— Максим, ты в десятый раз говоришь, что мама ждет нас в субботу. И что Олеся приедет. И что они испекли какой-то там пирог.
Я ничего не упустила?
— Ты упускаешь главное, Люд. Они стараются! Три месяца уже — ни одного плохого слова.
Мама вчера звонила, спрашивала, как твое здоровье, какие витамины детям купить.
Олеся передала тебе тот набор кремов, который ты хотела.
Ну что тебе еще надо?
Люда прислонилась спиной к столешнице и скрестила руки на груди.
— Мне нужно, чтобы они оставили меня в покое, Макс.
Вот честно. Я не верю в чудеса, люди не меняются по щелчку пальцев.
Пять лет они меня грызли. Пять лет, Максим! Ты забыл?
Дверь распахнулась еще до того, как Максим успел нажать на звонок.
На пороге стояла Олеся.
Золовка сияла: новая прическа, широкая улыбка, цветастый передник поверх платья.
— Ой, кто пришел! — взвизгнула она, кидаясь Максиму на шею. — Братик! А мы уж думали, вы в пробках застряли.
Потом она перевела взгляд на Люду.
Раньше в этом взгляде всегда читалась брезгливость, а сейчас Олеся смотрела на невестку с умилением, граничащим с восторгом.
— Людочка! — она шагнула вперед и, прежде чем Люда успела отреагировать, чмокнула ее в щеку. — Какая ты красавица сегодня.
Этот цвет тебе так идет, прям освежает.
Проходи скорее, мама там уже стол накрыла, все ждет не дождется.
Люда выдавила из себя вежливую улыбку.
— Здравствуй, Олеся. Спасибо.
Из кухни выплыла свекровь.
— Дети мои, — торжественно произнесла она. — Ну наконец-то.
Максимка, похудел-то как, господи.
Люда, ты его совсем не кормишь? — она осеклась, поймав взгляд сына, и тут же исправилась: — Шучу, шучу!
Выглядите оба замечательно.
Людочка, я твои любимые баклажаны сделала, как ты просила рецепт три года назад.
Помнишь?
Люда помнила.
Три года назад, когда она попросила рецепт, Тамара Павловна фыркнула и сказала, что «у неумех все равно так не получится, только продукты переведешь!»
— Спасибо, Тамара Павловна, — ровно ответила Люда. — Очень приятно.
Они прошли в комнату.
Стол действительно ломился: салаты, нарезки, горячее, все было обставлено так, будто встречали почетную делегацию.
Максима усадили во главе, Люду — по правую руку от свекрови.
Олеся порхала вокруг то подкладывая куски, то подливая морс.
— Кушай, Людочка, кушай, — ворковала Тамара Павловна. — Ты у нас работаешь много, тебе силы нужны.
Мы вот с Олесей вчера говорили — какая ты все-таки молодец.
И карьеру строишь, и дети всегда чистенькие, ухоженные.
Не то что у некоторых.
Люда чуть не поперхнулась салатом.
Это была какая-то параллельная реальность.
Раньше её работа называлась «просиживанием штанов», а дети были «невоспитанными дикарями».
— Да, — подхватила Олеся, накладывая себе винегрет. — Я вообще Максу говорю: тебе с женой повезло. Мудрая она у тебя.
Другая бы давно нас послала с нашими характерами, а Люда — нет, кремень. Терпеливая.
Максим сиял.
Он ел курицу, смотрел на жену, на мать, на сестру и буквально таял от счастья.
Его мечта сбылась: его женщины не цапаются, а хвалят друг друга.
Он бросил на Люду взгляд, в котором читалось торжество.
Люда же жевала баклажан, который на вкус напоминал вату, и ждала.
Интуиция вопила сиреной: так не бывает! Люди не меняются за три месяца!
Люда почему-то чувствовала себя мухой, которая уже села на ленту, но еще не поняла, что приклеилась.
Разговор тек плавно.
Обсудили погоду, цены на ЖКХ, успехи детей в школе.
Свекровь ни разу не упрекнула Люду, Олеся ни разу не поддела.
Это было настолько идеально, что становилось страшно.
Чай подали с тем самым фирменным пирогом. Олеся разрезала его на аккуратные треугольники.
— Людочка, тебе самый большой кусок, — улыбнулась золовка, пододвигая тарелку. — Слушай… мы тут с мамой посоветовались…
Хотели с тобой поговорить. Как с женщиной умной и современной.
«Началось», — пронеслось в голове у Люды.
Желудок сжался. Она отложила ложечку и внимательно посмотрела на Олесю.
— О чем?
Максим перестал жевать.
Он тоже почувствовал смену настроения, но все еще надеялся на лучшее.
Олеся вздохнула, картинно опустила глаза, потом снова подняла их на Люду:
— Ты же знаешь, у меня с мужем сейчас все сложно.
Развод на носу, делить нам нечего, квартира его…
В общем, остаюсь я на улице, по сути.
С мамой жить — сам понимаешь, тесно, да и характеры у нас…
— Ближе к делу, — попросила Люда.
— Мы нашли вариант, — быстро заговорила Олеся, подавшись вперед. — Шикарная «двушка», цена — сказка, срочная продажа.
Хозяева уезжают, отдают почти даром.
Но ипотеку мне одной не дадут, у меня официалка маленькая.
А у тебя, Люда, зарплата белая, стаж хороший, история чистая.
В комнате повисла тишина.
— И? — Люда уже знала ответ, но хотела услышать его вслух.
— Ну… — Олеся нервно хихикнула. — Мы подумали, может, ты оформишь ипотеку на себя? А платить буду я! Честное слово!
Я сейчас на вторую работу устраиваюсь, все буду отдавать копейка в копейку. Квартира будет на тебе, ты ничем не рискуешь.
Как только я встану на ноги, переоформим.
Ну или ты просто поручителем пойдешь, но лучше, конечно, на тебя, так ставка ниже будет.
Тамара Павловна молитвенно сложила руки на груди:
— Людочка, выручай. Девочка пропадает. Ты же добрая, ты же понимаешь. Мы семья, должны помогать друг другу.
Квартира — это же не шутки.
А мы тебе будем помогать с детьми, я все лето их на даче держать буду, ты отдохнешь…
Люда перевела взгляд на Максима.
Муж сидел красный, как рак. Видимо, для него эта просьба тоже была новостью. Или нет?
— Вы хотите, чтобы я взяла ипотеку на двадцать лет для Олеси? — медленно, раздельно произнесла Люда.
— Ну почему для Олеси? — встряла свекровь. — Формально для себя! Это же вложение!
А жить там будет Леська. Она платить будет, я с пенсии добавлять буду.
Люда, ну мы же родные люди!
Три месяца душа в душу живем, ты же видишь, как мы к тебе относимся!
Пазл сложился.
Три месяца. Ровно столько, сколько нужно, чтобы «обработать клиента».
Все эти звонки, витамины для детей, кремы, лесть — это была просто прелюдия.
— Нет, — сказала она.
Улыбка Олеси дрогнула, но удержалась на лице.
— Что «нет»? Людочка, ты не поняла, я платить буду сама…
— Я все поняла, Олеся. Я не буду брать на себя ипотеку. И поручителем не буду. У нас свои дети, свои планы.
Я не могу рисковать финансовой безопасностью своей семьи ради твоих жилищных проблем.
Тамара Павловна перестала изображать святую. Её лицо начало наливаться краской.
— Финансовой безопасностью? — переспросила она, и в голосе прорезались знакомые стальные нотки. — Значит, как крема принимать — так мы семья, а как сестре помочь, когда она на улице остается — так «свои планы»?
— Мам, подожди, — вмешался Максим. — Люда права, это огромная ответственность.
Ипотека — это не сто рублей до зарплаты.
Почему вы мне не сказали, что собираетесь просить об этом?
— А что тебе говорить?! — взвизгнула Олеся, отшвыривая салфетку. — Ты же подкаблучник! Что она скажет, то и будет!
Мы думали, у твоей жены сердце есть, думали, она поумнела, подобрела! А она как была эго.исткой, так и осталась!
— Вот! — торжествующе ткнула пальцем в Люду свекровь. — Я же говорила!
Я же говорила тебе, Леська!
Бесполезно перед ней бисером метать! Она только о себе думает!
Мы к ней со всей душой, пылинки сдували, в рот заглядывали! А она нос воротит!
— Мы три месяца перед тобой унижались! — заорала Олеся, и ее лицо перекосило от злости. — «Людочка, Людочка»! Тьфу!
Да я видеть тебя не могла, терпела ради квартиры! А ты…
Ты просто…
— Олеся! — рявкнул Максим, ударив ладонью по столу.
Люда встала. Спокойно, без резких движений.
— Спасибо за ужин, Тамара Павловна. Баклажаны были вкусные.
Жаль, что ваша доброта имеет такой высокий ценник.
— Пошла вон отсюда! — прошипела свекровь, вскакивая со стула. — Ноги чтоб твоей здесь не было!
И внуков не хочу видеть больше, так и знай!
Вырастила змею на груди!
Сына мне испортила, теперь и дочь без крыши оставить хочешь!
Чтоб тебе пусто было!
— Мама! — Максим тоже вскочил. Он смотрел на мать и сестру так, словно видел их впервые. — Замолчите. Обе. Быстро.
— А ты чего рот открыл? — накинулась на него Олеся. — Защищаешь ее?
Да она нас ни во что не ставит! Мы для нее мусор!
— Вы сами себя такими делаете, — тихо сказал Максим. — Пойдем, Люд.
— Идите-идите! — неслось им в спину. — И не возвращайтесь!
Только когда приползете помощи просить, я вам дверь не открою!
Ни копейки от меня не получите!
Они вышли в прихожую под аккомпанемент проклятий и упреков.
Люда молча надела плащ.
Максим обувался, низко опустив голову. Ему было стыдно за этот спектакль.
Говорила ведь жена, предупреждала.
А он, незабудка наивная, матери и сестре поверил. Вот д..рень…
Когда за ними захлопнулась тяжелая железная дверь, отрезав крики Олеси, на лестничной площадке повисла тишина.
Лифт не работал, пришлось идти пешком.
Они вышли на улицу.
Вечерний воздух был прохладным и чистым. Люда глубоко вдохнула и неожиданно улыбнулась.
Они дошли до машины молча, сели. Максим не заводил двигатель, он сжал руль обеими руками и уперся в него лбом.
— Прости, — глухо сказал он, не поднимая головы.
Люда посмотрела на него. Ей было жаль его. Он так хотел верить в хорошую семью, что позволил себя в десятый, наверное, раз обмануть.
— Я же говорила, Макс, — мягко сказала она. — Не бывает чудес.
— Я бал..б.ес, — он наконец повернулся к ней. — Я правда думал, что они осознали, раскаялись.
А это был просто бизнес-план!
«Три месяца унижались»… Ты слышала?
Они это называли унижением. Просто нормальное человеческое общение для них — это унижение!
— Теперь ты понимаешь, почему я держала дистанцию?
— Понимаю. Теперь понимаю. — Он завел машину. — Больше я тебя к ним не потащу. Никогда.
И сам… сам, наверное, тоже пас. Хватит с меня этого цирка.
— А как же Олеся? Она на улице остается.
Максим усмехнулся, глядя на дорогу.
— Олеся? У нее есть бывший муж, есть мама, есть, в конце концов, руки и ноги. Пусть работает.
Пусть снимает комнату, как все люди.
Ты права, Люд. Мы не должны платить за их «любовь». Слишком дорого выходит.
Люда откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.
Машина плавно тронулась с места. Впервые за долгое время она чувствовала себя в полной безопасности.
Максим оборвал все контакты с матерью.
Люда об этом его не просила — он сам так решил.
Конечно, в глазах родни со стороны свекрови Людмила осталась врагом номер один.
Потому что мужа под каблук загнала, потому что фактически бедненькую Олесю на улице оставила.
А Люде на сплетни плевать. Отвязались от нее эти га..ки, и слава богу.
Под забором бы спала, если бы не мой сын тебя пожалел — прошипела свекровь