Мать сделала глубокий вдох и взвыла:
— Меня! Мать родную и на порог не пускать? Семочка, побойся Бога!
Это же гр.ех большой, от мамы отказываться!
Я ведь по-хорошему хочу, внучка младшего одним глазочком…
Семен прикрыл глаза и твердо сказал:
— Мам, не в этот раз. Пока нам не до гостей.
— Подкаблучник! Тр.пка! Ол…ух бессовестный, раз под дудку жены пляшешь! Нет у тебя больше матери, ясно?!
Вера мыла посуду, а муж потоптался на пороге.
Все мялся, пару раз порывался что-то сказать, но не решался.
Вера знала, почему он себя так ведет, но молчала. Ждала, когда он сам решится.
— Вер, тут такое дело… — начал он наконец. — Мама звонила.
Говорит, что соскучилась. Хочет в субботу приехать, на младшего посмотреть.
А то, говорит, он уже вырос, а она его толком и не видела.
Вера резко развернулась, опираясь поясницей о столешницу.
— Не видела? — переспросила она тихо. — А кто в этом виноват, Сем?
Кто на выписку не приехал?
— Ну, она же объяснила, — Семен отвел глаза. — Сказала, что за первым внуком ходила, ритуал выполнила, а сейчас ноги болят, давление.
Ты же знаешь ее.
— Знаю. Прекрасно знаю. За первым ходила и хватит. Так она и сказала.
— Ну чего ты заводишься? — муж наконец поднял на нее глаза.
В них читалась усталость.
Ему хотелось мира, тишины и борща, а не разбора полетов между двумя главными женщинами его жизни.
— Она просто хочет приехать. Чай попить, внуков потискать. Она же бабушка.
— Бабушка, — усмехнулась Вера. — Которая считает, что наши дети — это копии ее родни. А меня тут как будто и не стояло.
— Опять ты начинаешь.
— Нет, это ты начинаешь, когда трубку берешь и соглашаешься на все ее «хотелки», не спросив меня! — голос Веры дрогнул, но она сдержалась, чтобы не перейти на крик.
Младший мог проснуться.
Она села на табурет, чувствуя, как гудят ноги.
Память услужливо подкинула картинку семилетней давности. Они только поженились, жили у Нины Ивановны.
Вера тогда была наивной, старалась понравиться, пекла пироги, мыла полы до блеска. А потом забеременела первым.
— Помнишь, как мы жили у нее? — спросила Вера, глядя мужу прямо в лицо.
Семен вздохнул, наливая себе воды.
— Помню. Нормально жили. Помогала ведь.
— Помогала? — Вера горько рассмеялась. — Семен, когда я с животом ходила, она тебя на кухне прессовала каждый вечер.
«Выпишись, сынок, перепиши долю на меня. Мало ли что, вдруг разведетесь, а квартира семейная».
При живой жене, беременной твоим ребенком, она нас уже разводила и имущество делила.
— Она просто перестраховывалась. Старая закалка, — буркнул Семен. — Ты же знаешь, она всего боится.
— Она не боялась. Она меня старательно вычеркивала из твоей жизни.
А когда сын родился? Помнишь, что она сказала, когда впервые его увидела?
Семен промолчал. Он помнил, но признавать это вслух не хотел.
— «Ой, ну вылитый моя доченька! Ну копия Светочки! Ничего от матери нет, слава богу, наша порода!»
Наша порода, Сем. А я кто? Инкубатор?
Я стояла рядом, зеленая после роддома, швы болели, а она даже не спросила, как я себя чувствую.
Только сюсюкала, что наконец-то в семье красивый ребенок появился, в их породу.
— Ну ляпнула, не подумав. Что ты к словам цепляешься? Столько лет прошло.
— Слова не забываются, когда они бьют по больному, — Вера встала и начала накладывать ужин.
Семен сел за стол, пододвинул к себе тарелку.
— Вкусно пахнет. Вер, давай не будем ссориться. Ну приедет на пару часов, посидит и уедет.
Я сам буду с ней, ты можешь вообще в комнате с мелким сидеть.
— Нет, — отрезала Вера. — Я не буду прятаться в собственном доме.
Это она в гости напрашивается. И ладно бы просто игнорировала, но ведь она лезет.
Вспомни тот случай с посудой. Старшему год был.
Семен перестал жевать.
— Я мыла посуду, — начала она, глядя в одну точку на стене. — Он капризничал. Зубы лезли, помнишь?
Висел у меня на подоле, тянул за юбку, ныл: «На ручки, на ручки».
Я вся в пене, говорю ему: «Подожди, зайка, сейчас домоем и пойдем».
А тут она заходит.
Вера перевела взгляд на мужа.
— «Что ж ты за мать такая, — говорит. — Ребенок надрывается, а ей лишь бы тарелки тереть». И хватает его.
А он не хочет к ней, он ко мне хочет, тянет ручки, в плач ударился, аж закатывается.
Она его держит, перекрикивает его плач своим хохотом: «Иди к бабе, баба лучше, баба пожалеет!»
Он вырывается, уже истерика, красный весь. Она его на кухню затаскивает и выдает…
Семен опустил голову.
— Вер, не надо.
— Надо, Семен. Надо. Она сказала: «Ты хуже на.цистов. Даже в конц.лагерях так над детьми не изде.вались, как ты над родным сыном».
Я тогда промолчала, — тихо сказала Вера. — Д..ра была. Молодая, глупая, боялась тебя обидеть, маму твою расстроить.
А надо было тряпкой этой мокрой ее… по лицу хлестнуть и за дверь выставить.
Сравнить уставшую мать с на.цистами…
У меня в голове не укладывается, как у человека яз.ык повернулся.
И она после этого считает, что имеет право приходить и учить меня жизни?
— Она не со зла, — слабо возразил Семен. — У нее яз.ык без костей. Она потом сама жалела, наверное.
— Жалела? Она хоть раз извинилась? Нет.
Она привыкла самоутверждаться за мой счет.
Я для нее — пустое место, ошибка в твоей биографии.
Помнишь, когда ты… когда у нас тот период был?
Семен поморщился, как от зубной боли. Два года назад он оступился.
Из..мена была глу.пой, случайной, но семью разнесла в щепки.
Вера тогда собрала вещи и ушла с сыном на съемную квартиру.
— Я тогда к ней заехала за вещами, — продолжила Вера. — Думала, может, хоть женская солидарность сработает.
А она мне что выдала? «Хорошим женам, Верочка, мужья не из.меняют. Значит, где-то ты недоглядела, где-то неласковая была.
Мужику ведь что надо? Уют да тепло».
Ты из.менил, а виновата осталась я. Недоглядела.
— Мы же прошли это, Вер. Мы помирились. Я выбор сделал, я с тобой.
— Ты-то со мной. А она? Она до сих пор считает, что сделала мне одолжение, позволив вернуться.
И теперь второй внук у нее — «копия она». Опять.
Меня нет. Есть только ее гениальные гены, которые пробились сквозь мои «порченные».
Бесит прям!
— Так что мне делать? — Семен отложил вилку. Аппетит у него пропал. — Сказать ей «не приезжай»?
Она обидится. Начнет звонить, плакать, говорить, что я подкаблучник, что ты меня настроила.
— Пусть говорит, — Вера села напротив мужа и взяла его за руку. — Сем, пойми. Я не запрещаю тебе с ней общаться. Это твоя мать.
Езжай к ней, бери старшего, если хочешь. Но сюда… Я не хочу ее здесь. Меня от нее физически тошнит.
Я начинаю ждать подвоха.
Она зайдет, посмотрит на пыль на шкафу — и ухмыльнется.
Посмотрит на младшего — и скажет, что я его неправильно держу.
— И как ты это видишь? Вообще ее не пускать?
— На Новый год, — твердо сказала Вера. — И на дни рождения детей. Всё.
Официальные визиты. Короткие, вежливые, при параде. Как на приеме у посла.
А вот эти «заскочу на чай», «мимо проезжала» — нет.
— Она не поймет.
— А ты объясни. Ты глава семьи или кто? Ты должен защищать мой покой. Если я сойду с ума от ее придирок, кому от этого легче станет? Детям? Тебе?
Семен молчал.
— Она скажет, что я плохой сын.
— А ты скажи, что ты хороший муж. И хороший отец. Для нас сейчас главное — спокойствие.
Младший плохо спит, я устаю. Мне не нужны гости, которые высасывают энергию.
— Ладно, — выдохнул он. — Я поговорю. Но будет скан.дал.
— Пусть будет один раз скан.дал, чем десять лет тихого уж.аса.
Я ведь с ней пыталась говорить, Сем. Честно пыталась.
Говорила: «Нина Ивановна, вы, наверное, другую невестку хотели, побогаче да посговорчивее.
Но лучше меня у вас уже не будет. Только хуже».
— И что она?
— Посмеялась. Сказала: «Да уж куда хуже». Шутка такая. Смешная, правда?
Семен сжал ее руку.
— Прости. Я правда многого не замечал. Или не хотел замечать. Мне казалось, вы сами разберетесь. Б..бские разборки, все дела…
Договорить он не успел — зазвонил телефон. Семен и Вера переглянулись.
— Давай, — шепнула Вера. — Сейчас или никогда.
Семен глубоко вздохнул, принял звонок и включил громкую связь.
— Семочка! — зазвенел голос его дражайшей маменьки. — Ну что, сынок?
Я тут подумала… В субботу к обеду приеду. Пирогов напеку с яблочками и картошечкой, ты же любишь.
Твоя-то, поди, не печет-то, с двумя детьми некогда ей.
Вера закатила глаза, но промолчала.
— Привет, мам. Послушай. В субботу не получится.
На том конце провода повисла пауза.
— Как не получится? Вы что, уезжаете куда?
— Нет, мы дома. Просто… мы сейчас не принимаем гостей. Вера устала, малыш беспокойный. Нам нужно побыть одним.
— Гостей? — голос свекрови дрогнул, в нем появились визгливые нотки. — Семочка, я не гости, я мать! Я внука хочу увидеть! Я уже сумку собрала!
— Мам, я все понимаю. Но не в эти выходные. И не в следующие.
— Это она, да? — тон резко сменился на обвиняющий. — Это она тебе нашептала? Подкаблучник!
Я так и знала! Она меня со свету сжить хочет, внуков от родной бабушки прячет!
Вера сжала руку мужа.
— Никто никого не прячет, мама. И Вера тут ни при чем. Это мое решение.
Я вижу, что жене тяжело. Ей нужен покой, а не рауты светские с пирогами да поклонами.
Мы с тобой увидимся, приеду к тебе на неделе, после работы. Один.
— Один мне не надо! Мне внук нужен! Второй! Он же копия я! Все, кто фотографию видит, так говорят!
— Мам, он копия своих родителей, Веры и меня. И хватит уже делить детей на своих и чужих.
— Ах вот ты как заговорил… — мать захныкала. — Вырастила сына на свою голову…
Матери родной порог переступить не дает… Все для нее, все для этой…
— Мама, прекрати, — жестко сказал Семен. — Если ты будешь оскорблять мою жену, я положу трубку.
В трубке стало тихо.
Нина Ивановна не ожидала такого отпора. Обычно Семен мялся, извинялся, со всем соглашался, а тут…
— Значит, так ты заговорил? — неожиданно спокойно спросила она.
— Да, мам. Именно так.
— Ну хорошо! Хорошо, сыночек, я тебя услышала.
Запомни, родненький то, что я тебе скажу: забудь о моем существовании!
Нет у тебя больше родителей, сиротка ты. Зато при жене!
Родне всей расскажу, всем глаза на тебя открою.
Пусть знают, какого неблагодарного сына я воспитала! Ночей не досыпала, куска не доедала…
Нина Ивановна, всхлипнув, бросила трубку.
Семен опустил голову — Вера знала, что этот разговор ему не просто дался.
Семен пару месяцев переживал по поводу ссоры с мамой, а потом вроде бы подпривык.
Свекровь с радаров пропала, чему Вера несказанно была рада. Без ее вмешательства и правда дышалось легче.
Конечно, в глубине души она надеялась, что рано или поздно им удастся выстроить человеческие отношения, а пока…
Пусть все идет так, как идет.
Не смог забыть бывшую