Когда свекровь рухнула на пол прямо посреди кухни, схватившись за сердце, я бросилась к ней, не думая ни о чём, кроме одного: только бы успеть. Валентина Петровна лежала на холодном линолеуме, её лицо было бледным, губы дрожали, а глаза закатывались.
— Максим! — закричала я мужу. — Вызывай скорую! Быстро!
Максим выскочил из комнаты, хватая телефон. Я опустилась на колени рядом со свекровью, пытаясь нащупать пульс. Сердце билось, но как-то странно, рывками.
— Валентина Петровна, держитесь! Сейчас скорая приедет!
Свекровь застонала, слабо сжала мою руку.
— Ирочка… доченька моя… я знала… что ты рядом будешь… в трудную минуту…
Скорая приехала через двадцать минут, которые показались вечностью. Врачи осмотрели Валентину Петровну, сделали кардиограмму, померили давление. Пожилой врач, снимая перчатки, сказал:
— Состояние стабильное, но нужно дообследование. Возможна сердечная недостаточность. Пациентке требуется покой, никаких стрессов, постельный режим. И постоянное наблюдение. Желательно, чтобы кто-то был рядом круглосуточно.
После отъезда скорой мы с Максимом усадили свекровь на диван, укрыли пледом. Она выглядела такой беззащитной, такой слабой. Валентина Петровна всегда была энергичной женщиной, хозяйкой в доме, строгой и требовательной. А теперь сидела, сжавшись комочком, и дрожала.
— Мама, не волнуйся, — Максим гладил её по плечу. — Мы обо всём позаботимся.
— Я боюсь, — прошептала свекровь. — Так боюсь… Одна в квартире… Вдруг снова станет плохо… А никого рядом не будет…
Она посмотрела на меня влажными глазами.
— Ирочка, милая… Я знаю, что прошу о многом… Но не могла бы ты… хотя бы какое-то время… побыть рядом? Днём? Я так боюсь оставаться одна…
Я взглянула на Максима. Он смотрел на меня с надеждой и мольбой.
— Конечно, Валентина Петровна, — услышала я свой голос. — Я возьму больничный на работе. Побуду с вами.
Лицо свекрови расцвело благодарной улыбкой.
— Спасибо, доченька… Я знала, что на тебя можно положиться…
В ту ночь я не спала, прокручивая в голове события дня. Валентине Петровне шестьдесят два года. Она всегда была здорова, активна, работала до последнего. Но сердце — штука коварная. Может в любой момент подвести.
Утром я позвонила на работу, объяснила ситуацию. Начальник не обрадовался, но больничный одобрил на неделю.
— Ирина, у нас сейчас квартальный отчёт, — недовольно сказал он. — Постарайся вернуться побыстрее.
— Конечно, Владимир Сергеевич. Я сделаю всё возможное.
Неделя превратилась в две. Потом в месяц. Валентина Петровна постоянно жаловалась на слабость, головокружение, боли в сердце. Я водила её по врачам, сидела в очередях, покупала лекарства. Обследования показывали какие-то отклонения, но ничего конкретного. Врачи разводили руками — нужно наблюдать, принимать препараты, беречься.
Свекровь требовала моего постоянного присутствия. Я вставала в шесть утра, готовила ей завтрак, давала таблетки. Днём она постоянно звала меня — то принести воды, то подать плед, то включить телевизор. Вечером нужно было приготовить ужин, убрать квартиру, снова дать таблетки.
Максим уходил на работу рано утром и возвращался поздно вечером. Говорил, что проект важный, нельзя отпроситься. Всё легло на мои плечи.
— Ирочка, — жалобно звала свекровь, — мне так плохо… Посиди рядом, подержи за руку…
Я сидела. Держала за руку. Читала вслух. Включала её любимые сериалы. В моей жизни не осталось ничего, кроме ухода за больной свекровью.
Работа начала названивать. Начальник предупредил, что больничный не может длиться вечно.
— Ирина, либо выходи, либо мы вынуждены будем искать замену.
Я посмотрела на Валентину Петровну. Она лежала на диване, бледная, слабая. Как я могу оставить её одну?
Вечером за ужином я сказала Максиму:
— Мне нужно выходить на работу. Начальник больше ждать не может.
Максим нахмурился.
— Лен, мама больна. Ей нужен уход. Разве работа важнее?
— Но это же моя карьера! Моя зарплата! Мы не можем жить на одну твою.
— Мама важнее, — отрезал он. — Она может умереть в любой момент. А работу ты найдёшь другую.
— Другую? — я не поверила своим ушам. — Я восемь лет в этой компании! У меня хорошая должность, перспективы роста!
— Ирина, — вмешалась Валентина Петровна слабым голосом, — я не хочу быть обузой… Если работа для тебя важнее… моей жизни… я пойму…
Она всхлипнула, прижала платок к глазам.
— Я просто умру здесь, одна… Максимка на работе, ты на работе… А мне станет плохо… Никто не услышит… Не придёт… Ну что ж… видимо, такая моя судьба…
Слёзы покатились по её щекам. Я чувствовала себя последней дрянью.
На следующий день я написала заявление об увольнении. По собственному желанию. Начальник принял его молча, только покачал головой.
— Ирина, ты делаешь ошибку. Но это твой выбор.
Я вернулась домой к свекрови. Валентина Петровна встретила меня с радостной улыбкой.
— Доченька моя! Теперь ты совсем со мной! Как хорошо!
Дни превратились в однообразную рутину. Утро начиналось с жалоб свекрови на плохое самочувствие. Весь день я крутилась вокруг неё — готовила, убирала, подавала, приносила. Вечером падала без сил.
Максим почти не бывал дома. Проект, задержки, командировки. Я оставалась один на один с Валентиной Петровной.
Свекровь становилась всё требовательнее. То суп не того вкуса, то в комнате душно, то подушка неудобная. Я выполняла все капризы, потому что боялась — а вдруг ей действительно станет хуже?
Прошло три месяца. Мои сбережения таяли. Я жила на деньги Максима, а свекровь постоянно напоминала об этом.
— Хорошо, что у Максимки хорошая зарплата, — говорила она. — А то как бы вы жили? Ты же теперь не работаешь.
Однажды вечером позвонила моя подруга Света. Мы учились вместе, но последние месяцы я не выходила на связь.
— Ира, ты где пропала? Я уже думала, что с тобой что-то случилось!
Я коротко рассказала ситуацию. Света слушала молча, потом сказала:
— Слушай, а ты уверена, что твоя свекровь действительно так больна?
— Что ты имеешь в виду? — не поняла я.
— Ну, врачи ничего конкретного не нашли, правда? А она требует круглосуточного ухода. Ты бросила работу, сидишь с ней дома. Удобно же.
— Света, не говори глупости! — возмутилась я. — Ты что, думаешь, она притворяется?
— А что, такое невозможно? — Света говорила серьёзно. — Ира, я не хочу тебя расстраивать. Но моя тётя точно так же делала. Прикидывалась больной, чтобы невестка сидела дома и обслуживала. Лет пять так протянула. А потом раз — и выздоровела.
— Это… это же жестоко, — прошептала я.
— Контроль, — сказала Света. — Некоторые свекрови не могут смириться, что сын создал свою семью. Вот и придумывают способы, чтобы держать всех под контролем. Особенно невестку. Ты же теперь полностью зависишь от них. Без работы, без денег, без свободы.
Я повесила трубку и задумалась. Неужели?.. Нет, не может быть. Валентина Петровна действительно больна. Я же видела, как ей было плохо тогда, на кухне.
Но сомнение въелось в душу, как заноза. Я начала присматриваться. И замечать странности.
Когда Валентина Петровна думала, что я не вижу, она вставала с дивана легко, без всякой слабости. Быстро ходила по квартире, доставала что-то из шкафов. Но стоило мне войти — она тут же хваталась за сердце, опускалась на диван, изображая изнеможение.
Однажды я якобы ушла в магазин, а сама вернулась через минуту. Свекровь стояла у окна, разговаривала по телефону и смеялась. Громко, бодро.
— Да, Тамара, представляешь, уже три месяца сидит со мной! — говорила она весело. — Работу бросила! Теперь всё делает, что я скажу. Максимка доволен — жена дома, готовит, убирает. Я тоже — обслуживают, как королеву!
Я замерла в коридоре. Сердце колотилось.
— Притворяюсь? — продолжала Валентина Петровна. — Да так, немножко. Ну упала специально тогда, испугала их. Врачи, конечно, ничего не нашли, но я жалуюсь, ною. Они и верят! Особенно Ирка, она ж добрая дурочка…
Она засмеялась. Мой мир рухнул.
Я вошла в комнату. Свекровь резко замолчала, увидев меня. Телефон выпал из рук.
— Ира… я… это не то… я пошутила просто…
— Вы притворялись, — сказала я тихо. — Всё это время. Заставили меня бросить работу, отказаться от карьеры, превратиться в прислугу. Всё это было ложью.
Валентина Петровна попыталась изобразить слабость, схватилась за грудь.
— У меня сердце… мне плохо…
— Хватит! — крикнула я. — Я всё слышала! Вы здоровы! Вы обманывали меня три месяца!
Лицо свекрови изменилось. Исчезла беспомощность, появилась холодная злость.
— Ну и что? — она выпрямилась, стояла передо мной с высоко поднятой головой. — Ничего страшного не сделала. Просто показала невестке её место. Ты должна была заботиться о семье, а не по офисам бегать. Теперь ты дома, как положено. Готовишь, убираешь, ухаживаешь. Разве это плохо?
Я не могла поверить, что слышу это.
— Вы заставили меня отказаться от работы! Обманом!
— И правильно сделала, — отрезала свекровь. — Зачем тебе эта работа? Максим зарабатывает достаточно. А жена должна дома сидеть, хозяйством заниматься. И матерью мужа не пренебрегать.
— Вы не больны! Вам не нужен уход!
— Мне нужна была невестка, которая знает своё место, — Валентина Петровна села в кресло, скрестив руки. — Ты слишком самостоятельная. Всё про свою карьеру, про свои планы. А семья? А муж? А я, свекровь? Пришлось тебя приструнить.
Я стояла, не в силах произнести ни слова. Три месяца моей жизни. Три месяца обмана, манипуляций, унижений.
— И Максим знал? — выдавила я.
Свекровь пожала плечами.
— Максимка? Он мальчик послушный. Я сказала, что мне плохо — он поверил. Сказала, что нужен уход — он согласился. Он всегда меня слушается. В отличие от некоторых.
— Вы… вы чудовище, — прошептала я.
— Я мать, которая заботится о сыне, — холодно ответила Валентина Петровна. — И не позволю какой-то невестке разрушить нашу связь. Максим мой сын. Он был моим до тебя и останется моим после тебя. А ты — просто жена. Временная.
Я развернулась и вышла из комнаты. Руки тряслись, голова кружилась. Нужно было выйти, подышать, подумать.
На улице я села на лавочку в парке и расплакалась. От обиды, от унижения, от бессилия. Три месяца. Три месяца жизни, украденной хитрой, манипулятивной женщиной.
Я позвонила Максиму.
— Приезжай домой. Срочно. Нам нужно поговорить.
Он приехал через час. Мы сидели на той же лавочке. Я рассказала всё — про подслушанный разговор, про признание свекрови, про обман.
Максим слушал, бледнея.
— Это… должно быть какое-то недоразумение, — пробормотал он. — Мама не могла…
— Спроси её сам, — сказала я. — Позвони прямо сейчас. Спроси, здорова ли она.
Максим достал телефон, набрал номер.
— Мам, это я… Слушай, Ира говорит какие-то странные вещи… Про то, что ты притворялась больной… Это правда?
Я слышала голос Валентины Петровны в трубке, быстрый, оправдывающийся. Лицо Максима менялось — от недоверия к шоку, от шока к растерянности.
— Мам, погоди… То есть ты действительно… Ты заставила Иру бросить работу обманом?.. Как это «для её же блага»?.. Мам, это же… это неправильно…
Разговор длился минут десять. Максим повесил трубку и сидел молча, уставившись в асфальт.
— Она призналась, — сказал он тихо. — Сказала, что хотела как лучше. Что ты слишком много времени на работе проводила, что семью запускала. Что ей нужна была помощь по дому, а ты всегда отказывалась. Вот она и придумала способ…
— Способ меня обмануть и сломать мою жизнь, — закончила я.
— Ира, она не думала, что это так… Она просто…
— Она думала, — перебила я. — Она всё спланировала. Падение на кухне, жалобы врачам, постоянные капризы. Всё для того, чтобы сделать меня зависимой, подчинённой, удобной невесткой.
Максим молчал.
— Скажи мне честно, — попросила я. — Ты на чьей стороне?
Он поднял глаза.
— Ира, она моя мать…
— Я твоя жена.
— Я не могу выбирать между вами!
— Уже выбрал, — сказала я и встала. — Когда согласился, чтобы я бросила работу. Когда не заметил, что я превращаюсь в прислугу. Когда не защитил меня от манипуляций своей матери.
Я пошла прочь. Максим окликнул меня, но я не обернулась.
Дома — нет, уже не дома, в той квартире, где я три месяца была узницей, — я собрала вещи. Валентина Петровна сидела в гостиной и молчала. Когда я вышла с сумкой, она сказала:
— Ты пожалеешь. Максим не бросит мать ради такой невестки.
— Знаете что, Валентина Петровна? — я остановилась у двери. — Вы правы. Максим не бросит вас. Потому что он слабый, зависимый от мамы мужчина. И я не хочу всю жизнь бороться с вами за его внимание. Живите вместе. Вам так будет спокойнее.
Дверь за мной закрылась. Я спустилась по лестнице и впервые за три месяца вдохнула полной грудью.
Я вернулась в свою старую квартиру, которую сдавала, пока жила с Максимом. Договорилась с квартирантами, что заберу жильё через месяц. Пока поселилась у Светы.
Первым делом я начала искать работу. Старую должность уже заняли, но были другие вакансии. Через две недели я получила предложение от конкурирующей компании. Зарплата даже выше, чем была.
Максим звонил, писал, просил встретиться. Я согласилась на одну встречу.
Мы сидели в кафе. Максим выглядел усталым, потерянным.
— Ира, прости. Я не понимал, что происходит. Мама… она действительно переборщила. Но она сожалеет. Обещает больше так не делать.
— Максим, — сказала я спокойно, — проблема не в том, что она переборщила. Проблема в том, что она вообще это сделала. И в том, что ты ей позволил.
— Я не знал!
— Ты не хотел знать, — поправила я. — Ты видел, что я несчастна, что работу бросила, что превратилась в прислугу. Но тебе было удобно. Жена дома сидит, готовит, мама довольна.
Он молчал, опустив голову.
— Я хочу развода, — сказала я.
Максим вздрогнул.
— Не надо… Мы можем всё исправить… Съедем от мамы, заживём отдельно…
— Нет, — покачала я головой. — Потому что проблема не в твоей маме. Проблема в тебе. В том, что ты не смог защитить меня. Не захотел увидеть правду. Выбрал маму вместо жены.
— Я люблю тебя…
— Но недостаточно, — я встала. — Недостаточно, чтобы поставить меня на первое место. Недостаточно, чтобы установить границы со своей матерью. Недостаточно, чтобы защитить от её манипуляций.
Развод оформился через три месяца. Максим не сопротивлялся, подписал все бумаги. Говорил, что надеется, что я передумаю. Но я не передумала.
Прошёл год. Я живу в своей квартире, работаю на новом месте. Недавно получила повышение. Моя жизнь снова принадлежит мне.
Иногда я встречаю общих знакомых. Они рассказывают, что Максим так и живёт с матерью. Валентина Петровна теперь действительно начала жаловаться на здоровье — видимо, стресс от развода сына сказался. Только теперь Максим не очень-то верит её жалобам. Слишком хорошо помнит, как она обманывала раньше.
Мне не жалко их. Каждый получил то, что заслужил. Валентина Петровна хотела контролировать сына и невестку — теперь она со свекровью застряла в токсичных отношениях взаимных обид. Максим не захотел выбирать — теперь он один, без жены, с матерью, которой не может доверять.
А я выбрала себя. Свою свободу. Своё право жить так, как хочу я, а не как хочет свекровь.
Недавно я познакомилась с Игорем. Он инженер, самостоятельный, живёт отдельно от родителей. Когда я рассказала ему свою историю, он сказал:
— Моя мама всегда говорила: настоящая любовь — это когда муж ставит защиту вокруг своей семьи. От всех. Даже от собственных родителей, если они лезут не в своё дело.
Я улыбнулась. Его мама — мудрая женщина.
Каждая невестка должна знать: если свекровь манипулирует, обманывает, пытается контролировать — это не забота. Это токсичность. И если муж не встаёт на твою защиту — уходи. Потому что жизнь, проведённая в борьбе за собственное достоинство в чужой семье, — это не жизнь. Это медленное умирание.
Я выбрала жизнь. И ни капли об этом не жалею.
Завистница хотела развести