Когда у Веры позвонил телефон, она как раз поливала огурцы в теплице. Пахло влажной землёй, свежими листьями, и всё было как обычно — буднично и по-хорошему тихо. Она сняла трубку, не взглянув на экран.
— Привет, сеструха, ну как ты там? — раздался в динамике голос Яны, её младшей сестры.
— Привет, Яна. Да нормально. А ты как?
— Слушай, у нас тут… сложная ситуация. Можно мы к вам с Валерой и детьми на недельку приедем? Нам просто чуть-чуть перевести дух, отдохнуть, ты же знаешь, как тяжело сейчас…
— Приезжайте, — Вера не задумывалась. Всё равно у неё отпуск, а дом большой, места всем хватит.
С Яной они не были особенно близки. Детство общее, да, но разные характеры, разные компании. Яна всегда была той, кто выкручивается. Умела обернуть любую ситуацию в свою пользу, улыбнуться нужному человеку, подставить плечо — а потом обернуть это плечо в счётчик за услуги.
Но всё равно — семья есть семья. И племянников Вера любила, хоть и видела их редко.
— Вот это у вас тут красота, — Яна оглядывала участок, щурясь. — А я говорила Валере: у Веры всегда чисто, как в аптеке.
Валера, высокий мужик с уставшим лицом и вечной сигаретой в зубах, промолчал, только кивнул. Дети, Ваня и Лиза, сразу бросились к качелям.
— Мы с тобой потом по хозяйству что-нибудь поделаем, ладно? — добавила Яна. — Чтобы не совсем нахлебниками быть.
Но в следующие дни Вера делала почти всё одна.
Первое, что начало напрягать, — это кухня.
— Вера, у тебя сковородка неудобная, всё пригорает, — сказала Яна утром на третий день. — Мы с Валерой решили сами себе готовить, а то ты вечно занята.
— Да я не против, только потом убирайте, ладно?
— Конечно!
Но вечером раковина была забита жирной посудой, а на плите — гора блинов, покрытая мукой и крошками. Запах сгоревшего масла стоял в воздухе, и даже вытяжка не справлялась.
— А ты не обижайся, — усмехнулась Яна, — просто мы так привыкли. У нас дома всё всегда живо, по-настоящему, а не вот это твоё чистенькое стерильное.
Следующим стал гараж. Валера попросил «чуть-чуть места для инструмента», а через день Вера не могла найти ящик с садовыми ножницами — его вытеснили автозапчасти, провода и какие-то банки с маслом.
— Тебе же не жалко, правда? — бросил Валера, не отрываясь от своего мотоцикла. — Мы всё потом сложим, не переживай.
Ваня разбил лейку, Лиза высыпала корм для кур в лужу. Вера молча прибрала. Слово «аккуратнее» у неё застряло в горле: как скажешь — так сразу Яна вздыбится.
— Ты детей ругать не пробуй, — шипела она на кухне. — Им и так сейчас тяжело. Им привычная среда рухнула. Нам всем надо просто чуть-чуть времени. Ты же понимаешь?
— Понимаю, — Вера выдавила.
Но понимание не помогало, когда в полпервого ночи Лиза носилась по дому с планшетом, а Яна смотрела сериал на полную громкость. Или когда Валера начал курить прямо на крыльце, где сохло бельё.
— Надо поговорить, — сказал Пашка, муж Веры, в тот вечер, когда они остались одни на кухне. — Они тут обустроились, как будто надолго. Ты видела, Валера сегодня в душ с ящиком пива зашёл?
— Они переживают трудный период, — прошептала Вера, уставившись в чашку. — У них, похоже, проблемы с жильём, но Яна не говорит прямо.
— А я тебе скажу прямо. Они за твой счёт живут. И даже спасибо не говорят.
Вера промолчала. Она чувствовала: что-то в этой ситуации не так. Слишком уж легко они устроились. Слишком свободно чувствуют себя в чужом доме.
Но она всё ещё надеялась: может, неделя пройдёт — и уедут.
И всё снова станет, как было.
Прошла неделя. За ней — ещё одна.
Они не уехали.
— Яна, вы же говорили, что на неделю, — осторожно заметила Вера. — Уже две прошло…
— А ты не переживай. Мы уже почти всё уладили. Валера вот работу ищет — каждый день объявления смотрит, — с улыбкой ответила сестра, закидывая ноги на диван. — Ну и дети сейчас каникулы, мы не хотим их дёргать лишний раз.
— А с жильём?
— Да там… неважно, — Яна сразу закрылась. — Не твоё дело, честно.
Вот тут Вера впервые ощутила, как по спине ползёт холод. Они и не собираются уезжать. По крайней мере, пока им удобно — не собираются.
Дальше начались мелкие ссоры. Ваня достал резиновый мяч и гонял его по коридору, задевая двери. Пашка высказался. На следующий день мяч улетел в клумбу. Пашка опять выругался. В ответ Валера с усмешкой предложил ему «расслабиться, а то до инфаркта недалеко».
Вера пыталась разруливать:
— Может, вы хотя бы днём дома не сидите? Погуляйте, вон речка, лес…
— Ты хочешь, чтобы мы ушли? — резко спросила Яна. — Мы тебе мешаем?
— Я просто хочу тишины. Я в отпуске. Это мой дом. Я люблю порядок…
— Да у тебя вечно всё как по линейке! Даже смеяться страшно — вдруг громко. Ты же не робот, Вера! Жизнь — это шум, бардак, дети, еда, запахи! А у тебя музей.
Слова ударили, как пощёчина. И хоть где-то внутри Вера понимала: это манипуляция, всё равно было больно. Она не ожидала — не от сестры. Не от той, кому она дверь открыла с добром.
— Ты должна им прямо сказать, — сказал Пашка вечером. — Хватит стелиться. Они за нас тебя прогнут, если дашь.
— А как сказать? — шептала Вера, чувствуя, как под ложечкой жжёт от стыда. — Это же Яна. Моя сестра.
— Вот именно. А они тебя — не считают ни сестрой, ни хозяйкой. Они на тебе едут, Вера.
На третий понедельник Вера предложила распределить расходы. Без наезда. Просто список продуктов, вода, электричество.
— Ага, — усмехнулся Валера. — Ты теперь ещё и счёт выставишь? Мы, выходит, в пансионате?
— Мы просто много едим, стираем, готовим. Я не справляюсь одна. И это не пять дней. Это уже третий понедельник.
— Хм. Ну тогда и я скажу. Мы тут работу ищем. Я не сиднем сижу. А если вам так тяжело, мы с Яной подумаем. Правда, Яна?
Яна молчала. Щёки у неё горели, как будто ей было стыдно. Но она не встала, не сказала: «Спасибо, Вера, мы уедем». Она ушла на кухню, громко хлопнув дверью.
Потом был эпизод с соседкой.
— Это кто у вас во дворе кричал? — поинтересовалась тётя Люба через забор. — Девочка ваша? С коляской играла и «дура» кого-то обозвала.
— Наша племянница. У нас гости.
— А, ну… я просто к слову. У нас ведь тут дети. Мы раньше спокойно жили.
Вера чувствовала, как щеки её горят. И ей стыдно, и обидно. Своих детей у неё не было, но она всегда старалась быть доброй соседкой. А теперь — виновата без вины.
— Я уезжаю к маме на дачу, — сказала однажды подруга Веры, Глаша, — а ты? Хочешь с нами на выходные?
— Не могу. У нас же гости…
— Гости? Или паразиты?
— Глаша!
— Ну а как это ещё назвать?
Самое обидное произошло вечером, когда Валера пришёл с улицы с запахом спиртного.
— Где был?
— Да так, посидел с ребятами. Ты что, мне в рот заглядывать теперь будешь? Не гони, Паш. Я же по-человечески.
— Ты у меня в доме. И если ты пьяный, то будь хотя бы тихим, — жёстко сказал Пашка.
— Ты что, хозяин жизни? Считаешь, что мы на твоей шее сидим?
— А вы не сидите?
Молчание было страшнее ругани.
На следующее утро Вера заметила, что её косметика в ванной перемешана. Детский шампунь разлит. Зубные щётки сдвинуты. Её личное пространство — исчезло. Словно её здесь вообще не было.
Она достала сумку из шкафа. Положила туда пижаму, пару вещей. Закрыла замок. Подумала: «Если они и завтра не заговорят сами — скажу. Всё. До конца».
Но заговорила Яна. Сама. Вечером.
— Вера, — она подошла неслышно, — мы тут подумали. Валера на стройку, вроде, устроился. Так что мы, может, пока ещё немного останемся?
— Сколько — немного?
— Ну… Пока дети в школу не пойдут. А там снимем что-нибудь, конечно. Сейчас цены высокие, ты же понимаешь. И ты нас не гони, ладно? Не выкидывай…
Вера подняла глаза. Увидела: сестра не виновата. Сестра — привычная. Она так жила всегда. Так удобнее. Так проще. Без благодарности. Без счёта. Без стыда.
И она не знала, как сказать: «Хватит».
Потому что всё, что в этот момент смогла вымолвить Яна, было:
— Мы к вам не отдыхать приехали — нам просто больше некуда…
После этого разговора Вера долго сидела на кухне одна. В доме было тихо. За стеной кто-то пролистывал видео — короткие вспышки звуков, детский смех, музыка, потом тишина. На столе лежала недоеденная котлета, рядом — чужая чашка. Вера смотрела на неё, как на чужеродный предмет. Её кухня. Её чашка. Но будто уже не её жизнь.
На следующий день она проснулась от стука. Это Валера возился в сарае. Когда Вера подошла, он уже разобрал одну из полок — ту, где хранились банки с вареньем и инструменты для обрезки яблонь.
— Ты чего тут устроил? — сдержанно спросила она.
— Да это гвозди нужны были. Я у тебя там всё порылся, думал, найду. Не нашёл — разобрал полку. Ничего, я потом соберу. Или Пашка соберёт.
— А ты спросить не пробовал?
— Ну я ж не лезу на полку, если она чужая! — вдруг резко вскинулась Вера. — Тут не склад! Тут всё по местам было! Ты понимаешь вообще, что ты не дома?
Валера усмехнулся, вытер руки о штаны.
— А ты сама-то, Вера, давно в доме-то жила? У тебя тут, прости, музей был, а не дом. Мы хоть жизнь вернули, воздух. Дети бегают, смеются. А у тебя всё по полочкам. Мёртвое. Может, ты нас не выносишь не из-за нас, а потому что живая жизнь тебе мешает?
Он ушёл, оставив запах солярки и горькое послевкусие на душе.
В тот вечер Пашка собрал вещи.
— Я на пару дней к Олегу, в город. Не могу. Я их убью, если ещё сутки с ними под одной крышей. Прости, Вера, но я не железный.
— А я? — спросила она.
— А ты либо поставишь точку, либо они тебя в порошок сотрут. Выбирай.
И он уехал. Вера осталась одна. Вернее, среди шумных, наглых, вольготно обустроившихся людей — одна.
Следующим утром началось с того, что Лиза намазала нутеллой кошку. Смех, визг, пятна по всему коридору. Яна с телефоном — «ну подумаешь, дети играют». Вера не выдержала.
— Собери всех в кухню. Сейчас.
Яна удивилась — впервые за всё время Вера звучала как взрослый.
На кухне Вера молча разложила перед ними бумагу и ручку.
— Это список. Вещи, расходы, обязанности. Сегодня — понедельник. К воскресенью вы либо уезжаете, либо начинаем всё это выполнять. Включая оплату. Без «мы потом», без «давай позже».
— Ты с ума сошла? — возмутился Валера. — Мы тебе мешаем, что ли?
— Да. Мешаете. Очень. Вы съели мою тишину, мой дом, мою жизнь. Я дала вам крышу — вы сделали из неё склад и курилку.
— Ну ты и баба… — выдохнул он.
— Нет. Я — хозяйка. И я так больше не хочу.
Вечером Яна вошла в комнату с опущенной головой. Без привычной маски улыбки. Без фальши. Села на табурет у двери.
— Мы… уедем. Только чуть позже. Дай нам ещё недели две. Валеру только сегодня взяли официально. Мы деньги соберём. Ты ж понимаешь, это не потому что мы плохие. Мы просто… мы не умеем иначе. Мы всегда крутились. Так вышло. Мы ж не отдыхать приехали…
И вот тут она это сказала:
— …нам просто больше некуда, Вера, — прошептала сестра. — Ты у нас одна осталась. Ты крепкая. Ты… не откажешь?
Вера смотрела на неё и не знала, кого перед собой видит. Сестру? Манипулятора? Жертву? Всё сразу?
В голове звучало: «Ты у нас одна осталась». Как будто это приговор.
Как будто из-за этого она должна — всё. Дом, еда, терпение, нервы.
— А ты хоть раз, — тихо спросила Вера, — подумала, что я не крепкая? Что я тоже одна? И что мне… тоже больше некуда?
Яна не ответила. Сняла резинку с запястья, нервно намотала на пальцы. Потом поднялась и ушла. Не хлопнула дверью. Просто ушла.
На следующий день в коридоре стояли коробки. Сумки. Детские игрушки в пакете. На кухонном столе — банка варенья и записка:
«Прости, если что. Вернём долг. Когда сможем. Яна.»
Дом опустел. Вера стояла у окна. Пашка ещё не вернулся. Соседи молчали. Кошка — уже чистая — лежала на подоконнике.
Конфликт не разрешился. Вера не знала, правильно ли поступила. Не чувствовала облегчения. Только усталость и странное чувство, будто что-то внутри стало другим. Жёстче.
И только одна мысль всё крутилась:
А ведь она не соврала. Не отдыхать они приехали. Им действительно больше некуда…
Но почему это «некуда» стало теперь моей проблемой?