— Что еще?
— Людмила Марковна, Света не виновата! — выпалила Мария Владимировна.
— У нас есть свидетель!
Через полчаса в кабинете было не протолкнуться.
В учительской пахло пылью, мелом и застоявшимся кофе.
Мария Владимировна рассеянно перебирала тетради десятого «В», то и дело поглядывая на часы. До звонка оставалось семь минут, а она все никак не могла настроиться на рабочий лад.
— Господи, ну что за наказание, — пробормотала она, разглядывая свое отражение в потускневшем стекле шкафа. — Опять весь день с ними.
В последнее время ее класс напоминал пороховую бочку.
Девочки разбились на группки, и атмосфера накалялась с каждым днем.
Особенно усердствовала компания Вики Соловьевой — первой красавицы школы, вокруг которой вечно вилась стайка подружек.
Вика была из обеспеченной семьи, одевалась как модель и держалась соответственно — с королевской надменностью.
Светлана Крылова, тихая отличница с русой косой, казалось, существовала в параллельной вселенной, погруженная в учебники и конспекты.
Но Мария Владимировна не раз замечала, какими взглядами провожают ее девочки из компании Вики.
В этих взглядах читалась плохо скрываемая неприязнь.
— Задается больно, — как-то подслушала она шепот Алины, лучшей подруги Вики. — Все с учебником обнимается. Думает, самая умная.
Первый урок начался как обычно.
Мария Владимировна объясняла новую тему, краем глаза наблюдая за классом.
Вика с компанией, устроившись на задних партах, увлеченно переписывались записками.
Света склонилась над тетрадью, старательно конспектируя каждое слово.
— Марь Владимировна! — вдруг раздался от двери голос Степана Федоровича, школьного охранника. — Вас Людмила Марковна срочно к себе просит.
В кабинете директора было душно.
Людмила Марковна нервно постукивала карандашом по столу.
— Представляете, — она поджала губы, — застала ваших голубушек за школой.
Курят! Вика Соловьева с Алиной. И ведь как дерзко себя вели — мол, просто стояли, разговаривали.
— Может, и правда просто…
— Нет уж, — отрезала директриса. — Я не слепая.
Предупредила — еще раз замечу, родителей вызову. Так что последите за ними повнимательнее.
День тянулся бесконечно.
На большой перемене Мария Владимировна заметила, как Вика с подругами о чем-то шепчутся, сбившись в кучку у окна.
Заметив учительницу, они мгновенно разошлись с независимым видом.
К концу занятий у Марии Владимировны разболелась голова.
Она сидела в пустом классе, массируя виски, когда в коридоре раздался громкий крик.
Людмила Марковна, багровая от гнева, стояла на пороге своего кабинета.
— Это что такое?! — голос ее дрожал. — Кто посмел?!
Столы и кресла в кабинете были испачканы яркими разводами. На важных документах расплылись безобразные пятна.
Людмила Марковна хватала ртом воздух, не находя слов от возмущения.
В этот момент со стороны раздевалки донесся чей-то растерянный возглас.
Света Крылова стояла у своего рюкзака с потекшим маркером в руках. Ее лицо было белым как мел.
— Я… я не понимаю, — пролепетала она. — Он был в моем рюкзаке, но я его туда не клала!
— Ну конечно, — процедила Людмила Марковна. — А кто же положил? Домовой?
— Клянусь, я не делала этого! — Света всхлипнула. — Зачем мне?
— А затем, что из-за «четверки» по физкультуре медаль накрылась! — отрезала директриса. — Думала, отыграешься?
Не выйдет! Звоните родителям, Мария Владимировна. Пусть срочно приезжают.
Света беспомощно оглядывалась по сторонам, но встречала только осуждающие или равнодушные взгляды. В уголках ее глаз заблестели слезы.
— Я не могла… — прошептала она. — Правда, не могла…
Вика с подругами стояли поодаль, перешептываясь и с любопытством наблюдая за происходящим.
На их лицах застыло выражение праведного возмущения — ну надо же, тихоня-отличница, а туда же!
Мария Владимировна почувствовала, как внутри все сжимается. Что-то здесь было не так, неправильно. Но что? И как докопаться до правды?
А Света уже сползла по стенке на пол, закрыв лицо руками, и ее плечи мелко дрожали от рыданий.
Кто-то из младшеклассников хихикнул, проходя мимо, и этот звук прозвучал особенно жестоко в гнетущей тишине школьного коридора.
К вечеру школа затихла, но в воздухе все еще висело напряжение — густое, осязаемое, как перед грозой.
Мария Владимировна медленно шла по опустевшему коридору, и каблуки ее туфель гулко отдавались в тишине.
Света ушла домой час назад — заплаканная, с опущенными плечами, под гнетущим молчанием одноклассников.
Мать девочки, маленькая усталая женщина в потертом пальто, все повторяла: «Не могла она этого сделать, не могла…»
— Может, и правда не могла, — пробормотала Мария Владимировна, останавливаясь у окна.
За стеклом моросил мелкий дождь, и голые ветви деревьев царапали серое небо.
Она прислонилась лбом к холодному стеклу, прикрыла глаза.
В голове крутились обрывки сегодняшних разговоров, взгляды, жесты…
— Ишь, умаялись, Мария Владимировна? — раздался за спиной скрипучий голос.
Ольга Николаевна, школьная уборщица, опиралась на швабру и с сочувствием разглядывала учительницу.
Морщинистое лицо ее выражало искреннее участие.
— Умаялась, Ольга Николаевна, — вздохнула Мария Владимировна. — День сегодня выдался — врагу не пожелаешь.
— Это вы про историю с директорским кабинетом? — уборщица покачала головой. — Слыхала уже, как же. Все углы прожужжали.
А только зря они на Светочку думают.
Мария Владимировна резко обернулась:
— Почему — зря?
— Да потому что видала я, кто в рюкзак-то ей пакостил, — Ольга Николаевна понизила голос. — Не успела я тогда сообразить — думала, может, подружки ее…
А как шум поднялся — вспомнила. Вика эта, фи…фа наша, с Алинкой. Они и были.
— Постойте, — у Марии Владимировны перехватило дыхание. — Расскажите по порядку!
— Да что рассказывать-то, — уборщица прислонила швабру к стене. — Была я на втором этаже, полы мыла.
Гляжу — эти двое у рюкзаков топчутся.
Я еще подумала — странно, все в столовой, а эти тут.
Ну да мало ли, может, учебник забыли.
А они, значит, в один рюкзак что-то сунули и убежали. Я и внимания не обратила.
А теперь вот думаю — неспроста это было.
В кабинете Людмилы Марковны горел свет.
Директриса сидела за столом, разбирая испорченные документы.
При виде взволнованной Марии Владимировны она нахмурилась:
— Что еще?
— Людмила Марковна, Света не виновата! — выпалила Мария Владимировна.
— У нас есть свидетель!
Через полчаса в кабинете было не протолкнуться.
Вика с Алиной, бледные и растрепанные, стояли у стены.
Их родители — холеная дама в норковой шубе и представительный мужчина в дорогом костюме — возмущенно выговаривали Людмиле Марковне:
— Да как вы смеете! На каком основании!
— На таком, — отрезала директриса, — что Ольга Николаевна видела, как ваши дочери подбрасывали маркер в чужой рюкзак.
А учитывая утренний инцидент с курением…
— Это клевета! — взвизгнула Вика. — Ничего мы не подбрасывали!
— Да? — Людмила Марковна прищурилась. — А если мы сейчас опросим всех детей, кто был на этаже в ту перемену?
Алина всхлипнула и вдруг разревелась:
— Вика, давай скажем! Я больше не могу…
— За тк ни сь! — шикнула Вика, но было поздно.
— Это мы, — выдавила Алина сквозь слезы. — Мы хотели отомстить… За курение. И Светке заодно — достала своей идеальностью!
В кабинете повисла оглушительная тишина. Потом мать Вики, побелев, схватила дочь за плечо:
— Домой! Немедленно! Я с тобой дома поговорю!
— И за ремонт кабинета заплатите, — добавила Людмила Марковна ледяным тоном. — И за чистку мебели.
И перед Светой извинитесь — обе!
Когда все разошлись, Мария Владимировна без сил опустилась на стул.
Людмила Марковна молча достала из сейфа коньяк, налила в чашки для чая:
— Выпейте. День был тяжелый.
— Знаете, — медленно проговорила Мария Владимировна, грея руки о чашку, — я ведь чувствовала, что что-то не так.
Света не могла так поступить. Не тот человек.
— Да, — кивнула директриса. — А я разозлилась и наговорила лишнего.
Надо будет извиниться перед девочкой.
За окном совсем стемнело. Дождь усилился, барабаня по карнизу. Где-то в коридоре гремело ведро — Ольга Николаевна заканчивала уборку.
— Вот что значит — свой человек в нужном месте, — усмехнулась Людмила Марковна. — Если бы не она…
Мария Владимировна кивнула.
В голове у нее уже складывался план разговора с классом.
Нужно было многое объяснить, расставить точки над «i». Чтобы больше никогда…
— Отдыхайте, — Людмила Марковна поднялась. — Завтра тяжелый день.
Будем восстанавливать справедливость.
На душе было горько и светло одновременно.
Горько — от подлости, на которую оказались способны ученицы.
И светло — от того, что правда все-таки восторжествовала.
«Все-таки в жизни есть справедливость, — думала Мария Владимировна, идя к выходу. — Главное — верить в лучшее в людях.
И тогда обязательно найдется тот, кто поможет правде выйти наружу».