Федор Петрович Щербаков пришел с работы и на крыльце споткнулся о большой чемодан. Рядом с чемоданом стояла картонная коробка из-под телевизора, перевязанная бельевой веревкой. Он дернул за дверную ручку – дверь не открылась.
«Разбухла, что ли, – подумал Федор Петрович, – надо немного построгать».
Дернул посильнее – не открылась. «Странно, жена уже должна быть дома» – подумал он.
– Наталья! Открывай! – Федор Петрович постучал в дверь кулаком.
– Не открою, – послышалось из-за двери. – Ты здесь больше не живешь.
– Интересно, а где же я живу? – еще не веря в происходящее, спросил мужчина.
– Не знаю, – ответила жена. – Хочешь, к родителям иди, хочешь в Покровку поезжай.
– Наталья, смотри, я ведь сейчас действительно уйду! Пожалеешь!
– Не пожалею. Я с тобой больше жить не хочу, – послышалось из-за двери.
– А дом-то не только твой, но и мой. Открывай, говорю! – прикрикнул Федор.
– Дом это моего отца, и все документы на меня оформлены, так что уходи подобру-поздорову.
Федор Петрович в сердцах плюнул, взял чемодан и коробку и, сгибаясь под их тяжестью, побрел на другой конец деревни в родительский дом.
Он еще не успел дойти, а деревенская молва уже донесла до Петра и Антонины Щербаковых:
– Наталья Касьянова вашего Федьку из дома выгнала!
Поэтому, когда Федор бросил вещи в сенях и вошел в комнату, его ждал допрос с пристрастием.
– Ну, сынок, рассказывай, где нашкодил. Опять налево свернул?
– Нет, батя, честное слово, как женился – ни разу! – начал оправдываться сын.
– А за что же тебя Наталья выперла? Она женщина серьезная, ничего просто так не сделает. Чем обидел, может?
– Да не знаю я! Утром все нормально было – завтрак подала, блинов с собой завернула. А вечером пришел – чемодан на крыльце.
– Не верю я тебе, врешь ведь! – сказал отец.
Не верить сыну у родителей были все основания. Когда он из армии пришел, так загулял, что все матери в деревне стращали своих дочерей:
– Увижу рядом Федьку Щербакова – косы оборву, дома запру.
Понятно, что слушались не все, и Федька, часто приходя домой под утро, стряхивал с себя солому и сенную труху. Не раз приходилось ему выпрыгивать из окон – хорошо, что двухэтажных домов в деревне не было. А когда у какой-нибудь молодухи рождался ребенок, деревенские сплетницы обязательно приходили в дом – посмотреть, не похож ли новорожденный на Федора. И, говорят, случаи были.
А однажды мужики поймали его в лесу, раздели и посадили на муравейник, а одежду унесли. Потом бабушка Егоровна рассказывала, что Федька на рассвете пробирался домой огородами, прикрывшись лопухами.
Понятно, что в деревне не было желающих отдавать своих дочерей замуж за такого ловеласа. Его родители так и думали, что Федор никогда не женится и внуков они не дождутся.
Но когда ему исполнилось двадцать восемь, он как-то вечером сказал отцу:
– Батя, жениться хочу. Надо посвататься.
– И к кому нам свататься идти? – поинтересовался отец.
– К Касьяновым.
– К Наталье? У них одна дочка, остальные парни и уже женаты. Удивил, сынок. Не отдаст Степан за тебя единственную дочь.
– Отдаст. Наталья его упросит, любовь у нас, – уверенно сказал Федор.
– А ты там не нашкодил ничего? – осторожно спросил отец.
– Нет. Наталья строгая.
– Задал ты нам задачу. К Наталье, бабы говорили, в прошлом году Лешка Ревякин и Митька – Егоровны внук сватались, так Степан отказал, сказал, что молода еще. А сколько ей лет?
– Двадцать уже, она колледж закончила медицинский, – ответила ему жена.
Как две семьи договорились, никто в деревне не заметил. Со свадьбой решили поторопиться, потому что Касьяновы еще с весны готовились к отъезду. Переезжали в село в Краснодарском крае, где у них жили родственники. Степан уже и дом там купил. Ехали всей семьей: родители, два женатых сына, четверо внуков. Здесь оставляли одну Наталью.
На свадьбе Степан заявил, что дом, как планировал, продавать не будет, оставит молодым.
Все эти события и некоторая поспешность вызвали много сплетен. Некоторые кумушки даже утверждали, что Наталья вот-вот родит. Но ничего подобного не произошло – первенец – сын Вася – появился больше чем через год после свадьбы. А еще через три года родилась Марьяна.
Жили они хорошо, оба работали. Федор – на машинном дворе, Наталья – в ФАПе. Кроме кур, никакой живности не держали, но огород всегда засаживали полностью.
А вот сегодня Наталья выгнала мужа из дома.
Отец посидел, подумал, а потом сказал жене:
– Антонина, давай, дойди до Натальи, поговорите по-женски. Может, скажет она, в чем Федька провинился. Может, помирятся?
Наталья встретила свекровь хорошо. Накрыла стол, поставила чайник, сама начала разговор:
– Тетя Тоня, я знаю, зачем вы пришли, но я Федю не прощу. Обидел он меня. Опозорил. Это сегодня никто ничего не знает, а завтра вам любой расскажет, почему я его выгнала.
– Так мне-то ты можешь сказать? – спросила Антонина.
– Скажу. Пришла сегодня на работу, сижу, карточки заполняю – сами знаете, сейчас все в поле, лечиться людям некогда. Часов в десять приходит ко мне Верка Смирнова. «Не пойму, –говорит, – где болит. И здесь, и сюда отдает». Я ей мазь дала, а она не уходит. А сама вроде как что-то сказать хочет. Ну, я ее и спросила:
– Ты, Вера, еще что-то сказать хочешь?
–Хочу, – говорит.
И рассказала мне, что накануне мужики после работы у них в беседке «отдыхали» – ее Коля, Сергей Воропаев и Федор. Уж не знаю как, но зашел у них разговор о грехах молодости. Николай сказал, что Федор на три жизни вперед нагрешил, а теперь смотри-ка – примерный семьянин. А Сергей у Федора поинтересовался, как ему с одной женой живется после прошлого разнообразия. И Федор ответил: «Нормально живется, Наталья – баба как баба, иногда, правда, словно рыба снулая. А вот была у меня Люба-Любочка – вот это забористая женщина».
– Это он о Любе – продавщице из Покровки, ей сейчас уже за сорок, наверное.
– И это все? – спросила свекровь.
– Нет, не все. Потом Сергей добавил, что «снулая рыба» — это Феде наказание за его бурную молодость. И все весело смеялись. И Федя тоже. Не нужен мне такой муж, который жену свою прилюдно позорит. Я уже отцу позвонила. Он велел продать дом и ехать к ним.
– Наташа, но ведь вы уже не молодые, у вас детки, надо учиться прощать друг друга.
– Тетя Тоня, я еще молодая, мне только тридцать два в этом году будет. А Федору уже сорок, а он ума не нажил. А то, что у меня дети – я помню: Васе – десять лет, Марьянке – семь. Жаль только, что им с отцом не повезло.
Вернулась Антонина домой, пересказала все, что от Натальи услышала. Федор отказываться не стал – был такой разговор. Ну, выпили немного, потрепались, а она обиделась на ерунду!
– Болтливый мужик хуже п*яной бабы, – сказал отец. – Не будет Наталья после этого с тобой жить, но это еще не все. Помнишь, что об их семье говорили: «Кто Касьяновых обидит – долго не проживет». Так что ходи – оглядывайся!
Наталья собралась быстро. Дом смотрели несколько покупателей – с одним из них она договорилась. В конце июля к дому подъехали две машины – легковая и грузовая газель с большим кузовом. За рулем той и другой сидели братья Натальи – Михаил и Егор Касьяновы.
Они зашли в дом, а через час начали выносить и грузить вещи. Переночевали, и утром, загрузив оставшееся, передали ключи от дома новому хозяину.
Наталья села в легковую машину к Егору, а Михаил – за руль грузовой. И уехали.
После отъезда жены Федор несколько дней не выходил на работу – заболел. Но соседка Щербаковых рассказывала, что видела, как Мишка и Егор Касьяновы с Федькой разговаривали, а потом фонарей ему под глаза навешали.
Теперь о Наталье и внуках Антонина узнавала только у Раисы – тещи Михаила. Дочь звонила матери довольно часто.
Наталья с детьми поселилась в доме родителей, устроилась на работу в местную больницу.
Скоро Федору пришла повестка в суд – Наталья подала на развод. С первого раза их не развели, но через два месяца суд все-таки принял решение. Да еще и алименты на детей присудил.
Снова стал Федор вольным казаком, но почему-то это его не радовало. Он стал неразговорчивым, как-то ссутулился и словно уменьшился ростом. Каждая новость о Наталье и детях будто заставляла его склоняться ниже к земле.
А Наталья через два года вышла замуж за местного агронома, а еще через год родила двух мальчишек-близнецов.
Ушел на Новый год