Когда они поженились, Вика искренне верила, что сможет подружиться с роднёй Игоря. Не в том смысле, что с первой встречи все станут обниматься и шептаться о своём, как школьницы. Но хотя бы уважительно, тепло — семья ведь.
Первое время вроде всё шло нормально. Свекровь держалась сдержанно, но не враждебно. А вот Ирина — сестра Игоря — с самого начала произвела странное впечатление. Улыбалась широко, спрашивала про свадебное платье, делала комплименты — но всё это казалось будто с перегибом. Как будто Ирина подыгрывает, но не до конца искренне.
— Ну наконец-то ты у нас! — обняла она Вику при первой встрече. — А то думала, этот мой брат так и будет холостяком до пенсии.
Вика растерялась. Фраза вроде безобидная, но почему-то прозвучала так, будто Ирина сомневалась, что Игорю вообще кто-то подойдёт. Словно он такой особенный, что невестки ему не достичь.
Первые месяцы супружества пролетели быстро. Они с Игорем снимали двухкомнатную квартиру, оба работали — он айтишником, она в рекламном отделе. Планы были простые: накопить на ипотеку, потом завести ребёнка. Вика готовила ужины, Игорь помогал с уборкой, по выходным ездили к его маме.
В эти приезды Ирина была почти всегда. Поначалу Вика думала — совпадение. Потом — может, скучно живётся. И только когда разговор зашёл о ремонте в её квартире, и она вдруг предложила пожить у мамы «на недельку-другую», Вика всё поняла.
— А чё, я ж всё равно в отпуске, — сказала Ирина, пристраиваясь за столом. — Вам же не трудно, да? Всё равно вы только по выходным бываете. А я с мамой не виделась сто лет!
Игорь тут же одобрил:
— Конечно, оставайся. Мама только рада будет.
Никто, кажется, не заметил, как в этот момент Вика опустила вилку и посмотрела на мужа. Это была первая мелочь, после которой в ней начало что-то сжиматься.
С тех пор всё покатилось вниз по наклонной, но медленно. Не сразу и не резко — как вода, что капает с крана, и сначала не бесит, а потом не даёт уснуть.
Ирина звонила Игорю каждый день. Не просто «спросить, как дела», а именно каждый день. Вика иногда просила его не брать трубку за ужином, когда они, наконец, оставались вдвоём. Он кивал, соглашался, а потом уходил в коридор с телефоном.
— У неё стресс, — оправдывался он. — Там с квартирой косяки, плитку переделывать будут.
Но когда плитку всё-таки переделали, и в квартире снова можно было жить, Ирина почему-то не спешила съезжать от мамы.
— Тут спокойно, — говорила она. — У нас с мамой такая атмосфера уютная, чай по вечерам, сериалы. А дома — гул, пыль и эта пустота. Я ж там одна, как в склепе.
Вика слушала это, улыбалась, но внутри что-то начинало тянуть — нехорошо. Словно Ирина намекала, что ей одной хуже, чем им вдвоём. Словно Игорь должен был это чувствовать и что-то делать.
Потом начались деньги.
— Ну, это же на время, — говорил Игорь, когда Ирина в третий раз попросила «одолжить до пятнадцатого». — Её начальница с зарплатой опять затянула.
— А в прошлый раз? — спросила Вика. — Тоже начальница?
Он не ответил сразу. Просто посмотрел в окно.
— Это же моя сестра. Не бросать же её, — сказал потом.
Вика не спорила. Но вечером, пересчитывая бюджет, она заметила, что на фитнес ей в этом месяце уже не хватает.
Самое неприятное — это были не конфликты, а как раз их отсутствие. Ирина никогда не говорила Вике грубостей в лицо. Наоборот — всегда мила, улыбается, шутит. Но потом Игорь возвращается от мамы и начинает с порога:
— Ирка рассказывала, ты хотела новый пылесос? Не рано ли? Наш же нормальный.
— Ирка сказала, вы как-то странно с мамой общались. Всё в порядке?
— Ирка вот умеет экономить. Говорит, у них в офисе кофе вообще за счёт фирмы.
— Ирка… Ирка… Ирка…
Вика сначала пыталась обсудить с Игорем. Мягко, без упрёков. Он слушал, целовал её в лоб и говорил:
— Ну что ты, ты же у меня самая любимая. Просто Ирина — это Ирина. У неё характер.
Скоро он стал говорить это всё реже.
Однажды Вика предложила поехать на майские к её родителям. Просто на три дня, в деревню, к речке. Игорь отказался: у Ирины день рождения.
— Тридцать пять всё-таки. Круглая дата. Ты же понимаешь.
Она понимала. Но что-то в ней сломалось. В тот вечер она ушла спать раньше. А ночью тихо заплакала под одеялом. Не потому что не поедут — а потому что он даже не предложил поехать вместе после. Потому что сестра — это неприкосновенно. А Вика — уже как бы не совсем центр.
Мама Вики как-то сказала:
— Вика, я, конечно, никого не учу. Но запомни: если сестра мужа лезет в ваш брак — она не просто родственница. Она соперница.
Тогда Вика рассмеялась. А теперь вспомнила эти слова и почувствовала, как точно они про неё.
Открытый конфликт случился спустя почти год после свадьбы. Не из-за денег и даже не из-за очередного телефонного звонка. Всё началось с платья.
Точнее, с того, кто его выбрал.
Вика копила на это платье полгода. Она впервые за всё это время позволила себе что-то по-настоящему для себя: не кухонный комбайн, не подушки в зал, не удобные ботинки «на осень». Платье — лёгкое, струящееся, бледно-голубое. Она надела его в субботу, на день рождения коллеги, и Игорь сказал, что она очень красивая. Просто и тихо, но по-настоящему.
В воскресенье они поехали к свекрови. Вика не переоделась — было жарко, и ей казалось, что сегодня ей можно побыть собой, такой, какой она хочет быть.
Ирина уже сидела на кухне. С кофе и телефоном. Посмотрела на Вику с ног до головы, улыбнулась.
— О, новое платье? Красивое, конечно, но… не твоё, мне кажется. Вот я бы в таком пошла. А ты — ну, не знаю. Слишком простое, ты обычно наряднее.
Вика даже не сразу ответила. Казалось, воздух на кухне стал плотнее.
— Мне нравится.
— Ну конечно, если тебе нравится — это главное, — пожала плечами Ирина. — Просто я бы выбрала что-то более… выразительное. У тебя ведь фигура неплохая, надо же подчёркивать.
Свекровь сидела рядом и делала вид, что не слушает.
А Игорь в этот момент принес с веранды сумку с продуктами и ничего не заметил.
Позже Вика рассказала всё ему. Не в претензионной форме, просто сказала, что ей было неприятно.
— Да ладно тебе, — сказал он, лёжа на диване. — Ирка так всех оценивает. Она даже мне может сказать, что я плохо подстригся. Это не со зла.
— Она меня оценивает, Игорь. Не платье. Меня. И это не в первый раз.
Он сел, протёр лицо ладонями.
— Вик, ну не начинай, пожалуйста. У неё сложный период. Ей реально тяжело одной.
— А мне не тяжело? Мне нормально, что ты вечно между нами как посредник?
Он ничего не ответил. Ушёл в ванную и долго не выходил.
Потом был день, который Вика вспоминала много раз. Он не был особо драматичным. Ни ссор, ни криков. Просто момент, когда она увидела всё ясно.
Они снова были у свекрови. К чаю Ирина принесла пирог, испечённый собственноручно. На кухне она разыгрывала спектакль: как месила тесто, как караулила в духовке, как чуть не обожглась.
— Я вообще не понимаю, как вы живёте без нормальной выпечки, — сказала она, когда Вика в третий раз вежливо отрезала себе тонкий кусочек. — Ты же, Вика, в детстве пекла что-нибудь? Или у вас мама этим не занималась?
— У нас мама работала много, — тихо ответила Вика.
— Ага, ну вот, ясно. Оттуда всё и идёт.
— Откуда — всё? — переспросила Вика.
Ирина сделала удивлённое лицо:
— Да ничего, ничего. Я просто говорю, что у кого какое детство — так потом и в быту. Я вот с детства маме помогала. Может, поэтому и тянет до сих пор. А ты, наверное, просто не привыкла.
В этот момент Игорь откашлялся, но ничего не сказал.
На обратном пути Вика молчала. В машине пахло какими-то травами — свекровь дала пучок мяты на чай. Игорь включил музыку, пытался что-то рассказывать про работу. Потом всё же не выдержал:
— Ну ты чего опять?
— Мне не нравится, как она со мной говорит.
— С пирогом, что ли? Она же не враждебно. Просто такая — говорливая.
— Говорливая? Игорь, она издевается. Завуалировано, но издевается. И ты это видишь. Просто не хочешь признавать.
— Не начинай, — пробормотал он. — Это всё пустяки.
— Тогда, может, ты съездишь к маме без меня в следующий раз?
Он резко посмотрел на неё.
— Ты сейчас что предлагаешь — совсем с ними не общаться? Это моя семья.
— А я кто тебе?
Он промолчал.
С этого дня они стали ездить к его маме отдельно. Иногда вместе — на большие праздники. Иногда по очереди. Вика чувствовала, как в их отношениях появилось что-то треснутое.
Она не жаловалась. Не устраивала сцен. Продолжала работать, готовить, спрашивать, как дела. Но постепенно начала отдаляться.
Ирина тем временем стала чаще бывать у них. Вика приходила домой и находила на столе вазу с цветами:
— Это Ира заходила. Мимо шла, заглянула.
— А зачем?
— Просто. Поболтали.
Вика перестала спрашивать.
Однажды Ирина появилась в девять вечера. Без звонка. Вика уже собиралась мыться.
— У нас что, теперь гости без предупреждения? — спросила она мужа.
— Да ладно тебе. Она же на пять минут. Что ты злишься?
— Потому что это мой дом. И я хочу знать, кто и когда в него приходит.
— Ну вот, началось, — устало сказал Игорь. — Тебя же просто поздороваться просят, а ты как будто врага увидела.
После этого они больше не говорили по душам. Просто жили. Как-то рядом, но уже не вместе.
Вика много думала. О том, когда всё стало вот таким. О том, что она сделала не так. О том, любит ли он её ещё.
И знала: если бы он хоть раз сказал Ире, чтобы та перестала… Если бы встал на её сторону — всё было бы иначе.
Но он не сказал. Ни разу.
Прошло ещё два года.
С тех пор многое изменилось — Вика сменила работу, они взяли ипотеку, и у них родился сын.
А кое-что совсем не изменилось.
Ирина по-прежнему появлялась в их жизни чаще, чем хотелось бы. Но теперь — под видом заботы.
— Ну ты же знаешь, Вика, я не лезу. Просто решила зайти, вдруг нужна помощь, — говорила она, стоя в дверях с банкой кабачковой икры и пакетом игрушек.
Игорь всегда радовался:
— Ирка у нас теперь почти тётка на полставки. Да, малыш? Скажи: «тётя Ира!»
И малыш говорил — вернее, лепетал. А Вика сжимала зубы. Потому что «тётя Ира» теперь дарила сыну пластмассовых монстров с острыми зубами, хотя они с Игорем решили, что таких игрушек в доме не будет.
— Ой, ну не перегибай! — отмахивалась Ирина. — Это же просто игрушки. Он ж не с ними на войну пойдёт. Ты б ещё список литературы в три года выдала.
Вика отвечала всё реже. Перестала оправдываться. Просто убирала монстров в шкаф.
Однажды она задержалась на работе — форс-мажор с клиентом, и добраться до детского сада не успела. Позвонила Игорю — он сказал, что сам не может, но уже «всё решил».
Когда она прибежала домой, Ирина уже сидела в их кухне и кормила сына банановым пюре.
— Не паникуй, всё под контролем, — весело сказала она. — Мамаша на кобыле скакала, а тут у тёти Иры всё чин по чину.
Вика поблагодарила, но голос звучал натянуто.
Позже она сказала Игорю:
— Я не хочу, чтобы она забирала ребёнка без моего ведома.
— Ну ты же не могла! А Ира — рядом, она выручила. Что ты так остро реагируешь?
— Потому что это наш ребёнок. И я хочу решать вместе с тобой, а не с ней.
Он только пожал плечами.
Однажды Вика услышала, как Ирина разговаривает с сыном в их спальне. Она вошла тихо, стояла за приоткрытой дверью.
— Мамка твоя строгая, да? Всё по расписанию, мультики по пять минут… А мы с папой раньше мультики часами смотрели. Хорошее было время.
— Мама не строгая, — тихо сказал сын.
Ирина фыркнула.
— Да ладно, я не про строгость. Просто… у неё всё по правилам. А жизнь — она не всегда по расписанию, понимаешь?
Ребёнок не ответил. Вика отошла от двери и медленно села на край кровати.
Позже, лёжа рядом с Игорем, она спросила:
— А если бы она начала тебя учить, как воспитывать сына, ты бы тоже отмахнулся?
Он не понял:
— Да брось, она просто хочет помочь. Её никто не слушает, вот она и говорит, что думает. А мы же не обязаны всё принимать.
— Ты — не обязан. А я — должна терпеть?
Он замолчал.
Потом случился семейный вечер. Собрались у них: свекровь, Ирина, сам Игорь с Викой и сын. Всё шло тихо — до поры.
Вика поставила на стол простую еду: запечённую курицу, салат, тёплые лепёшки.
— Хозяйка! — засмеялась Ирина, разглядывая тарелки. — А я всё жду, когда тут будет что-то настоящее. Помнишь, мама, ты нам делала курицу с гречкой в яблочном соусе? Вот это — было блюдо! А тут — просто поесть.
— Ты можешь не есть, — спокойно ответила Вика.
— Да я и не жалуюсь! Просто вспоминаю. Ты же не против воспоминаний, правда?
— Против, когда они выдают воспоминания за критику.
— Какая ты у нас обидчивая, — вздохнула Ирина. — Всё принимаешь в штыки. Ты бы расслабилась немного. А то ощущение, что мы в доме строгой учительницы.
— Это мой дом, Ирина. И мне не нравится, когда в нём высмеивают еду, которую я готовила два часа.
Ирина рассмеялась:
— Да ты ещё и обидчивая на кухне!
В этот момент сын случайно опрокинул стакан с компотом. Игорь вскочил:
— Ай-ай-ай, ты чего! Всё в липкой луже! Ну кто ж так наливает?
Ирина с готовностью подхватила:
— А я всегда говорила: стекло детям рано. Но у нас же всё по Викиному плану. Стол — её, правила — её. Ну-ну.
— Хватит, — сказала Вика, вставая. — Я больше не позволю тебе говорить так при моём сыне. И при мне тоже.
— Ой, ты чего, в самом деле! Опять обиделась? — Ирина засмеялась, но глаза её потемнели.
— Я не обижаюсь. Я ставлю границы. Но ты их не видишь. Никогда не видела.
В этот момент Игорь бросил на пол тряпку и резко сказал:
— Ну хватит уже, вы обе! Мне это надоело! Может, вы как-то разберётесь без криков и вот этого театра?!
Тишина. Все замолчали.
Вика посмотрела на него. В этот момент она поняла, что дальше будет только хуже. Потому что он по-прежнему посередине. Потому что он по-прежнему боится сделать выбор.
Ирина, не теряя ни секунды, встала и пошла на кухню. Там зазвенела посуда. Через минуту она громко сказала, как бы мимоходом, но отчётливо:
— Скажи своей жене, чтоб голос не повышала — раздалось из кухни.
Вика взяла сына на руки, пошла в детскую и закрыла за собой дверь.
Она не плакала.
Она не злилась.
Она просто села в кресло и подумала:
Теперь либо он скажет что-то… либо больше никогда не скажет.
Отчим