— Слышь, хамить матери своей будешь, а в моем доме будешь делать то, что я сказал.
— Слышь, а ты не переел ухи? Это мой дом, а ты здесь всего лишь примак на шее у моей матери! – взвился Миша.
И тут же получил … по лицу.
Глава 1
— Это Антон, мам. Он будет жить с нами, потому что… ну, ты понимаешь, — Аленка чуть улыбалась, украдкой поглаживая себя по животу.
Мать ожидаемо заохала, заахала, принялась поздравлять, а Миша, младший Аленин брат, с трудом сдержался, чтобы не закатить глаза.
Вот с чем мать их поздравляет?
С тем, что сестрица не от большого ума на втором курсе замутила с парнем, бросила учебу, ввязалась по полной в «отношения», да еще и про контрацепцию забыла?
Антон у нее есть, а на …он не нашлось – и за это поздравляем?
Ясно же, что сейчас она благополучно сядет матери на шею, посадит рядом своего Антона, а следом еще и личинка подтянется, как же без этого.
И может быть даже не одна, учитывая, что с дитем вместе у многих женщин последние мозги выходят, а у сестрицы их и так негусто.
— Миша, а ты чего такое лицо строишь? – возмутилась Алена, глядя на брата. – Ты за меня не рад?
— Да рад я, рад, — буркнул парень, вставая из-за стола и скрываясь в своей комнате.
Одна радость от случившегося – мать будет меньше доставать ЕГО со своими нотациями.
Почему-то обычно в семьях любили больше младших детей, но вот с их «ячейкой общества» боженька сыграл очень злую шутку.
Потому что всегда, сколько Миша себя помнил, Алена у матери была светом в окошке, а он, Миша – так, не пришей к известному месту рукав.
И наплевать, что учился он на порядок лучше сестрички, проблем доставлял намного меньше (и по большей части – не доставлял их вовсе), да и характер у него (по крайней мере, до подросткового возраста уж точно) был куда более адекватным, чем у сестры.
Таких истерик, как Алена, он и сейчас не устраивал. Грубил, бывало. Но не так, чтобы прямо совсем из ряда вон.
— Так, Миша, к тебе есть разговор, — потребовала мать сразу после этого ужина, когда Антон поехал к себе за вещами, а Алена расселась на кухне перед телевизором, просматривая какой-то сериальчик.
О том, чтобы помочь матери помыть посуду или убрать со стола, речи, конечно, не шло.
— О чем? – насторожился парень.
— Алена и Антон – взрослые люди. И им нужно отдельное… жизненное пространство.
Поэтому ты переезжаешь ко мне в комнату, а твоя достается им.
— Чего?! – возмутился подросток.
Жить в одной комнате с матерью было бы стремно и девочке, а уж ему…
— Мам, ты вообще, нормальная?! С какой радости это я должен…
— С такой, Мишенька, что мы – семья. А семья обязана помогать друг другу…
— Ну так и помогала бы любимой доченьке, контрацептивы бы ей в карманы совала, чтобы не залетела в самый неподходящий момент.
— А ну не смей подобного говорить! Дети – это всегда счастье. И не бывает времени, когда они не ко времени.
Раз уж случилось подобное, наше дело – принять и дать все необходимое для того…
И понеслась по трубам известная субстанция.
На детях мать была буквально помешана, что странно, учитывая ее отношение к Михаилу.
— То есть я правильно понимаю, что мне для возвращения нормальных условий жизни надо обрюхатить какую-нибудь одноклассницу и перевезти ее к нам, все верно?
Тогда нам дадут комнату, а ты будешь спать вообще на коврике в коридоре.
А что, счастье же! – попытался достучаться до матери Миша. – Или мне ты скажешь, что раз ребенка заделал, то и ответственность за него должен нести сам.
Так может, ты Антону об этом сообщишь?
— Миша, а ну прекращай паясничать. И собирай вещи, ты переезжаешь ко мне в комнату.
Пока что ты живешь в моем доме и делать это будешь по моим правилам. Хотя бы на время.
Возможно, я смогу договориться с Ириной Павловной, чтобы ребята переехали к ней.
Ирина Павловна – это свекровь матери, бабушка Миши и Алены по отцу.
И она, в отличие от матери, обладала мозгами и каким-никаким чувством… эгоизма, что ли?
Нет, скорей уж просто не позволяла себе садиться на шею. Ни Алене, ни невестке, ни кому-либо еще.
Помнится, у бабушки с Аленой два года назад вышла крупная ссора из-за подарков.
Не понравилось сестре, что бабушка внукам на дни рождения по пять тысяч дарит.
Айфончик сестренка хотела. И закатила тираду, что жалкие копейки ей не нужны, а любящая бабушка бы подарила что-то стоящее, тем более что деньги у Ирины Павловны есть.
— Есть да не про твою честь. И жалкие копейки, раз они тебе не нужны, я забираю, — вырвав из рук внучки пятитысячную, бабушка развернулась и ушла к себе домой.
Больше Алену она не поздравляла ни с одним праздником.
При Мише она на его сестру не ругалась, но было видно по тому, что бабушка даже о ней не спрашивает при встрече, что обиделась она всерьез, надолго, а то и вообще навсегда.
Может быть, если бы Алена извинилась, то отношения бы наладились. Но та лишь разозлилась сильней на отсутствие подарков…
В общем, нет. Маловероятно, что бабушка согласится приютить Алену и Антона. А уж с учетом того, что на шею сверху сядет маленький ребенок… Нет, однозначно нет.
Вот и получается, что Антону как минимум до конца года предстоит терпеть все происходящее.
Потом, возможно, удастся после девятого поступить в какую-нибудь шар..агу в другом городе и свалить в общежитие.
— Сын, ты что, с ума сошел? Какая тебе шар.ага?! – возмутилась мать три месяца спустя.
Алена с уже заметным животом и Антон к тому времени успешно обжились в их квартире, вели себя, как полноправные хозяева.
Антон даже, которого Миша за глаза звал исключительно средством контрацепции, повадился гонять шурина с поручениями, а мать лишь потворствовала этому, мол, он старший мужчина в семье теперь, поэтому имеет право немного тебя повоспитывать.
– В нашей семье все были с нормальным образованием. И я не позволю, чтобы мой сын…
Да-да-да, не позволит она, Миша все понял. Терпеть ему вот этот цирк с конями еще два года.
Одна радость – после одиннадцатого он точно свалит отсюда как можно дальше и дорогу в родительский дом позабудет.
— Внук, ты что-то сам не свой, — неожиданно завела с ним разговор бабушка еще полгода спустя.
— Все в порядке, — отмахнулся Миша.
Потому что если он расскажет о происходящем в их доме бабушке, то она устроит матери головомойку.
Но ситуация от этого, как считал Миша, не изменится, а вот он сам наполучает и лекций, и отчитываний и прочего малоприятного морального давления. Так что бабушке лучше об этом ничего не знать.
Не знать о том, что после рождения ребенка жить в родительском доме стало и вовсе невыносимо.
Не знать о том, что вся зарплата матери и Мишина пенсия по потере кормильца (отца) уходят на то, чтобы прокормить помимо их двоих еще три рта.
Не знать о том, что муж сестры все чаще пытается помыкать мальчиком, а мать только поддакивает, мол, семье нужно помогать, сынок.
А ему-то, ему кто поможет?
— Миха, посуду помой! – рявкнул Антон во время очередной конференции с одноклассниками.
Мальчишки договорились с учителем сделать проект для презентации на городских соревнованиях взамен на дополнительные оценки.
На учебу Миша налегал теперь куда более ответственно, чем пару лет назад, потому что отчетливо понимал: это его единственный шанс сбежать из дома после школы.
И вот именно когда они с пацанами договаривались о деталях и искали нужные программы для обработки, в разговор вклинился этот…
— Я ее не пачкал, — машинально огрызнулся мальчик.
Совершенно справедливо, потому что после обеда тарелки за собой он мыл сразу, а если доедал последним что-то из кастрюли – мыл еще и ее (а не ставил пустую посуду обратно в холодильник, как это делали Антон с Аленой).
— Слышь, хамить матери своей будешь, а в моем доме будешь делать то, что я сказал.
— Слышь, а ты не переел ухи? Это мой дом, а ты здесь всего лишь примак на шее у моей матери! – взвился Миша.
И тут же получил … по лицу.
Кто-то говорит о накатывающем после такого ступоре. Другие пытаются убежать или же сдаются, соглашаясь сделать все, чтобы обидчик больше их не тронул.
Мишиной же реакцией оказалось «бей». И бил он, как оказалось, настолько хорошо (а может быть, Антон был настолько труслив, что не рассчитывал на подобный отпор), что ненавистный мужик вынужден был сбежать из квартиры, пока ущерб ограничился только разбитым носом и отбитым мужским достоинством.
Миша же кинулся звонить матери, надеясь, что уж теперь у нее откроются глаза и она поймет, что так дальше жить нельзя.
— Так дальше жить нельзя, — произнесла мать полчаса спустя, сокрушенно качая головой.
Миша уже собрался уточнить, когда же контрацептив свалит из их дома (сестру с ребенком, понятное дело, он выгонять даже в мыслях не смел – она такой же ребенок его матери, как и он сам, а вот чужому мужику тут явно не место).
Но мать вместо этого разразилась проклятиями и угрозами в адрес Миши. Мол, как так он посмел рушить жизнь сестре. А что, если Антон решит ее бросить после этого одну, с ребенком на руках?
— Мам, а ничего, что он меня ударил вообще-то?
— Так ты бы не провоцировал его – и ничего не было бы. В общем так. Что хочешь делай, хоть в ноги ему падай – но в семье должен быть мир.
— Не будет мира, — осклабился Антон, все это время подслушивающий под дверью. – Либо он, либо я.
А в вашу комнату мы мелкого спихнем, поможете присмотреть за внуком. Этот-то уже большой, сам справится. В его годы я уже на работе спину гнул…
«Интересно, что же сейчас ты ни на какую работу не ходишь? Неужели раньше перетрудился?» — мелькнула мысль в Мишиной голове.
Вслух он ее не озвучил. Вместо этого лишь с каким-то отупением наблюдал, как его мать собирает его вещи, а потом – вручает чемодан и деньги на автобус.
— К бабушке иди, сынок. Она тебя любит, авось приютит на полтора-то года.
И Миша отправился к бабушке.
Это потом он понимал, что надо было идти в полицию, писать заявление на мать и на этого…
Но тогда, в свете сложившихся обстоятельств, все рациональное и логичное из его головы вылетело.
И повезло ему в тот день, что бабушка оказалась дома и почти сразу открыла дверь.
А после, выслушав историю внука с чемоданом – не прогнала его и даже помогла, как сумела.
Прижимистый муж