С самого начала Настя чувствовала: сестра Саши её недолюбливает. Хотя внешне всё было ровно. Алена улыбалась, обнималась при встрече, иногда даже предлагала помочь — то с уборкой, то с чем-то по работе. Но каждый раз после общения с ней у Насти оставалось ощущение, будто её осудили, оценили и аккуратно поставили минус.
Всплывали мелочи. То Алена скажет за ужином:
— О, Настя, ты что, варишь суп без обжарки? Ха, у нас в семье так не готовят, да, Саш? — и брат обязательно кивал.
То, проходя мимо, бросит:
— Классная кофточка! У меня такая была в девятом классе.
Мелко, вроде бы безобидно, но ранило.
Саша ничего не замечал. Или делал вид. Он вообще не любил конфликты. Даже когда Настя пыталась говорить с ним откровенно, он только устало качал головой:
— Ну, Аленка у меня всегда с характером была. Не придирайся, она добрая, просто порой… экспрессивная.
Они поженились весной. Свадьбу сыграли скромную — только близкие. Алена пришла без подарка, сказав, что ещё не придумала, что подарить, «не хочется банальности». До сих пор ничего не подарила, но регулярно напоминала:
— Помнишь, Настюха, как я держала твой букет на минуту? Теперь точно выйду замуж! Только не говорите, что вы его не кидали, а просто мне сунули, чтоб не уронила!
Летом они поехали в отпуск, и Алена осталась у них. Говорила, что ее квартиру затопили, а к матери переехать не может — тесно. Настя старалась быть вежливой, хотя не было ни уединения, ни комфорта. Алена оставляла тарелки на столе, ссорилась по телефону с кем-то, смотрела сериалы на полной громкости и влезала в разговоры. Часто говорила:
— У вас тут хорошо, уютно, прям как в детстве. Всё напоминает папин дом…
А потом была осень. Настя забеременела, и Саша стал ещё мягче и осторожнее. Он буквально оберегал её — носил сумки, готовил, даже стал раньше уходить с работы. Всё бы хорошо, если бы не одна деталь: с беременностью активность Алены усилилась.
Она звонила Саше каждый вечер. Иногда по два-три раза.
— Прости, у неё опять паника, — шептал он. — Что-то там с кредитом. Или с ногтями. Или с квартирантами.
Алена сдала свою квартиру, жила на эти деньги. Но, по её словам, всё время была «на нуле». Периодически она просила у Саши деньги. По чуть-чуть. На еду. На психотерапевта. На перелёт к подруге в Сочи. Один раз Настя открыла семейный онлайн-банк и увидела перевод — 60 тысяч. Она не стала устраивать сцену, но спросила спокойно:
— Это на что?
Саша отвёл глаза:
— Она обещала вернуть. Просто немного прижало.
— Она всегда прижата, Саш.
Он вздохнул:
— Она же одна. Ей тяжело. У тебя есть я, у неё — никого. Не будь к ней строга.
Настя сжала зубы. Внутренне она ощущала, что идет борьба. Тихая, неочевидная, но упорная. И Саша в ней — поле. Не воин.
Весной родилась их дочка. Всё изменилось. Или должно было. Настя думала, что теперь будет по-другому. Что всё станет по местам. Роль жены. Роль матери. Роль хозяйки дома. Алена даже пришла в роддом, принесла крошечные ползунки и сказала:
— Пусть это будет мой вклад. Всё остальное — ваш участок. Вы теперь семья.
Это прозвучало странно. Как будто она отпускала их. Но оказалось, ненадолго.
Через две недели после выписки Алена снова стала появляться в их доме. Иногда неожиданно, «мимо проезжала». Иногда звонила Саше, когда Насти не было дома, и он сам её звал.
— С ней скучно одной, — объяснял он. — А ты спишь, ты кормишь, ты вся в малышке…
Настя устала. Она хотела тепла. Нормальной поддержки. Не визитов с фразами «А ты её не сильно кутаешь?» или «Я бы в этом возрасте уже кашу давала». Она не спорила. Просто старалась отдалиться. Не звать. Не предлагать чай. Молчать. Но всё чаще чувствовала: она — гостья в собственном доме.
А летом Саша заговорил о даче.
— Там спокойно. Я бы поехал туда с Машкой на выходные. Можешь с нами, если хочешь.
Настя улыбнулась. Дача — это был их совместный проект. Маленький домик, доставшийся от Сашиной бабушки, они вместе восстанавливали. Краска, мебель, занавески — всё выбирали вдвоём. Настя обожала это место. Там она чувствовала себя свободной.
Саша отвёз туда первую партию вещей, потом пропал на полдня. Вернулся вечером, уставший, но какой-то… странно довольный.
Настя задумалась, но ничего не спросила.
Через пару дней она услышала звонок.
— Привет, Настюша, — весело сказала Алена. — Слушай, а ты в курсе, что я всё лето на даче теперь? Я уже заехала, здесь круто! Приезжай, если чё!
Настя застыла. Потом медленно пошла на кухню.
— Саш, — сказала она тихо, почти буднично. — Ты дачу ей отдал? Просто так? На всё лето?
— Саш, ты дачу ей отдал? Просто так? На всё лето?
Слова прозвучали мягко. Без крика, без упрёка. Настя даже удивилась собственному спокойствию. Она стояла у плиты, мешала суп и смотрела, как муж медленно ставит кружку на стол.
— Я же тебе говорил, что ей сейчас тяжело, — пробормотал он. — Квартиранты съехали, в городе жарко, денег мало, а там воздух, тишина…
— И ты решил, что дача, которую мы вместе ремонтировали, ей нужнее?
— Ну… она ведь не навсегда. Только на лето. Ты же говорила, что всё равно не сможешь часто ездить с Машкой одна. А я на работе постоянно.
Настя отвернулась. Не потому что не могла сдержать эмоции. А потому что не хотела, чтобы он увидел, как в ней что-то сжалось. Что-то маленькое, но важное. Как будто вырвали кусочек уюта, своего места, — и отдали его той, кто давно ведёт счёт этим «кусочкам».
— Я не против помочь, — сказала она тихо. — Но ты спросить мог? Мы же семья, вроде как. Или уже нет?
Саша не ответил.
Они познакомились на работе. Настя устроилась помощником юриста в компанию, где Саша был финансовым аналитиком. Он сначала казался ей слишком серьёзным, но потом заметила: за этой строгостью — мягкость. Он приносил ей кофе, прикрывал перед шефом, однажды даже принес одеяло, когда она осталась допоздна и включила обогреватель.
Поженились через полтора года. Отношения были ровные, тихие, как Настя и мечтала. Только вот Алена была всегда где-то рядом. Она звонила ему каждый вечер. Приходила без предупреждения. Дарила странные подарки. На первый Новый год — огромный свитер, «чтоб грел, как я в детстве».
Настя сначала смеялась, но потом поняла: это не шутка. Это была демонстрация. Они с Сашей ходили в гости к Алене, но та никогда не приходила с кем-то. Только одна. Зато Саше часто вспоминала:
— А помнишь, как ты в десятом классе рыдал из-за собаки? А как я тебе делала аппликации в альбом?
— Помнишь, я тебя от бани спасла, когда ты в пруд свалился?
— Я всегда была твоей опорой. Мамка даже говорила — мы с тобой, как близнецы.
Настя слушала. Улыбалась. Но всё крепче сжимала в себе раздражение. Постепенно Алена заняла в их жизни какое-то отдельное, неоспоримое место. И спорить с этим было — как спорить с тем, что утром солнце встаёт на востоке.
После разговора о даче Настя не устраивала скандалов. Просто начала отдаляться. Вежливо, но отчуждённо. Саша это чувствовал, но только глубже уходил в работу. Он всё чаще задерживался. На выходных приходил уставший, ложился рядом с Машкой и засыпал без ужина. Алена между тем писала в семейный чат:
— Дача — просто мечта! Поставила гамак, нашла старый плед, вы бы видели, как уютно!
— Соседи пригласили на шашлыки, уже все знают, что я здесь хозяйка!
— Кстати, мне тут нужно немного подремонтировать крышу, Саш, может, поможешь в выходные?
Настя не писала ничего. Удалила чат, не выходя из него. Разговаривать с Аленой она больше не могла. Не было сил.
Когда в июле Машке исполнилось полгода, Настя предложила:
— А давай съездим на выходные к моей тёте? Там речка, грибы, и никто не мешает. Хоть на пару дней выдохнем.
Саша замялся.
— Алена просила, чтобы я заехал, там какие-то проблемы с проводкой…
— Пусть электрика вызовет, — Настя впервые сказала это резко. — Ты её брат, не электрик. И не сантехник. Ты муж и отец. У нас тоже есть «проблемы».
Он посмотрел на неё растерянно. Словно не понимал, что она от него хочет. Словно для него это всё — не конфликт, а просто… разные просьбы, которым он обязан угодить.
Настя уехала с Машкой одна. Вернулась через три дня — Алена всё ещё была на даче, и Саша ездил к ней по выходным. Настя почти перестала с ним разговаривать. А когда попыталась, он выдал:
— Ну ты же сама не хочешь туда ездить. Там всё готово, она не мешает. Почему ты так болезненно это воспринимаешь?
Настя хотела ответить. Хотела выложить ему всю внутреннюю усталость, раздражение, боль. Но поняла: бесполезно.
Он не видит. Или не хочет видеть.
В августе она предложила:
— Давай съездим туда вдвоём. Просто посмотрим, как там. Я соскучилась по нашему креслу у окна. Помнишь?
Саша повёл плечами.
— Надо бы сначала у Алены спросить. Вдруг у неё гости.
У Насти перехватило дыхание. Их домик. Их место. Их кресло. И вдруг: «у неё гости». Как будто она — арендатор, а Алена — собственница.
Она ушла спать, не дожидаясь, пока он выключит ноутбук. А утром, собирая Машке сумку на прогулку, на секунду застыла. На полке у двери лежали ключи от дачи. И маленькая записка:
«Алена, я оставил тебе антенну, как просила. Пульт — в ящике».
Настя скомкала бумажку, села на край кровати и вдруг тихо заплакала. Беззвучно. Мелко. Как будто где-то внутри потекла трещина — не от обиды. От понимания.
В начале сентября Настя всё же поехала на дачу. Не предупредила. Просто собрала Машку, закинула пару вещей в багажник и выехала рано утром, пока Саша ещё спал. Это был импульс. Не жест отчаяния — проверка. Себя. Её. Его. Всех.
Дорога заняла чуть больше двух часов. Последние километры она ехала медленно — как будто надеялась, что вот сейчас передумает и повернёт обратно. Но не передумала.
Когда выехала на тропинку к дому, сердце застучало громко, в ушах. Машка уже дремала в кресле. Настя остановила машину на обочине и вышла.
Дверь была приоткрыта. На террасе висело новое бельё. У порога — садовые перчатки, рваная футболка и пустая чашка с разводами от кофе.
Настя толкнула дверь.
— Алёна? — голос прозвучал тише, чем хотелось.
Из комнаты вышла золовка — босая, в коротких шортах, в футболке Саши. Настя узнала её сразу. Старая, с обтянутыми локтями, но любимая — он всегда в ней ездил на дачу.
— Настюша! — Алена всплеснула руками. — А ты что здесь делаешь?
Настя задержала взгляд на футболке, потом перевела на диван: одеяло сброшено, подушка вмята. Кто-то тут ночевал. Совсем недавно.
— Решила навестить свою дачу. Как думаешь, имею право?
Алена усмехнулась, чуть наклонив голову.
— Ну, это, конечно, громко сказано. Вся мебель — от бабушки. Саша здесь с детства каждое лето был. Это его место. И моё тоже.
— Забавно, что ты так считаешь. Особенно учитывая, что ремонт мы делали с ним вдвоём. И за свои деньги.
Алена подошла ближе, присела на подоконник.
— Слушай, давай без пафоса. Ты знала, на кого выходишь. Я и Саша — семья. Настоящая. Кровная. Я его поднимала, когда он по ночам после отца ревел. Я его на руках носила. А ты — ну, ты жена. Сегодня есть, завтра — кто знает.
— А ты не боишься, что такими словами ты от него только дальше?
— Он всё понимает. Но и знает, что меня никогда не предаст. Мы с ним одной крови. И, между прочим, он сам предложил мне сюда переехать на лето. Сам. Добровольно. Потому что заботится.
Настя глубоко вдохнула.
— Алена, ты взрослая женщина. Почему ты не строишь свою жизнь, а живёшь в его? Почему всё время требуешь, берёшь, требуешь? Ты не мать ему. Не жена. Не ребёнок.
— Потому что я знаю, как удерживать тех, кто важен, — прошипела Алена. — А ты… ты всё теряешь. Не мужик, а мыльная пена у тебя. Отпусти — и он растечётся. Я же держу.
Настя посмотрела на неё с неожиданным спокойствием.
— Нет, Алена. Ты не держишь. Ты просто мешаешь.
Вечером того же дня они с Сашей сидели на кухне. Машка спала, дом был тихий. Саша пришёл с работы, усталый, с рассеянным взглядом.
— Я была сегодня на даче, — сказала Настя.
Он замер. Поставил сумку.
— Ты бы хотя бы предупредила.
— А ты бы хоть раз спросил.
Он посмотрел на неё. Уставший. Опустошённый. Не злой. Даже не растерянный — просто пустой.
— Я не знаю, что тебе сказать, — выдохнул он.
— Тогда я скажу. Ты всё время пытаешься угодить. Ты хочешь, чтобы не было скандалов. Чтобы было тихо. Чисто. Без углов. Но в реальной жизни так не бывает, Саша. Иногда надо выбирать. Иногда надо говорить «нет». Даже родным. Особенно — родным.
Он сел напротив. Положил руки на стол.
— Она — моя сестра. Я не могу…
— А я — твоя жена. И мать твоего ребёнка.
Он поднял на неё глаза. А она вдруг поняла, что сказала это не ради победы. Не чтобы выставить счёт. А потому что впервые в жизни поняла свою цену. Без сравнений. Без конкуренции.
— Я не прошу выбирать. Но если ты сам отдаёшь ей то, что наше общее… Не жди, что я останусь.
Он молчал. Смотрел в стол. Не плакал. Не просил. Просто сидел. Как будто весь воздух вышел из него.
Прошло две недели. Они жили рядом, но порознь. Разговаривали только по делу. Настя думала: может, он одумается. Может, вернётся. Или она сама оттает. Но время шло, и ничего не менялось.
В один вечер она зашла на дачный чат. Просто так. Посмотреть. Увидела фото: Алена на веранде, в кресле с их пледом. Подпись:
«Лето — это когда ты дома. Спасибо, брат».
В ту же минуту Настя встала. Пошла в комнату. Саша читал Машке книжку.
— Саш, — голос дрогнул. — Ты дачу ей отдал? Просто так? На всё лето?
Он посмотрел на неё. Долго. Потом отвёл взгляд.
И ничего не ответил.
А вы кто? — спросила меня гостья. Домработница наша — не моргнув, ответила свекровь