— Рома, мама живет на свою пенсию, — Лида подняла голову, ее глаза покраснели. — Почти всё отдает нам. Как ты можешь обвинять её в обмане?
— Легко! — Рома подошел к Лиде и навис над ней. — Потому что я вранье ее за километр чую!
Когда я спрашиваю про чеки, она говорит, что потеряла, когда я проверяю сдачу, она «забыла ее забрать».
Вы без меня пропадете, вы обе — беспомощные.
Если я завтра уйду, кто вам будет продукты покупать со скидками?
Кто будет следить, чтобы вас в ЖЭКе не обманули?
— Мы как-нибудь справимся, — подала голос теща. — Уходи, если тебе так тяжело с нами, «беспомощными».
Рома замер.
— Уйти? Из квартиры, где я каждый гвоздь лично выбирал? Где я заставил вас окна поменять, чтобы вы зимой не выли от холода?
Нет уж. Я буду здесь жить и тыкать вас носом в вашу лень и гл..упость, пока до вас не дойдет!
Мария Дмитриевна, поджав губы, методично соскребала пригоревшие остатки зажарки.
Спина ныла, суставы пальцев ломило к дождю, но она не останавливалась.
Лида сидела за столом, обхватив голову руками.
— Лидочка, ты бы поела, — тихо проговорила Мария Дмитриевна, не оборачиваясь. — Совсем прозрачная стала. На работе небось опять одни сухари грызла?
— Не могу, мам, — выдохнула Лида, не поднимая головы. — Тошнит. И голова… как будто в тиски зажали.
— Ох, горе мое, — вздохнула мать. — Доползаешь до своей конторы, а толку? Такая молодая, а здоровья совсем нет…
Входная дверь хлопнула, Лида вздрогнула и непроизвольно сжалась. Опять сейчас начнется…
Муж вошел на кухню, не разуваясь. От него за версту несло тем специфическим, тяжелым запахом, который появлялся у него несколько раз в месяц.
Периодически Рома напивался, но, в отличие от большинства «кол…дыр..ей», способности четко изъясняться не терял.
Наоборот, становился болтливым, придирался без повода и по «синей» лавочке вечно устраивал скан.далы.
Когда он был трезвым, мама еще как-то огрызалась, свою точку зрения отстаивала, а вот с выпившим не связывалась…
Рома остановился в дверном проеме, засунув руки в карманы куртки, и обвел кухню тяжелым взглядом.
— Опять вонь на всю квартиру, — вместо приветствия бросил он. — Мария Дмитриевна, я вам сколько раз говорил: когда жарите, дверь на кухню закрывайте.
От одежды ..янью вашей несет!
Что у нас на этот раз? Похлебка из чечевицы? Котлеты из гречки? Или из.врат.или..сь и свое противное рагу сгон.о..шили?
Я впервые встречаю женщину, которая настолько отвратительно готовит!
Лида втянула голову в плечи. Ну вот, началось…
Мария Дмитриевна выпрямилась и побледнела.
— Здравствуй, Рома. Я сейчас проветрю кухню, открою окно.
— Сейчас? — Рома прошел к столу и стукнул по нему кулаком. — Сейчас уже поздно, окна по всей квартире нужно было открывать сразу, как только вы подошли к плите!
Вы вообще соображаете, сколько стоит чистка вещей?
Хотя откуда вам знать… Вы же дальше ближайшего магазина не ходите.
Он посмотрел на жену. Его взгляд смягчился лишь на мгновение, но тут же снова стал колючим.
— Лида, ты чего сидишь как неживая? Ой, только не говори, что у тебя мигрень разыгралась!
Дорогая, такой болезни не существует, ее ушлые врачи выдумали, чтобы побольше денег с народа вытянуть!
Работала бы нормально — и болеть некогда было бы.
А так — сидишь тут, мамочку свою слушаешь, деградируешь.
— Рома, ей правда плохо, — попыталась вмешаться Мария Дмитриевна.
— А я вас не спрашивал! — Рома резко повернулся к теще. — Вы лучше скажите, куда делись вчерашние триста рублей, которые я на хозяйство оставлял?
Я список писал: хлеб, молоко, масло по акции в «Пятерочке». Специально подчеркнул — по акции!
— Купила я всё, Рома, — Мария Дмитриевна подошла к холодильнику и открыла его. — Вот молоко, вот масло. Осталось сорок рублей, они в прихожей на тумбочке лежат.
Рома встал, подошел к холодильнику и начал бесцеремонно передвигать банки.
— Это что? — он вытащил пачку масла. — Я же сказал — по акции! Тут ценник другой. Вы специально берете дороже, чтобы разницу себе в карман положить?
— Господь с тобой, Рома! — всплеснула руками женщина. — Акция закончилась еще утром. Пришлось брать такое. Не без масла же кашу варить.
— Пришлось ей… — Рома швырнул пачку обратно на полку. — Вы меня за д..рака держите?
Думаете, я не знаю, как вы, пенсионерки, крутитесь?
Прячете деньги под матрас, а жалуетесь, что лекарства дорогие, а сами на миллионах спите?
Лида, ты посмотри на нее! Она же нас обкрадывает на ровном месте!
— Мама не прячет деньги, Рома, — тихо отозвалась Лида, чувствуя, как к горлу подкатывает комок. — Зачем ты опять начинаешь? Чего ты ее всегда дергаешь?
— Затем, что порядок должен быть! — Рома еще раз ударил кулаком по столу. — В этом доме только я один думаю о завтрашнем дне.
Если бы не моя практичность, вы бы давно по миру пошли.
Кто кран починил в прошлый четверг? Я!
Кто договорился за полцены обои в коридоре переклеить? Я!
А вы только потребляете.
Одна вечно больная, другая — просто хитро…!
Мария Дмитриевна отвернулась к плите, плечи ее мелко задрожали.
— Я весь день убираю, готовлю, стираю… Ром, имей совесть. Я копейки лишней не возьму.
— Рассказывайте сказки в другом месте, — Рома прошел к раковине и брезгливо посмотрел на мокрую губку. — Посмотрите на это! Губка гниет в воде. Это же бактерии!
Вы хотите, чтобы мы тут все загнулись? Чистота — это не просто тряпкой возить, это технология.
Но вам же лень. Вам проще прикинуться бедной овечкой и ныть, что с вами тут плохо обращаются…
Тьфу, противно!
Он повернулся к Лиде, которая уже не скрываясь плакала, закрыв лицо ладонями.
— И ты хороша. Сидишь, жалеешь ее. А вспомни, как ты в первый год нашей жизни мою заначку нашла?
Помнишь, какой скан.дал закатила?
«Ой, Ромочка, как ты мог, мы же семья!»
А я тогда на черный день откладывал, на твое же лечение, между прочим!
И что теперь? Чего ты мать свою за заначки не долбаешь?!
Я теперь во всем виноват, а твоя мама — святая?
Да она хитрее меня в сто раз!
Лида вспомнила про ту заначку. Пятьдесят тысяч, аккуратно спрятанные в старом нерабочем системном блоке.
Она тогда случайно наткнулась на них.
Обидно было не от самого факта сокрытия, так сказать, а от того, что Рома каждый день считал копейки на проезд, заставляя ее отчитываться за каждый купленный йогурт.
Тогда он вывернул всё так, будто она — транжира, которой нельзя доверять семейный бюджет.
Она простила. Думала, что это просто его стр.ах перед бедностью.
Рома подошел к кастрюле, стоящей на плите, открыл крышку и понюхал содержимое.
— Жир один. Опять свинину взяли самую дешевую? Я же просил говядину!
Лиде нельзя жирное, у нее печень ни к черту.
Вы её в могилу свести хотите своей готовкой?
— Говядина стоит в три раза дороже, — прошептала Мария Дмитриевна. — Ты сам сказал в понедельник: «Экономим на всём».
— Экономить надо с умом, а не за счет здоровья! — Рома выплеснул половник супа обратно в кастрюлю, брызги полетели на чистый кафель. — Бестолковые.
Абсолютно бестолковые женщины. Я вообще не понимаю, как вы до меня жили?!
У Лиды перед глазами поплыли черные круги. В кухне стало невыносимо душно.
— Рома, пожалуйста… замолчи, — она попыталась встать, но ноги были как ватные.
— А чего это я должен молчать? — Рома распалялся всё сильнее. — Я работаю, я приношу деньги, я содержу эту бога..дельню! И я имею право говорить правду!
Вы живете припеваючи исключительно за мой счет!
Мария Дмитриевна, признайтесь честно: где вы спрятали те деньги, которые остались от продажи дачи вашего брата?
Я знаю, что там была у вас доля!
— Какая дача, Рома? — Мария Дмитриевна обернулась. — Брат продал её пять лет назад, чтобы долги сына закрыть.
Мне там ни копейки не досталось!
— Ну конечно! — Рома хлопнул в ладоши. — Так я и поверил.
Прячете. Всё прячете. А я тут, как проклятый, экономлю.
Бессовестная вы женщина. Ленивая и бессовестная!
Лида охнула и начала медленно оседать на пол.
— Лида! — Мария Дмитриевна бросилась к дочери, оттолкнув Рому.
— Ой, началось, — Рома сложил руки на груди, наблюдая за суетой. — Очередной приступ, прям по расписанию.
Как только припрут к стенке — сразу в обморок. Очень удобно.
— Уйди отсюда! — крикнула мать, пытаясь удержать обмякшее тело дочери. — Уйди, и..род, пока я гр.еха на душу не взяла!
Рома фыркнул, развернулся и вышел в коридор.
— Пойду в комнату. А ты, Лида, подумай, с кем ты живешь и кто тебя на самом деле обманывает. Твоя мать тебя за нос водит, а ты и рада.
Дверь в спальню закрылась с тем же характерным грохотом.
Мария Дмитриевна, всхлипывая, прикладывала холодное полотенце ко лбу Лиды.
— Доченька, потерпи… Сейчас полегчает… Господи, за что же нам это?
Лида открыла глаза.
Потолок кухни медленно вращался, в голове набатом стучала одна мысль: он никогда не изменится.
И почему они с мамой его терпят? Зачем им такой мужчина в семье?
Мама, хозяйка квартиры, вынуждена прогибаться перед зятем…
Господи, как стыдно!
В коридоре снова послышались шаги Ромы. Он приоткрыл дверь спальни и высунул голову.
— И чай перестаньте каждый день заваривать!
Я сколько раз говорил, чтобы вы в таких количествах заварку не тратили!
Я что, каждые две недели пачку покупать должен?
Дверь захлопнулась снова. Мария Дмитриевна закрыла глаза и тихо, по-стариковски, запричитала.
Лида лежала у неё на коленях.
Где взять сил, чтобы это все прекратить?
Нужно просто подняться, зайти в спальню и сказать, чтобы собирал вещи, чтобы выметался из маминой квартиры…
А что, с мамой жить тебе нормально, а с сестрой уже нет? — вмешалась золовка