— Можно продать мой дом, и деньгами вы распорядитесь сами.
— Да ты что, мам Люд?! — Люба даже немного испугалась. — Нет, тебя−то мы не выгоним, но неужто ты сына на улице готова оставить?
— Да о чём ты говоришь, Любочка? От сына моего ничего уже не осталось, добра от него ждать не приходится, вы у меня самые родные люди.
В молодости Любе было не до женихов: мать пропадала на работе, и на девочке были практически все домашние обязанности и уход за больной бабушкой.
Старушка ум.ерла, когда Люба окончила колледж, а через полгода заболела мама.
Так и получилось, что гулять Любе было особо некогда, и в 24 года, похоронив мать, она осталась совсем одна.
Работала она помощником бухгалтера на местном молокозаводе, и, собственно, вся её жизнь состояла из работы и редких вылазок с коллегами в кафе или на пикник.
А потом у них на заводе появился новый водитель — 26-летний Леонид, симпатяга и балагур.
В бухгалтерии, собственно, делать ему было нечего, но всё же пару раз он зачем-то там появился и с ходу позвал Любу на свидание.
— Парень симпатичный, конечно, и трудяга, только чего же он до сих пор не женат?.. — протянула коллега Любы. — Надо бы у кадровички узнать, что к чему. А то влипнешь ты, Любаш.
— Ну, узнайте, — Люба опустила глаза.
Лёня ей нравился, и не хотелось бы постфактум узнать о нём что-то неподобающее.
Узнали. Нет, не женат и не был, и детьми не обзавёлся. Почему? Кто его знает, но живёт до сих пор с матерью — может, в ней всё дело?
Именно поэтому Люба очень боялась знакомиться с будущей свекровью и оттягивала этот момент до последнего, пока Лёня уже не разозлился:
«Не любишь меня — так и скажи! Я-то жениться на тебе собрался!»
К тому моменту они встречались уже восемь месяцев, и тянуть действительно было некуда.
— Здравствуй, доченька, — ласково сказала невысокая, с гладкой причёской и добрыми, весёлыми глазами мать Лёни, Людмила Захаровна, встретив её на пороге.
И у Любы упало сердце. Будущая свекровь до боли была похожа на её покойную мать: и говорила так же, и смотрела, и, как выяснилось позже, полюбила её почти как родная мать.
— Мягко стелет твоя свекровушка. Смотри, как бы потом на жёстком спать не пришлось, — сокрушённо качала головой коллега Ирина Сергеевна.
У неё самой уже 10 лет со свекровью была настоящая война.
В этой «войне», о которой коллега охотно рассказывала на работе, Любе жальче всего было детей и мужа Ирины Сергеевны.
Все трое оказывались меж двух огней, когда между свекровью и невесткой вспыхивал очередной «бой».
На фоне этих рассказов коллеги Люба себе давно пообещала, что сделает всё, чтобы в её семье было по-другому.
А делать-то ничего и не пришлось. Люба с Людмилой Захаровной наперегонки старались угодить друг другу, вызывая улыбку у мужа и сына.
Называли друг друга исключительно «доченька» и «мама Люда», никогда не ссорились.
И вообще было похоже, что они близкие родственницы, настоящие, родные.
Супруги жили в квартире Любы, и свекровь ездила к ним из пригорода при каждой необходимости — не жалуясь и не причитая.
Люба нарадоваться не могла и на мужа с дочкой, и на маму Люду.
Идиллия просуществовала целых три года. За это время на свет появилась Светочка, в которой бабушка души не чаяла.
Людмила Захаровна даже на пенсию вышла (была такая возможность), чтобы внучкой заниматься и чтобы Люба могла выйти на работу — деньги-то молодой семье ох как нужны.
А потом Лёня стал выпивать. Сначала по выходным с друзьями, потом после работы через день, а затем и вовсе ушёл в запой на неделю.
С работы его не уволили только потому, что Людмила Захаровна организовала сыну больничный.
— Что случилось-то? — пыталась добиться правды ошарашенная поведением мужа Люба. — Может, у тебя болит что-то? Может, неприятности на работе?
А может… у тебя другая женщина?..
— …ра! — выплюнул Лёня. — Хочу и пью! Душа требует!
Он, к слову, руки не распускал, а вот скандал мог закатить знатный, если вообще мог говорить, конечно, — порой дружки в квартиру его просто заносили.
— Я ничего не понимаю, — плакалась Люба свекрови.
Когда она жила с мамой и бабушкой, у них вообще в доме спиртного не водилось, и для неё употребление такого количества алкоголя было чем-то страшным.
— Лёня ничего не объясняет, только скандалит…
— Ох, наследственность у него такая, доченька, — вздохнула Людмила Захаровна. — Отец его в молодости очень выпить−погулять любил, что его и погубило.
Лёнечка тоже к бутылке прикладывался подростком, а потом в армию сходил и вроде бы образумился. Так — иногда только срывался.
— Надо же что-то делать! — возмутилась Люба. — Нельзя же так жить! И Светочка на всё это безобразие смотрит…
— Да что ж тут сделаешь? — снова вздохнула свекровь. — Только надеяться можно, что сам образумится.
Но сам «образумливаться» Лёня не хотел ни в какую. Никакие уговоры, увещевания, просьбы жены и матери на него не действовали.
Он немного поутих, когда его пригрозили уволить, но всё равно по выходным, а иногда и по вечерам, он приходил домой пьяным:
«Имею право расслабиться!»
Люба от постоянных переживаний осунулась и вздрагивала от каждого шороха, на работе стала допускать ошибки.
Она находилась в постоянном напряжении — никогда нельзя было угадать, придёт ли Лёня трезвым или их со Светочкой ждёт очередной скандальный вечер.
Дочь стала прятаться от отца, хотя раньше от неё только и было слышно «папочка−папочка», а потом Светочка и вовсе стала заикаться.
Такого Люба уже вынести не смогла.
— Я подаю на развод, — твёрдо заявила она мужу в один из тех редких вечеров, когда он пришёл домой трезвым.
— Да по.фиг! — буркнул в ответ Лёня.
Его невероятно бесили угрозы жены уйти вместе с дочкой якобы из-за того, что он ал..каш. Ку…цы без…глые — Любка и мамаша его! Чего бы понимали. — Хочешь — разводись!
Официальный развод состоялся быстро, и Лёня переехал к матери.
Вот только привык он к этому не сразу — потом ещё несколько месяцев приходил пьяный в квартиру Любы и орал дурным голосом, колотил в дверь.
Только когда его посадили на 15 суток за хулиганство, дорогу к бывшему дому наконец забыл.
Людмила Захаровна хоть и переживала из-за развода сына, но Любу ни в чём не обвиняла и не упрекала.
Она ещё помнила свою жизнь с отцом Лёни и прекрасно понимала невестку.
Была у неё, конечно, надежда, что у сына в жизни всё сложится по-другому, но, видно, зря она надеялась.
Любе и внучке Людмила Захаровна продолжала помогать по мере возможности, хотя Светочка уже ходила в детский сад, и невестка вполне справлялась, но в гостях у них мама Люда часто бывала, и всегда её встречали с радостью.
Только вот дома у неё теперь никакой радости не было. Лёня пил всё страшнее, с работы его уволили, в редкие моменты просветления он перебивался случайными заработками, а потом эти деньги пропивал.
А ещё не гнушался у матери деньги выпрашивать, а то и самостоятельно брать.
Людмила Захаровна все свои скудные сбережения старалась держать при себе, и сыну-то не очень потакала.
А в ответ он стал устраивать грандиозные скандалы и то окно в доме разобьёт, распалившись, то шкаф на пол опрокинет.
Она просто уже боялась с ним вместе в одном доме находиться.
И Люба, чуткая, добрая девочка, не пропустила изменений в настроении мамы Люды.
— Что там у вас происходит?
Людмила Захаровна разрыдалась и всё рассказала.
— Понятно, — вздохнула невестка. — Давай-ка, мама Люда, собирай свои вещи и переезжай к нам.
Раз Лёня себя так ведёт, то дело вообще бедой может закончиться.
— Да зачем я тут вам?
— Здрасьте! Помогать будете. Мы же без вас как без рук, — улыбнулась Люба.
Вот так Людмила Захаровна и оказалась в квартире невестки. Что было ценного в её родном доме они, постарались вывезти, а остальное, если Лёня пропьёт, то и не жалко.
Конечно, никто из неё не сделал домработницу, как пророчили приятельницы, жила она у них на правах бабушки и мамы.
Хорошо жила и обрадовалась, когда Люба, пряча глаза и смущаясь, сообщила, что у неё появился жених, Анатолий.
— Ты, мам Люд, не переживай, — поспешно добавила невестка, заметив, как радость на лице свекрови меняется на печаль. — Будешь жить с нами, никто тебя не выгоняет.
Наоборот, Толик очень рад, что у нас тут взрослые есть, — Люба хихикнула. — Его−то родители далеко.
Толик ей понравился — серьёзный, вежливый мужчина, инженер. Приехал он из другого города и после регистрации брака с Любой перебрался из общежития в её квартиру.
К Людмиле Захаровне уважительно относился, Светочку не обижал, Любу явно любил.
И она, бывшая свекровь, постаралась с ним подружиться, угодить в чём-то, поддержать.
Целый год они счастливо жили все вместе, а потом Людмила Захаровна случайно подслушала разговор супругов.
— Нужно рожать! — горячо убеждал Толик жену. — Я Светочку, конечно, люблю, и она мне как родная, но ты же понимаешь…
— Потянем ли мы двоих детей? — вздыхала Люба.
— Ну конечно! — отвечал Толик с огромным энтузиазмом. — Ты меня со своим бывшим не сравнивай, ради бога! Я тебе во всём помогу, и зарплата у меня хорошая.
— Как мы тут все в двушке поместимся?..
— Ну…
— Толя, ты мне даже ничего не говори про маму Люду! Она с нами останется — это точно!
— Да я и не собирался, — обиженно произнёс Толик. — Людмила Захаровна отличная тётка! Она, я думаю, тоже не откажется тебе с малышом помочь.
А нет — так нет. Ей и со Светочкой хлопот хватает.
Я другое хотел сказать… Мы же можем квартиру побольше в ипотеку купить…
У Людмилы Захаровны чуть сердце не остановилось, пока супруги разговаривали.
Идти ей было совершенно некуда — соседи сообщали, что Лёня продолжает пить и дом уже практически в бом..жатник, наверное, превратил…
Дом! Озарило её. Ну, конечно!
— Любочка… — осторожно завела разговор Людмила Захаровна через пару дней, когда они с невесткой остались вдвоём. — Я тут случайно разговор ваш с Толиком подслушала.
Ты только не сердись — бессонница у нас, старушек, случается…
— Да ладно, мам Люд, ну какая ты старушка? Ты у нас ещё ого−го! — улыбнулась Люба и посерьёзнела: — Так что ты хотела сказать?
— Правильно Толик твой говорит — ребёночка надо рожать, если есть возможность такая. Я тебя, кстати, поздравляю!
— Извини, мам Люд, не успела тебе сказать, да и не решено ещё ничего окончательно с этой беременностью, — смутилась Люба.
— Я не в обиде, — она ласково посмотрела на невестку, — а вот помочь могу. Вам действительно требуется жильё побольше. Можно продать мой дом, и деньгами вы распорядитесь сами.
— Да ты что, мам Люд?! — Люба даже немного испугалась. — Нет, тебя−то мы не выгоним, но неужто ты сына на улице готова оставить?
— Да о чём ты говоришь, Любочка? От сына моего ничего уже не осталось, добра от него ждать не приходится, вы у меня самые родные люди, — заплакала Людмила Захаровна. — Он же дом этот и так в чёрте что превратил, а так хоть вам польза будет.
Люба бросилась успокаивать свекровь.
Потом невестка не сразу согласилась на это предложение. Пришлось даже привлечь Толика. Тот, правда, тоже пытался возражать, но она стояла на своём: «Ради вас готова на всё».
— Хорошо, — сдался Толик. — Только доля в новом доме у вас тоже будет. Чтобы потом чего не вышло, да и перед людьми стыдно не было.
Людмила Захаровна согласно закивала.
— Правда, я не знаю, как мне выселить Лёню. Боюсь, что смелости не хватит… — вздохнула она.
Этот вопрос решился быстро. Конечно, Людмила Захаровна сначала пыталась поговорить с сыном, чтобы он добровольно съехал.
Тем более что у него, как оказалось, появилась женщина с жильём, с которой они теперь пили вместе. Но вот эта дамочка и наорала на неё матом, и со двора прямо вытолкала.
Что ж, Людмила Захаровна поплакала, конечно, но в своём решении только укрепилась.
— Через суд придётся выселять Леонида, — мрачно констатировал Толик. — Вы готовы?
— Толечка, а можно сделать так, чтобы я в суд не ходила? — умоляюще попросила Людмила Захаровна. — Не по себе мне как-то, и боюсь, что сердце не выдержит…
— Есть вариант. Я на этот случай уже у юристов проконсультировался, — кивнул Толик. — Если вы кому-нибудь из нас подарите дом, то уже новый владелец через суд может выселить Леонида.
Только вам всё равно лучше будет в суд прийти, чтобы… осечки не вышло.
Людмила Захаровна всё-таки собралась с силами и поддержала в суде невестку, на которую оформила дарственную.
Судья явно им сочувствовал и недоверчиво смотрел на Лёню, который, распалившись, доказывал, что скоро закодируется и что жить ему негде.
Ему явно стоило больших усилий явиться в суд в более-менее трезвом виде. Он был в чистой одежде, гладко выбрит, но руки у него тряслись, лицо было заплывшим, а красные глаза слезились.
А потом он добавил, что мать и бывшая жена вообще его жизнь сгубили, поэтому он и пьёт.
А теперь, мол, он нашёл женщину, которая его по-настоящему любит, и мать с Любой ему просто завидуют и пытаются помешать его счастью.
Судья недоумённо приподнял брови и вынес решение выселить Леонида, дав два месяца на сборы. Как ни странно, Лёня больше не стал устраивать скандалы и съехал к возлюбленной.
Семье пришлось приложить немало усилий, чтобы привести дом в относительный порядок, и только потом его продать.
Продали и квартиру Любы, но без ипотеки не обошлось. Теперь все они живут в четырёхкомнатной квартире, где одна из комнат по закону принадлежит Людмиле Захаровне.
Привел свою… в дом к жене