Катя впервые увидела Таню на их с Сергеем свадьбе. Тогда все казалось правильным: веселая, активная, немного шумная, с навязчивым обаянием — Таня шутками разряжала атмосферу, охотно фотографировалась с гостями и всё время крутилась возле брата. Её откровенное декольте и крепкие объятия с Сергеем немного смущали Катю, но она списала это на особую близость между братом и сестрой — Катя сама выросла без братьев, не понимала, что нормально, а что нет.
Они с Сергеем съехались за два месяца до свадьбы. Катя не настаивала, но он сказал, что хочет жить вместе. Квартира была его, родительская, он выкупил долю у матери после развода родителей. Катя вошла в дом как в чужую территорию — с осторожностью. Её вещи аккуратно вписывались в интерьер, но сама она чувствовала себя гостьей. Особенно после выходных, когда Таня приезжала в гости.
— Ну что, «хозяйка», — протягивала Таня, с шумом ставя пакет с продуктами на кухонный стол, — тут у тебя порядок. Надолго?
Катя улыбалась. Притворно. Она чувствовала укол от слова «хозяйка», как будто её должность временная, как будто Таня просто наблюдает, когда «эта» сама уйдет.
Сергей не замечал — или делал вид. После свадьбы он стал мягче, внимательнее, но когда Таня была рядом, он немного менялся: подтрунивал над Катей, забывал обещания, долго говорил с сестрой на кухне, будто Катя — просто тень. Иногда она думала: а был ли он вообще готов к браку?
Первые настоящие трещины появились после НГ. Они только отдали долг за свадебную поездку, планировали наконец накопить на ремонт. Катя мечтала о новой кухне, хоть что-то сделать под себя. И вот вечером, лежа рядом на диване, Сергей, будто между делом, говорит:
— Танька просила одолжить ей сто тысяч. Говорит, ей нужно на курсы по дизайну интерьера. Хочет сменить работу.
Катя застыла.
— Серёж… мы же с тобой только на днях обсуждали, что даже на плитку пока не хватает. И вообще, зачем ей курсы? Она же только три месяца назад говорила, что хочет открыть маникюрный кабинет.
Сергей помолчал.
— Да, но теперь она говорит, что нашла себя. Сказала, если не сейчас, то никогда.
Катя посмотрела на него.
— А ты как думаешь?
— Ну… я ей обещал помочь. Мы же семья. Она же не чужая.
Он смотрел на неё с таким видом, будто уже отдал эти деньги, и теперь просто ждал, примет она это или нет. Она приняла. Не сразу, но приняла. Без скандала.
Через месяц Таня купила себе новый телефон. Через два — сдала курсы. На работе осталась той же. И как-то, смеясь, обронила:
— Ну, теперь я умею сочетать шторы с обоями, так что Катя может меня нанимать для ремонта!
Катя в тот вечер вышла курить, хотя давно бросила. Боль в горле от дыма была легче, чем ком в груди.
Весной Таня появилась чаще. То «переходила» по делам, то «долго ждала такси», то просто «не успела домой после работы». В какой-то момент она оставила у них пижаму. Потом — зубную щётку. Потом — тапочки. И как будто всё стало неофициальным фактом: Таня могла остаться на ночь. Или на три. Или на выходные. Сергей только плечами пожимал:
— Ну что ты начинаешь, Катюш. Это же Таня. Она же не чужая.
Катя мыла за Татьяной чашки. Стирала пледы после её ночёвок. Слушала, как по вечерам Таня смеётся в комнате, сидя рядом с её мужем. Сидя слишком близко.
В июле Таня осталась на две недели.
— Да мне пока к Машке нельзя, у неё племянник с ветрянкой. А у Ларисы ремонт. Ты ж не выгонишь меня? — хлопала глазами Таня.
Катя слушала и думала, что если бы сказала «да, выгоню», то в глазах Сергея она была бы монстром. Поэтому Таня осталась.
В середине второй недели Катя не выдержала и уехала к подруге — на одну ночь. Она просто хотела выспаться. Без чужого смеха. Без того, что кто-то комментирует её ужин. Без осуждающих взглядов, когда она достаёт новую помаду — купленную на свою зарплату.
Сергей не позвонил. Не спросил, почему она ушла. Утром она вернулась — Таня лежала на диване в его футболке и смотрела шоу по телевизору.
— А, ты уже тут. Ну, мы тебя не ждали, если что, — бросила золовка, не отрываясь от экрана.
Катя стояла у двери и понимала: она чужая в этом доме.
С того утра всё изменилось, хотя внешне ничего не произошло. Катя больше не спорила. Не просила. Не ждала, что Сергей поставит их отношения выше удобства сестры. Она просто жила — как соседка. Готовила, как в общаге: строго по порциям. Стирала только свои вещи. Разговаривала вежливо. Никаких сцен, упрёков, просьб.
Это почему-то злило Таню сильнее прежних разговоров.
— Ты чего это такая тихая стала, Катерина? Опять в обиде? Или так мстишь — молчанием?
Катя только улыбалась. Холодно. И шла в спальню, закрывая за собой дверь.
Через неделю Таня снова «временно переехала». Якобы, её подруга улетела, а Таня должна присмотреть за её кошкой. Но почему-то кошку она привезти не смогла — слишком пугливая, сказала. При этом сама Таня не ночевала ни одной ночи у подруги.
— Ей сейчас тяжело. Она рассталась с парнем, — объяснил Сергей.
— И?
— Ну… ты ведь понимаешь. Поддержка. Ей сейчас важно чувствовать, что рядом близкие.
Катя смотрела на мужа. Ей тоже хотелось чувствовать, что рядом близкий человек. Но это, видимо, было уже необязательно.
В начале осени Катя вернулась с работы пораньше. У неё поднялась температура, голова раскалывалась. Она мечтала о пледе и тишине. Оказавшись дома, услышала музыку, смех, и поняла — сегодня Таня устроила «вечер девочек».
На кухне сидели две какие-то девушки. В гостиной — Таня, в её халате. В её халате.
— Катюша, привет! Ты чего такая бледная? — весело крикнула золовка, — хочешь с нами вина?
— Нет. Я болею. Где мой халат?
— Тот с цветочками? Ну, я взяла, он же всё равно висел, как будто забытый. Я завтра постираю.
Катя медленно выдохнула.
— Сними, пожалуйста. Это моё.
Таня закатила глаза, но сняла. Одна из подруг хихикнула.
— У вас тут весело, конечно.
Катя не ответила. Она взяла халат и ушла в спальню. Там, под одеялом, впервые заплакала по-настоящему. Не от обиды, не от злости — от усталости. От бессилия. От ощущения, что за два года брака она так и не обрела дома.
В сентябре был день рождения у Кати. Сергей подарил духи — те, которые Таня однажды «невзначай» показала ему в торговом центре. Катя их не любила — запах слишком приторный. Таня, заметив коробку, заулыбалась:
— О, ну наконец-то ты купил нормальные! Я же тебе говорила, что она с цветочными не дружит. А эти — вообще огонь. Я себе такие же хочу.
— Ты их выбрала? — спросила Катя.
— Ну, помогала, — Таня усмехнулась. — Просто он сомневался, а я точно знаю, что тебе подойдёт.
Сергей не вмешался. Только пожал плечами.
Подарок потерял смысл.
Потом случилось то, что Катя даже не знала, как воспринимать. Она сдавала в химчистку пальто, нашла в кармане старую записку. Сначала не поняла, что это — не её почерк. Оказалось, список покупок, но с подписью: «не забудь молоко и мёд, как ты любишь. Целую. Т.»
Катя сразу вспомнила — да, в этом пальто однажды ходила Таня, когда потеряла свою куртку в маршрутке. Брат, конечно, дал ей деньги на новую. А пока — одолжила Катино пальто. Две недели. Видимо, вместе с привычкой оставлять записки чужим мужчинам.
Катя не сказала ничего. Но внутри что-то щёлкнуло.
Когда в октябре Таня пришла с вещами, и Сергей сказал: «Ненадолго, пока она ищет комнату, у Машки парень переехал», — Катя уже знала, что это не «пока».
Они снова втроем сидели на кухне, ужинали. Таня рассказывала истории, как в детстве они с Сергеем залезали в заброшенную дачу и играли в «шпионов». Сергей смеялся.
— Катя, ты б видела его в тринадцать — худющий, уши торчат, зато воображения — на троих хватало. А я — его прикрытие. Правда, Серёж?
— Ага, — усмехался он. — Таня — мой тыл.
Катя слушала и чувствовала себя лишней. Ни в одной истории её не было. Ни в одной — даже теоретически. И ни одна не предполагала, что теперь рядом с Сергеем кто-то ещё.
Она пыталась поговорить.
— Серёж, а как долго Таня планирует пожить у нас?
Он отвёл глаза.
— Ну, сколько нужно. Она ведь не навсегда. Ты же понимаешь… Ей сейчас тяжело. Она привыкла, что мы рядом. Это временно.
Катя молча кивнула.
— Просто я уже не чувствую, что это мой дом.
— Ты преувеличиваешь.
— Нет, Серёж. Я просто признаю факт.
Он промолчал.
Катя вышла на балкон. Было холодно. Ветер пробирал до костей, но впервые за долгое время она почувствовала, что дышит сама. Не в тени. Не «при» ком-то. Просто сама.
Таня окончательно переехала в начале ноября. Привезла комод. Своё постельное бельё. Даже тостер.
— А этот ваш старенький пусть на дачу поедет, — хмыкнула она. — Всё равно плохо жарит.
Катя только кивнула. Даже спорить было бессмысленно. Сергей помогал сестре всё расставлять по местам, отодвигая Катю — буквально и фигурально — с каждой мелочью: с новым чайником, с другим пледом, с очередной навязанной привычкой.
Иногда он обнимал её на ночь, но как-то вскользь, как по инерции. Больше не спрашивал, как прошёл её день. Зато Танин день обсуждался подробно, с паузами, в которых Катя будто должна была вставлять реплики — но не делала этого. Она уже научилась молчать.
Вскоре появилась новая тема: Таня попросила брата помочь с первоначальным взносом на ипотеку.
— Я же тебе верну. Только немного не хватает. Ну, ты же знаешь, если не сейчас, то уже всё — упущено.
Катя смотрела на неё. Удивляло не то, что Таня просила. А то, что она делала это не уединённо, не по телефону — а прямо за общим ужином, глядя Кате в глаза, как будто ничего не нарушает. Как будто это — нормально.
Сергей молчал. Потом сказал:
— Я подумаю.
В ту ночь Катя впервые спала в гостевой. Той самой, где Таня теперь хранила часть своих вещей.
В начале декабря Катя уехала к маме. Всего на три дня. Повод был уважительный — операция у тёти. Но на самом деле ей просто нужно было убежать, пусть даже на время. Маме она ничего не сказала. Просто помогала, мыла полы, носила пакеты, варила компот. В какой-то момент поняла: она снова чувствует себя собой. Не пустой. Не раздражённой. Не угнетённой.
Возвращаться не хотелось.
Но она вернулась.
И застала Таню в халате — в том самом, который Катя так берегла. Свадебный подарок от подруги. Белый, с вышивкой. Таня сушила волосы и говорила по громкой связи:
— …да, ты прав, она всё скидывает на работу. А я вижу, как она избегает общения. Наверное, выгорание. Или просто не умеет строить отношения. Я вот Сергея понимаю. Он старается, а с ней — как в стену.
Катя не стала входить. Сначала — просто прислушалась. Потом — зашла. Молча. Смотрела, как Таня замерла, как сделала вид, что ничего не было.
— Это мой халат, — сказала Катя спокойно.
— Ой… я думала, ты не носишь его. Он висел, пылился.
Катя протянула руку. Таня сняла. Передала. Без извинений.
Сергей пришёл вечером, она ничего не сказала. Просто готовила ужин. И молчала. Всё, что могла сказать — давно уже потеряло силу.
Под Новый год они поехали к его матери. Маленькая кухня, разговоры о погоде, тортик из магазина. Таня уже сидела там, обнимаясь с племянником — сыном их двоюродного брата. Все смеялись. Катя снова оказалась в стороне.
— Катюш, а ты чего такая тихая? — спросила свекровь.
Катя усмехнулась.
— Просто устала. Год был длинный.
— У всех длинный. А ты помягче будь. Таня — она же одна. А Серёжке ты опора.
Опора. Это слово Катя слышала не впервые. Только ощущение было, будто под ней не опора, а пустота. Она всё это время держала, терпела, сглаживала. А в итоге — никто и не заметил, как она медленно исчезала из картины.
После праздников Таня не уехала.
— Пока рано. С работой нестабильно. Плюс февраль — не лучший месяц для переезда. Да и мне пока комфортно здесь, — сказала она однажды вечером.
Катя кивнула.
— Комфорт — это важно.
Сергей снова ушёл от разговора. Всё как всегда. Всё — как по кругу.
Катя начала собирать свои вещи в середине марта. Без сцены. Просто — вечером достала чемодан. Складывала своё: одежду, книги, старый плед. Вещи, которые сделали этот дом хоть немного её.
Сергей заметил только тогда, когда она складывала кружку — ту самую, с которой начинала утро.
— Кать… Ты что?
— Уезжаю.
— Куда?
— Пока к маме.
Он сел рядом. Выглядел растерянно.
— Подожди. Мы же… мы же ничего не обсудили. Что случилось?
— А ты правда не знаешь?
Он замолчал. Долго.
— Но Таня… она ведь не на всегда. Это временно. Мы просто… мы же семья.
Катя смотрела на него. Впервые — как на чужого.
— Ты путаешь. Мы — это я и ты. А вы с Таней — родные, но это не «мы». У меня нет места в этой конструкции. Я просто гость. Иногда — помеха. А иногда — фон.
Он хотел что-то сказать, но она подняла руку.
— Серёж… ты меня прости, но с твоей сестрой я под одной крышей не останусь.
Она закрыла чемодан. Он не встал. Только смотрел ей вслед, будто не верил, что это правда.
Катя вышла в холодный подъезд и впервые за долгое время почувствовала не одиночество — а пространство. Воздух. Возможность двигаться.
На улице пахло весной.
История не закончилась. И она это знала. Но теперь — она была не героиней чьей-то семейной пьесы. А просто женщиной, которая вышла из дома, где её не ждали.
За эту квартиру платит мой сын, – заявила свекровь, — Ты на нее никаких прав не имеешь