— Вы что себе позволяете?! — голос Елены Петровны дрожал от возмущения. Она стояла в дверях квартиры молодых соседей, сжимая в руках помятый цветок орхидеи. — Это же вандализм!
— Расслабьтесь, тётя, — Алиса небрежно махнула рукой, не выпуская бокал вина. — Подумаешь, цветочек. Купите новый.
За спиной девушки гремела музыка, звенел смех, мелькали силуэты гостей. Елена Петровна почувствовала, как предательски защипало в глазах. Эту орхидею они с мужем привезли из своего последнего совместного отпуска в Таиланде, пять лет назад. Тогда они еще не знали, что следующий отпуск придется отменить из-за первого инфаркта Виктора Сергеевича.
Тридцать лет в этой квартире прошли как один день. Каждая вещь, каждый угол хранили воспоминания. Вот здесь, на подоконнике, всегда стояли её цветы — гордость Елены Петровны. А теперь этот подоконник на лестничной клетке превратился в пепельницу для наглых молодых соседей.
— Кирилл, смотри, старушка всё ещё торчит в дверях, — хихикнула Алиса, обращаясь к своему парню. — Может, ей тоже налить? Повеселится хоть раз в жизни.
Высокий темноволосый парень подошел к двери, демонстративно затягиваясь сигаретой. Елена Петровна невольно отступила — в его взгляде читалось что-то пугающее, звериное.
— Слушайте, уважаемая, — процедил он, выпуская дым ей в лицо. — Мы здесь платим бабки немалые за аренду. И будем жить как хотим. Ясно? А вы идите к своему старику, считайте таблетки.
Дверь захлопнулась перед носом Елены Петровны. Музыка стала громче, словно в насмешку.
Три месяца назад, когда молодая пара въехала в соседнюю квартиру, всё казалось иначе. Елена Петровна даже испекла пирог для новых соседей. Алиса выглядела милой девочкой из обеспеченной семьи — брендовая одежда, ухоженные ногти, вежливая улыбка. Кирилл представился IT-специалистом, работающим на удалёнке. Никто не мог предположить, что за этим фасадом скрывается настоящий кошмар.
Первые звоночки появились через неделю. Громкая музыка по ночам. Окурки на лестнице. Шумные компании в будни и выходные. Виктор Сергеевич всю жизнь преподавал физику в университете. А теперь он сидел и не мог нормально подготовиться к лекциям.
— Лен, может, поедем на дачу на выходные? — предлагал он жене после очередной бессонной ночи. — Отдохнем от этого ужаса.
Но Елена Петровна не хотела уезжать. Это был их дом, их крепость. Почему они должны бежать?
Две недели назад к ним пришла мать Алисы — холёная женщина лет пятидесяти, представившаяся Региной Марковной.
— Мне сказали, что вы жалуетесь на мою дочь? — с порога начала она. — Не лезьте к ним, молодёжь имеет право на свободу. Не все должны жить как в музее.
— Свобода одних заканчивается там, где начинается свобода других, — тихо ответил Виктор Сергеевич.
— Философствуете? — усмехнулась Регина Марковна. — А я вот прямо скажу: не нравится — продавайте квартиру. Район престижный, я бы купила. По хорошей цене.
Вот оно что. Елена Петровна похолодела. Теперь всё встало на свои места — и шумные вечеринки, и хамство, и провокации. Их просто хотели выжить из собственного дома.
Она смотрела на помятый цветок в руках. За дверью соседей грохотала музыка, а в голове звучал голос сына: «Мам, да напиши ты заявление в полицию! Сколько можно терпеть?»
Но что-то останавливало её. Может, страх перед конфликтом? Или привычка старшего поколения терпеть и не жаловаться? А может, подспудное ощущение, что это только начало, и настоящие проблемы ещё впереди?
Виктор Сергеевич ждал её в квартире. Он сидел в своём любимом кресле, устало глядя в окно. Завтра ему предстояло вести важную лекцию, а за стеной грохотал бас.
— Что будем делать, Леночка? — спросил он тихо.
Елена Петровна осторожно поставила помятую орхидею на подоконник. В этот момент она ещё не знала, что через несколько дней её увезёт скорая, а их жизнь изменится навсегда.
Гипертонический криз случился в пятницу вечером. Виктор Сергеевич как раз собирался позвонить в полицию — очередная вечеринка у соседей переходила все границы. В этот момент он услышал грохот на кухне.
— Леночка! — он нашел жену на полу, бледную, с прижатой к груди рукой.
Скорая не могла проехать во двор — он был забит машинами гостей Алисы и Кирилла. Пятнадцать минут, растянувшиеся в вечность. Виктор Сергеевич практически нёс жену до выезда со двора, где ждала неотложка.
А двумя днями ранее…
— Представляешь, эти старики реально достали, — жаловалась Алиса подруге Светлане, сидя в модном кафе. — Мама говорит, квартира в этом доме после ремонта будет стоить минимум десятку.
— И что, думаешь, они продадут?
— Куда денутся? Мама уже риэлтора нашла. Прикинь, у деда инфаркт был, может, сам концы отбросит скоро.
Светлана поморщилась: — Слушай, как-то это… Нехорошо, что ли.
— Да ладно тебе! Район-то элитный становится, а они тут со своими орхидеями на лестнице. Кирюха правильно сделал, что раздавил этот веник.
Светлана промолчала, но что-то в глазах лучшей подруги ей не понравилось. Алиса изменилась с тех пор, как начала встречаться с Кириллом. Появилась какая-то жесткость, цинизм.
В тот же вечер к Соколовым зашла соседка снизу, Мария Ивановна. Принесла пирожки, как обычно по средам.
— Я всё слышала про цветок, — покачала она головой. — Управу на них надо найти. Моя племянница в прокуратуре работает, можно…
— Не надо, — перебил Виктор Сергеевич. — Не хочу я войны.
— Так они же сами войну объявили! Вы знаете, что эта девица со своей мамашей уже трёх соседей так выжили?
Елена Петровна побледнела. Значит, это не просто хулиганство. Целая схема.
А в квартире этажом выше Кирилл орал на бывшую девушку Настю, зашедшую забрать вещи: — Думаешь, самая правильная? Заступаться за этих пенсов вздумала?
— Ты больной, — тихо сказала Настя. — Я всегда знала, что ты моральный урод, но чтобы до такой степени…
— Да пошла ты! Я в этой жизни всего сам добился, не то что некоторые!
Настя горько рассмеялась: — Сам? Может, расскажешь, на чьи деньги квартиру снимаешь? Кто тебе работу в компании тестя устроил?
Внизу Елена Петровна поливала помятую орхидею. Цветок ещё мог выжить, но требовал особого ухода. Виктор Сергеевич смотрел на жену, и сердце сжималось от нежности и боли. Сорок лет вместе. Они пережили развал Союза, дефолт, безденежье. Всегда держались друг за друга.
— Помнишь, как мы эту квартиру получали? — вдруг спросил он. — Ты ещё беременная была нашим Андрюшей.
— Конечно, помню. Ты тогда только кандидатскую защитил…
Грохот музыки прервал их воспоминания. Елена Петровна вздрогнула, схватилась за сердце. И тогда Виктор Сергеевич решился.
— Всё, хватит, — он потянулся за телефоном.
— Витя, не надо! Они же…
— Пусть делают что хотят. Я больше не позволю им над нами издеваться.
Он не успел набрать номер. В этот момент Елена Петровна схватилась за грудь и осела на пол.
Пока скорая пробивалась через забитый машинами двор, в квартире наверху Алиса со смехом рассказывала гостям: — А эта старуха реально думала, что её орхидеи кому-то нужны! Представляете, припёрлась, типа «молодёжь, ведите себя прилично»!
Только один человек не смеялся — Светлана. Она смотрела в окно, где мигали синие огни скорой, и чувствовала, как внутри растёт что-то похожее на ненависть. К Алисе. К себе самой. Ко всему этому миру, где деньги значат больше, чем человечность.
— Да ладно тебе, Светка, — Кирилл хлопнул её по плечу. — Расслабься! Жизнь — она такая. Выживает сильнейший.
Внизу, пока врачи оказывали первую помощь Елене Петровне, Виктор Сергеевич держал её за руку и шептал: — Держись, родная. Мы ещё повоюем.
И он ещё не знал, что эта война действительно только начинается. Что через неделю к ним приедет сын с папкой документов от юриста. Что Мария Ивановна всё-таки позвонит своей племяннице из прокуратуры. И что однажды утром Алиса с Кириллом обнаружат на своей двери предписание о незаконной перепланировке…
Собрание жильцов назначили на шесть вечера. Актовый зал ЖЭКа был забит до отказа — история с «молодыми соседями» всколыхнула весь дом.
— Значит так, — начала председатель ТСЖ, сухощавая женщина в строгом костюме. — У нас четыре жалобы на нарушение тишины, акт о незаконной перепланировке и заявление от жильцов об угрозе жизни и здоровью.
Алиса сидела бледная, нервно теребя ремешок дорогой сумки. Кирилла рядом не было — он съехал три дня назад, прихватив её банковские карты и ноутбук.
— Моя дочь ни в чём не виновата, — вскочила Регина Марковна. — Это всё происки завистников! Мы подадим встречный иск…
— Присядьте, — оборвала её председатель. — У нас есть видеозаписи с камер подъезда. И свидетели.
Светлана, сидевшая в последнем ряду, поднялась: — Я готова дать показания. О планах выживания старых жильцов из квартир. О намеренном создании невыносимых условий.
— Света, ты что?! — Алиса обернулась к подруге. — Мы же…
— Помолчи, — Светлана не смотрела на неё. — Я молчала, когда вы измывались над людьми. Когда радовались, что «старики сами уедут». Когда смеялись над больным человеком. Хватит.
Елена Петровна сидела в первом ряду, держась за руку мужа. После больницы она осунулась, но в глазах появился какой-то новый огонь.
— Я хочу сказать, — её голос был тихим, но твёрдым. — Мы не требуем наказания. Мы просто хотим жить спокойно. В своём доме.
И вдруг Алиса расплакалась. Некрасиво, навзрыд, размазывая тушь по лицу.
— Я не хотела… Это всё Кирилл… И мама… Говорили, что так надо, что это бизнес… А он меня обокрал и бросил…
— Деточка, — Мария Ивановна протянула ей платок. — Тебе бы извиниться перед людьми. По-человечески.
Регина Марковна дёрнула дочь за рукав: — Молчи! Адвокат сказал…
— Отстань! — Алиса вырвала руку. — Ты меня всю жизнь учила, что главное — деньги. Что нормальные люди должны жить в центре, а всякое старьё — пусть на окраину катится. Что надо быть жёсткой… А я больше не хочу!
Она повернулась к Соколовым: — Простите меня. Пожалуйста. Я съеду… Я найду другую квартиру.
В зале повисла тишина. Елена Петровна смотрела на зарёванную девушку, и что-то дрогнуло в её сердце.
— Мы не гоним тебя, — сказала она тихо. — Просто живи как человек. По совести.
Регина Марковна выскочила из зала, хлопнув дверью. Алиса осталась сидеть, ссутулившись, маленькая и потерянная.
Через неделю в их подъезде стало тихо. Но эта тишина была другой — не напряжённой, а спокойной. Алиса здоровалась с соседями, перестала устраивать вечеринки. Однажды Елена Петровна встретила её у подъезда с пакетом земли для цветов.
— Можно… можно я тоже посажу что-нибудь? На подоконнике? — спросила девушка неуверенно.
Елена Петровна улыбнулась: — Приходи, научу. У меня как раз орхидея новая расцвела.
Но иногда по ночам Виктор Сергеевич просыпался от тихого плача жены. Раны не заживают быстро. И он понимал: да, они победили в этой войне. Но какой ценой? И надолго ли этот мир?
А через месяц в их подъезд въехали новые жильцы. И всё начало повторяться сначала…
Оставили на время родне