— Пятьсот тысяч — это всё, что смог отложить, — тихо говорил отец. — Завтра утром отвезу в клинику, подпишу договор.
— Ты уверен? — шёпотом спросила Ольга. — Если не получится, нам даже на аренду квартиры не останется. Может, уже отпустить? Не мучать?
— Получится. Доктор сказал: шанс есть, если успеть до конца месяца. Мы обязаны попробовать.
— Опять блины? — Она швырнула сумку на табурет. — Как будто других продуктов не существует.
Мачеха, Ольга Николаевна, даже не повернулась, привыкла к подобным высказываниям падчерицы.
— Не нравится — приготовь сама, — сказала она и аккуратно перевернула золотистый круг. — Сахара много нельзя, ты же похудеть хочешь.
Катя дёрнула плечом, резко отодвинула кружку.
— Сахар тут ни при чём. Решила в заботливую мамочку поиграть? Не выйдет, ты мне не мать и никогда ей не станешь.
Из комнаты выглянула Таня — младшая, родная дочь Ольги, аккуратная, с гладким хвостом и свежим маникюром.
— Катюш, тише ты, у меня звонок через десять минут, — поморщилась она. — Клиентам неинтересно слушать твои… проблемы.
— Держись от меня подальше со своими клиентами, — огрызнулась Катя.
Таня закатила глаза и скрылась. Ольга щёлкнула выключателем плиты и развернулась.
— У тебя сегодня что-то случилось? На работе не всё гладко? — спросила она без насмешки, но с видимой усталостью.
— Нормально, просто кто-то уже много лет пытается играть роль заботливой мамочки, — Катя открыла холодильник.
На верхней полке баночка мёда с наклейкой «Танина, не трогать!» и стаканчик йогурта «для папы».
Её собственный контейнер с гречкой стоял в самом низу , под пакетом мороженой фасоли. — Личное пространство у всех есть? Молодцы, а мое где?
— Твоё пространство — вот оно, — Ольга вытянула руку, указывая на место в холодильнике. — Ты сама положила, чтобы «никто не трогал». Мы уважаем твои границы.
— Ага. Особенно отец их уважает, — Катя хлопнула дверцей. — Он хотя бы дома сегодня?
— Будет к ужину. С работы не сорвёшь: смену закроет, приедет.
Катя фыркнула.
— Смена, смена… Как удобно. Можно целыми днями не смотреть в глаза собственной дочери, чтобы стыдно не было.
— Не перегибай, Катя, — голос мачехи стал жёстче. — Он работает за троих, для нас старается.
— Конечно, — усмехнулась Катя. — Вы же ему семья, особенно вот эта принцесса на удалёнке. — Она кивнула в сторону коридора, откуда доносился приглушённый голос Тани:
«Да-да, Иван Сергеевич, двадцать пять процентов предоплаты…»
— Принцесса, между прочим, сама себя кормит, — отрезала Ольга. — Чай пить будешь?
Катя схватила кружку, налила кипяток, но поставила обратно так резко, что жидкость выплеснулась.
— С тобой нет. И хватит делать вид, что мы семья.
— Мы семья независимо от твоих истерик, — холодно сказала Ольга. — Твой отец — мой муж. А Таня тебе не враг, если ты не заметила.
— Потому что она просто никто! — Катя перешла почти на крик. — А мне приходится с ней жить в одной команде! За что мне это вообще наказание???
Дверь распахнулась. Таня стояла, прижимая к уху телефон и стараясь сохранять деловую улыбку, но глаза метали искры.
— Катя, можешь орать после одиннадцати? Сейчас контракт срывается!
— Пусть срывается! — Катя шагнула ближе, заставив Таню отступить. — Твой бизнес строится на пустом воздухе, как твоя дружелюбная улыбка.
— Хватит! — Ольга встала между ними. — Катя, шаг назад. Таня, в комнату.
Таня захлопнула дверь, её голос за стеной сорвался на визг: «Извините, Иван Сергеевич, технические помехи…»
Катя закусила губу, но отступать было поздно. Она швырнула кружку в раковину; кружка треснула.
— Подавитесь своими блинами. Я на работу. И пожелай папочке удачи: вы же семья, а я тут лишняя.
Она хлопнула входной дверью так, что в прихожей задребезжало зеркало.
Ольга вздохнула, такие концерты падчерица устраивала каждый день. И всё из-за того, что ее мама десять лет назад ушла, бросила мужа и дочь. А виноватой осталась Ольга…
Катя вернулась поздно ночью, когда в квартире горел только кухонный светильник-таблетка.
По пути к себе в комнату она услышала приглушённые голоса из комнаты родителей и притормозила у приоткрытой двери.
— …Пятьсот тысяч — это всё, что смог отложить, — тихо говорил отец. — Завтра утром отвезу в клинику, подпишу договор.
— Ты уверен? — шёпотом спросила Ольга. — Если не получится, нам даже на аренду квартиры не останется. Может, уже отпустить? Не мучать?
— Получится. Доктор сказал: шанс есть, если успеть до конца месяца. Мы обязаны попробовать.
Катя ухмыльнулась: конечно, «мы обязаны» — что там в очередной раз? Принцессе их что-то понадобилось?
Хотя почему их, принцесса была только Ольгина, зато папочка к ней относился как к родной.
Отец продолжал:
— Послезавтра они оформят счёт-фактуру, переведут часть на оборудование. Главное — внести предоплату.
— Ладно, деньги в конверте. Спрятала в верхнем ящике шкафа, за документами. Потом заберешь оттуда.
Катя едва удержалась, чтобы не фыркнуть от недовольства.
Ольга ещё что-то сказала про анализы, потом дверь захлопнули.
Катя прокралась в свою комнату, но всю ночь почти не спала: в голове крутились цифры и тон отцовского голоса — виноватый, будто он занимал не у банка, а у неё.
Утром Ольга ушла в поликлинику к восьми, отец — к полуночи на подработку и ещё не вернулся. Таня вела какой-то вебинар в наушниках.
Катя подошла к шкафу родителей: верхний ящик, стопка паспортов, других документов, под ними толстый коричневый конверт.
Она поскребла ногтем по поверхности, шершавый. Внутри явно пачки. Не проверяя сумму, Катя сунула конверт в рюкзак, закинула туда же ноутбук и пару свитеров.
Сердце гулко билось внутри: «тебе же положено, он тебе должен, а не им…»
В прихожей натянула кроссовки и столкнулась с Таней. Та сняла наушник:
— Опять убегаешь? Я только хотела спросить, не взять ли тебе мои…
— Отойди, — Катя толкнула её плечом.
— Что с рюкзаком? — Таня поймала молниеносным взглядом чужой конверт, край выглядывал наружу. — Э-й, это папины вещи!
— Мне нужнее, — процедила Катя и рванулась к двери.
Таня схватила её за рукав:
— Оставь, это не твое!
— Мой отец заработал, не твой, значит, мое!!!
Катя дёрнула руку. Ткань треснула, Таня отлетела к стене, ударилась локтем о вешалку и вскрикнула. Катя выбежала в подъезд.
Пускай теперь лечат друг друга без папиных денег, думала она, перепрыгивая через две ступеньки. У меня своя жизнь. Свои планы. Свои полмиллиона.
На улице моросил дождь. Катя запрыгнула в первое попавшееся такси:
— На вокзал.
Машина сорвалась с места. В зеркале заднего вида мелькнули окна родной квартиры. Но Катя уже отвернулась: впереди — город, билеты, поезда и первая победа за долгие годы.
Отец вернулся домой через полчаса после побега Кати. В прихожей Таня с покрасневшими глазами.
— Где она? — Игорь Николаевич взглянул на пустой стеллаж.
— Ушла, — прошептала Таня. — Какой-то конверт взяла…
Ольга вышла из кухни, сжимая полотенце:
— Не успела остановить.
Игорь закрыл глаза. Внутри будто что-то оборвалось: долгие годы он собирал эти деньги, брал подработку.
— Это же для Нины, — выдохнул он. — Ей завтра ставят аппарат, без предоплаты откажут.
Таня опустилась на стул:
— Подожди, Нина — это… её мама? Я думала, вы давно не общаетесь.
— Катя никогда бы не поверила, если б мы рассказали. Она любила думать, что я предатель.
А я не мог ей рассказать, ее мать выгнала меня сама, — горько усмехнулся Игорь. — С условием: «Платишь за лечение — живи, где хочешь».
Тогда врачи дали ей пять лет. Прошло пятнадцать. И вот шанс — новая терапия в областном онкодиспансере. Полмиллиона…
Катя бы смогла встретиться со здоровой матерью… Может, поняла бы и простила нас.
Тем временем Катя сидела на жёстком кресле вокзального зала. Рюкзак рядом, конверт открыт. Пачки пятитысячных пахли типографской краской. Под ними оказалось что-то ещё: тонкая пластиковая папка.
«ООД диспансер, ФИО: Савельева Нина Викторовна» — бросилось в глаза.
Ниже — результаты ПЭТ-КТ, сроки госпитализации, печати. Катя пролистала дальше — бланк согласия, подпись отца.
— Это не может быть… — прошептала она, вчитавшись в слова «глиобластома» и «экстенд протокол».
Катя будто оглохла от собственного пульса. Перед глазами встала сцена: мама, бледная, когда-то выгнавшая их с отцом, чтобы не быть обузой; отец, сутками на работе; мачеха, которую она клеймила воровкой чужого счастья, — а та молча стирала пропахшие больницей простыни.
«Это ради неё… Всё для мамы…»
Катя вскочила так резко, что рюкзак опрокинулся, купюры рассыпались под лавкой. Пассажиры удивлённо обернулись.
Катя сгребла деньги обратно, застегнула молнию и на бегу вызвала такси.
— Адрес? — спросил водитель.
Катя выдохнула, будто сбрасывая вместе с воздухом все обиды:
— Онкодиспансер на Кирова, быстрее, пожалуйста.
Машина рванула с места. Внутри рюкзака хрустели банкноты — уже не «её доля», а последний шанс той, кого она потеряла давно.
И каждую секунду, пока они мчались по мокрым улицам, Катя молилась, чтобы успеть и… чтобы успеть и впервые за долгие годы сделать что-то не из злости, а из любви.
Катя в онкодиспансере никому себя не назвала. Просто передала конверт в кассу, показала паспорта-копии из папки и исчезла, пока медсёстры оформляли платёж.
Через час Нину Викторовну подняли в стерильный бокс, подключили помпу с новыми препаратами и датчики мониторинга.
Врачи честно сделали всё, что могли, но поздно: опухоль дала метастазы… На пятый день Нина тихо ушла.
Когда Игорь Николаевич приехал подписывать бумаги, заведующий отделением передал ему расписку: «Получено 500 000 ₽. Внёс Савельева К. И.». Подпись дочери он узнал сразу.
Сердце ёкнуло: значит, Катя узнала и приняла решение отдать? Не забрала деньги себе?
Катя не пришла на похороны. Не отвечала на звонки, её номер молчал.
— Она вернётся, — шёпотом сказала Ольга, обнимая мужа за плечи. — Дай ей время.
— Вернётся ли? — Игорь посмотрел в пустой двор. — Мы столько лет ей врали. А когда всё рухнуло, остались только мы двое.
Он сжал руку жены. Впервые за много лет он почувствовал настоящую усталость…
Через месяц почтальон принёс тонкий конверт без обратного адреса. Внутри один лист:
«Папа, Оля, не ищите. Я жива, дайте мне разобраться с собой. Спасибо за маму. Когда смогу вернуться — позвоню. Катя».
– Ты мне больше не нужна, – заявил муж. – Ты свою миссию выполнила, а теперь мы разводимся