы сидели на кухне, и я рассказывала. Про дарственную, про ультиматум, про Антона, который знал и молчал.

Катя слушала, сжимая в руках чашку.

— Лен, — сказала она наконец. — Я тебе давно хотела сказать, но не решалась. Ты же понимаешь, что это ненормально? Вся эта ситуация. Свекровь, которая контролирует каждый ваш шаг. Муж, который не может слова поперёк ей сказать. Это не семья. Это какой-то абсурд.

— Я знаю, — призналась я. — Но я всё время думала, что это временно. Что Антон изменится. Что свекровь привыкнет.

— За три года не привыкла — значит, не привыкнет никогда. Лен, послушай меня. Я твоя подруга десять лет. Я видела тебя до этого брака и вижу сейчас. Ты изменилась. Ты стала тихой, запуганной, виноватой. Ты постоянно оправдываешься, извиняешься, прогибаешься. Это не ты.

Я молчала, потому что она была права.

— Уходи, — сказала Катя. — Пока есть силы. Пока не сломалась окончательно. Этот брак тебя уничтожает.

— А квартира? Мы три года выплачивали…

— Да наплевать на квартиру! Здоровье и достоинство важнее любых квадратных метров! Ты что, не понимаешь? Они хотят загнать тебя в угол. Сделать зависимой, беспомощной. И ты позволяешь!

Я просидела у Кати всю ночь. Мы пили чай, разговаривали, молчали. К утру я приняла решение.

Вернулась домой, когда Антон был на работе. Собрала вещи — их оказалось не так много. Одежда, книги, документы. Всё поместилось в два чемодана.

На столе оставила записку: «Я ухожу. Подпись на дарственной ставить не буду. Квартиру оставляю вам — живите, как хотите. Мне от вас ничего не нужно».

Телефон разрывался от звонков. Сначала Антон — я сбрасывала. Потом свекровь — заблокировала сразу. Потом опять Антон, с другого номера.

Я взяла трубку.

— Лена! Что происходит? Ты где? Почему твои вещи…

— Я ушла, Антон. Развожусь.

Пауза. Долгая, тягучая.

— Из-за мамы? — его голос звучал растерянно. — Лен, это же глупость! Мы можем всё обсудить!

— Нечего обсуждать. Я три года пыталась обсуждать. Ты не слышал. Теперь поздно.

— Но я люблю тебя!

— Любишь? — я горько усмехнулась. — Тогда почему вчера стоял под окнами, пока твоя мать предлагала мне подписать дарственную? Почему не вошёл, не сказал ей «хватит»? Почему за три года ни разу не встал на мою сторону?

— Я не мог… Это же мама…

— Вот именно. Она — мама. А я — так, случайная женщина, которая каким-то образом оказалась рядом. Прощай, Антон.

Я нажала отбой.

Первые месяцы после развода были тяжёлыми. Снимала комнату в коммуналке, работала допоздна, чтобы не думать. Приходила домой, падала на кровать, просыпалась — и снова на работу. Жизнь превратилась в рутину, в механическое существование.

Антон пытался меня вернуть. Писал длинные сообщения, оставлял голосовые. Звонил с чужих номеров. Один раз подкараулил возле работы.

— Лена, давай поговорим! Мама готова извиниться! Она всё поняла!

Я посмотрела на него — помятого, небритого, с красными глазами.

— Поздно, Антон. Некоторые вещи нельзя исправить.

— Но я изменюсь! Поговорю с мамой, установлю границы…

— Ты это говоришь три года. Каждый раз, после каждого конфликта. «Я поговорю с мамой». Но ничего не менялось. Почему сейчас должно быть иначе?

Он не нашёл что ответить.

Развод оформили быстро. Имущественных претензий не было — квартира осталась им, мне она и не нужна была. На суде свекровь сидела в зале, смотрела на меня торжествующе. Думала, наверное, что победила.

А я чувствовала облегчение. Впервые за три года дышала полной грудью.

Прошло полгода. Жизнь налаживалась. Меня повысили на работе, я сняла нормальную квартиру, завела кота. Маленькие радости, которые складывались в большое счастье — счастье свободы.

О бывшей семье я старалась не думать. Общие знакомые иногда рассказывали новости, но я просила этого не делать. Не хотела знать, не хотела помнить.

И вот однажды, в субботу вечером, раздался звонок в дверь.

Я открыла — и замерла.

На пороге стояла Зинаида Фёдоровна. Бывшая свекровь.

Она выглядела плохо. Осунувшееся лицо, потухшие глаза, руки дрожат. Постарела за эти полгода лет на десять.

— Можно войти? — спросила она тихо.

Первым порывом было захлопнуть дверь. Но что-то меня остановило — может, любопытство, может, глупая жалость.

Я отступила в сторону.

Свекровь прошла в коридор, огляделась. На её лице мелькнуло удивление — видимо, ожидала увидеть что-то другое.

— Хорошо живёшь, — констатировала она.

— Зачем вы пришли?

Она помолчала, собираясь с мыслями.

— Антон женился. Два месяца назад. На Оксане, соседке по площадке. Они давно знакомы, ещё до тебя…

Я молчала, ожидая продолжения.

— Я была так рада, — свекровь криво усмехнулась. — Наконец-то нормальная невестка! Послушная, скромная, домашняя. Не то что ты.

Она посмотрела на меня — в её взгляде не было прежней враждебности, только усталость.

— А потом оказалось, что Оксана не такая уж послушная. Она забрала Антона и увезла его в другой город. К своим родителям. Сказала, что не хочет жить рядом со мной. Что я «разрушаю их семью».

Я молчала.

— Антон уехал, — голос свекрови дрогнул. — Бросил меня. После всего, что я для него сделала. Бросил, как ненужную вещь.

Она достала из сумки платок, промокнула глаза.

— Я была неправа, Лена. Тогда, с дарственной, с этими разговорами. Я думала, что защищаю сына. А на самом деле душила его. И тебя душила. И себя.

Она подняла на меня взгляд — мокрый, жалкий.

— Ты была хорошей женой. Правда. Ты его любила, заботилась о нём. А я всё испортила. Из-за своей глупой гордости, из-за страха его потерять.

Я смотрела на эту сломленную женщину и не знала, что чувствовать. Злорадство? Нет, его не было. Жалость? Может быть, немного.

— Зачем вы мне это рассказываете? — спросила я.

— Хочу попросить прощения, — свекровь сглотнула. — Знаю, что не заслуживаю. Знаю, что ты меня ненавидишь. Но мне нужно было сказать. Прежде чем…

Она не договорила, но я поняла. В её глазах была та особая тоска, которую видишь у людей, знающих, что времени осталось немного.

— Врачи нашли опухоль, — тихо добавила свекровь. — Не знаю, сколько мне ещё… Но я хотела успеть. Сказать тебе, что ты не была ошибкой. Это я была ошибкой. Всю свою жизнь.

Я молчала. В горле стоял ком.

Свекровь встала, пошатнувшись.

— Ладно, я пойду. Сказала что хотела. Прости меня, если сможешь.

Она направилась к двери. Маленькая, согбенная фигурка — совсем не похожая на ту властную женщину, которая полгода назад требовала моей подписи.

— Зинаида Фёдоровна, — окликнула я.

Она обернулась.

— Я вас прощаю.

Свекровь замерла. По её морщинистой щеке скатилась слеза.

— Спасибо, — прошептала она. — Ты хорошая девочка, Лена. Я это всегда знала. Просто не хотела признавать.

Она вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

Я стояла в коридоре, глядя в пустоту. Кот потёрся о мои ноги, требуя внимания. Я подхватила его на руки и почувствовала, как по щекам текут слёзы.

Не от горя и не от радости. От чего-то другого — от понимания, что эта глава моей жизни наконец-то закончилась. По-настоящему, окончательно.

Прошёл ещё год.

Я встретила Максима — на корпоративе, куда меня затащила Катя. Он работал программистом, любил котов и готовил потрясающую пасту. На третьем свидании признался, что его мама живёт далеко, в Сибири, и приезжает раз в год.

— Это плохо? — спросил он с беспокойством. — Что мы редко видимся?

Я рассмеялась и поцеловала его.

— Это прекрасно.

Мама Максима оказалась удивительной женщиной. При первой встрече она обняла меня и сказала:

— Максик столько про тебя рассказывал! Я так рада, что он нашёл своё счастье!

Я чуть не расплакалась. Оказывается, свекрови бывают другими. Просто мне в первый раз не повезло.

О Зинаиде Фёдоровне я узнала случайно, от общей знакомой. Она всё ещё жила одна, Антон навещал её редко. Опухоль оказалась доброкачественной — операция прошла успешно. Но одиночество никуда не делось.

Странно, но я не чувствовала злости. Только грусть. За человека, который всю жизнь боялся потерять сына — и потерял его из-за этого страха.

Свадьбу с Максимом мы сыграли летом, в маленьком загородном кафе. Было всего тридцать человек — только самые близкие. Его мама приехала из Сибири, привезла домашнее варенье и связанный своими руками плед.

— Это вам на счастье, — сказала она, обнимая нас обоих. — Берегите друг друга.

Я смотрела на неё — улыбающуюся, добрую, искренне радующуюся за сына — и думала о другой женщине. О той, которая когда-то положила передо мной папку с документами и потребовала подписи.

Две свекрови. Две судьбы. Две совершенно разные истории.

Первая научила меня, чего я не хочу. Вторая показала, как может быть.

Вечером, после свадьбы, мы сидели с Максимом на балконе нашей съёмной квартиры. Он держал меня за руку и молчал — хорошим, тёплым молчанием.

— Знаешь, — сказала я, — я раньше думала, что счастливые семьи — это миф. Что везде есть конфликты, борьба, война за власть.

— А теперь?

— А теперь думаю, что дело не в семьях. Дело в людях. В том, готовы ли они уважать друг друга. Давать пространство. Любить без условий.

Максим поцеловал меня в макушку.

— Моя мама тебя обожает. Говорит, что я наконец-то сделал правильный выбор.

— А ты?

— А я знаю это с первого дня.

Мы сидели и смотрели, как садится солнце. За окном шумел город, где-то внизу смеялись дети, соседи жарили шашлык.

Обычный летний вечер. Обычное счастье.

Но я-то знала, какой ценой оно далось.

Иногда я думаю о женщинах, которые сейчас сидят на кухнях своих свекровей. Которые слышат, какие они плохие, неправильные, недостойные. Которые терпят, надеются, ждут перемен.

Мне хочется сказать им одно: не ждите. Перемены не придут сами. Либо вы меняете ситуацию, либо она меняет вас. И второй вариант гораздо страшнее.

Моя первая свекровь хотела меня сломать. А в итоге сломала себя. Свою связь с сыном, свою гордость, своё здоровье.

Я не сломалась. Я ушла. И это было лучшее решение в моей жизни.

Говорят, что невестка и свекровь — вечные враги. Что эта война началась ещё в древние времена и никогда не закончится.

Но это неправда.

Вражда — это выбор. Можно выбрать уважение, границы, взаимное признание. Можно выбрать любовь без условий и контроля.

Моя нынешняя свекровь выбрала именно это. И наши отношения — доказательство того, что так бывает.

Когда она приезжает в гости, я радуюсь. Искренне, без напряжения. Мы готовим вместе, болтаем о ерунде, смеёмся над шутками Максима. Она не критикует, не контролирует, не сравнивает меня с кем-то. Просто принимает — такой, какая я есть.

Это ли не чудо?

Прошлым летом Зинаида Фёдоровна прислала мне письмо. Обычное, бумажное, в конверте с маркой. Я удивилась — думала, она не знает моего адреса.

Письмо было коротким:

«Лена, я видела твои фотографии в интернете. Свадебные. Ты красивая и счастливая. Я рада за тебя. Прости меня ещё раз. Ты заслуживала лучшего, а я дала тебе худшее. Надеюсь, твоя новая свекровь понимает, какое ей досталось сокровище. Будь счастлива. З.Ф.»

Я прочитала это письмо несколько раз. Потом убрала в ящик стола. Не выбросила — оставила. Как напоминание о том, откуда я пришла и куда иду.

Жизнь странная штука. Иногда враги учат нас больше, чем друзья. Иногда боль — лучший учитель. Иногда нужно потерять всё, чтобы найти себя.

Моя первая свекровь стала моим врагом. Но она же стала моим освободителем. Если бы не её жестокость, я бы так и осталась в том браке — несчастная, униженная, невидимая.

Она вытолкнула меня из гнезда. И я научилась летать.

Сейчас, когда я смотрю на свою жизнь — на Максима, на нашу квартиру, на кота, мурлычущего на подоконнике — я понимаю: всё случилось правильно. Даже боль, даже слёзы, даже та папка с документами.

Это был мой путь. Тяжёлый, извилистый, но мой.

И знаете что? На этом пути солнце светит ярче. Намного ярче, чем в тени чужого контроля.

Каждая невестка, которая сейчас читает эти строки, знай: ты не ошибка. Ты не проблема, которую надо решить. Ты человек, достойный любви и уважения.

И если тебе это не дают — ищи там, где дадут. Мир большой. В нём найдётся место для тебя.

Я нашла своё место. И ты найдёшь.

Обещаю.

Жми «Нравится» и получай только лучшие посты в Facebook ↓

Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

«Подпишешь дарственную — будешь жить спокойно», — заявила свекровь, но невестка выбрала свободу