— Наташ, ну чего ты опять начинаешь? — Стас прищурился, уткнувшись в планшет. — Ну, пришли они раз в месяц. Не каждый же день на голове сидят.
Наташа молча протирала стол на кухне. Раз за разом. Тряпка давно высохла, но она не переставала водить ею по стеклу, как будто надеялась, что от её усилий исчезнет не грязь, а накопившаяся за месяцы злость.
Раз в месяц? — мысленно повторила она. — Интересно, а трёхдневный визит в прошлый четверг не считается? Или та неделя в мае, когда я на цыпочках ходила, чтобы не потревожить Машу с её «мигренями»?
Марина — старшая сестра Стаса — вместе с мужем Антоном и их собакой Буся изредка «заскакивали» к ним в гости. Заскакивали — это по их словам. По факту это были полноценные вторжения. С навязанным ужином, пересмотром телевизора до двух ночи, занятием ванной на час и с «А у вас батареи горячее, чем у нас» в придачу.
— Я не против гостей, — наконец выдохнула Наташа. — Но почему они приезжают без предупреждения, как к себе домой? Почему мы с тобой всегда готовимся, убираемся, закупаем продукты? А они?
Стас пожал плечами:
— Ну, не со зла же. У Марины сейчас вечно напряг — ипотека, этот её «шарлатан»-начальник… Им просто тяжело.
Им тяжело? — Наташа посмотрела в окно, где Марина щебетала по телефону на балконе. Внизу прыгал Буся, срывая цветы на клумбе.
Она вспомнила, как два месяца назад они с трудом выбрались в кафе — первый вечер вдвоём за полгода. Только заказали десерт — звонок:
— Наташ, привет. Слушай, мы ключ забыли. Ты далеко? Нам бы быстро заскочить, душ принять. Мы тут после дачи — ни рук, ни ног.
Они тогда даже не успели поесть. Вернулись домой — их ванная была забрызгана землёй, прихожая завалена чьей-то обувью, а в холодильнике не стало запечённой курицы, которую Наташа готовила на ужин.
— Ты же всегда гостеприимная была, — Стас пробовал разрядить обстановку.
Была, — подумала Наташа. Пока не поняла, что моё гостеприимство превращают в банальное использование.
Месяц назад Наташа впервые попробовала поставить границу. Позвонила Марине, когда та уже собиралась ехать:
— Прости, сегодня не получится. Мы заняты.
Марина отреагировала с такой обидой, будто Наташа попросила её продать почку.
— Ой, ну ладно. Мы думали, вы нормальные. Нам бы только переночевать. Знаешь, что, не будем больше мешать. Разрешения просить ещё…
На следующий день позвонила мама Стаса:
— Наташенька, ты что-то Марину расстроила. Такая она сейчас нервная. У неё давление после твоего звонка поднялось. Всё-таки вы семья…
Семья. Но почему одна половина этой семьи постоянно прогибается, а вторая — обижается, если ей чего-то не дали?
— Ты просто не умеешь отказывать, — как-то сказала ей на работе Света, коллега из соседнего отдела.
— А ты умеешь?
— А я не терплю хамства под видом родства. Уважение должно быть обоюдным, понимаешь? Гость, даже родной, должен спрашивать, не навязываться.
Эти слова засели в голове. Наташа не умела отказывать. До недавнего времени.
Но сейчас… Сейчас она чувствовала, как в ней что-то меняется. Не громко, не скандально. А спокойно. Как будто внутренне она уже всё решила.
И вот — пятница. Вечер. Рабочая неделя вымотала. Наташа готовила ужин — пасту с грибами и пармезаном, к которой планировала открыть бутылку вина. Они со Стасом хотели посмотреть старый фильм, на который всё не хватало времени.
— Мы заедем, — сухо сообщила Марина в 18:37, — как обычно. До воскресенья побудем, а то у нас кран сорвало, воду отключили. А тут как раз у вас и ярмарка в районе — я бы на ней прошлась.
— Без предупреждения? — Наташа даже не пыталась скрыть раздражения. — Вы не спрашиваете, можно ли. Вы просто ставите в известность.
— Ну ты же дома. Чего тебе не так? Мы ж родные. Не чужие.
Родные… Но почему мне от этих слов — холодно, как от сквозняка?
Наташа прошлась по квартире: ванна чистая, кровать застелена, на кухне пахло ужином. Она снова посмотрела в окно.
Марина с Антоном уже выгружали сумки из багажника. Две дорожные, большая клетка для Буси, полиэтиленовые пакеты.
Два дня. А сумок — как будто на месяц.
С вечера началось.
— О, а чё так скромно? — Антон заглянул в кастрюлю с макаронами, пока Наташа накладывала еду. — Мы, кстати, не ели. Думали, вместе поужинаем. Там в пакете стейки есть, я на сковородке кину, ага?
Он не ждал ответа. Уже шуршал пакетами, залезал в шкафы, расставлял на стол всё подряд: майонез, солёные огурцы, кетчуп.
— Салфетки где? Сахар? У вас ложки как будто убегают, — пробормотал он. — Наташа, у тебя с солью напряжёнка? Я вечно не могу найти…
Ну конечно. Они же в гостях. Почему бы не перевернуть кухню вверх дном?
— Всё на местах, если бы ты не разбрасывал, — сдержанно ответила Наташа и ушла в комнату. Её никто не остановил.
В зале Стас и Марина уже устроились на диване с ноутбуком.
— Я тут один сериал хочу досмотреть, — Марина не отрывалась от экрана. — Мы вчера начали, но Антон заснул, теперь хочу наверстать. Там, кстати, громкий звук, не пугайтесь.
Наташа села в кресло, взяла бокал, включила в наушниках свой плейлист. Но даже сквозь музыку слышала, как кто-то гремит сковородкой на кухне и как Буся лает на телевизор.
— Наташ, ты мою подушку не видела? Которая с жирафами? Я её в прошлый раз тут оставляла, — крикнула Марина из зала.
— И пижама где-то осталась. Серая. Или Антон забрал?
— Я не брала, — Наташа тихо ответила. — Может, вы её в машине оставили?
— Угу. Значит, ты выкинула.
— Да не выкинула я…
— А что тогда? Она пропала? Она стоила, между прочим, четыре тысячи. Изо льна.
Утром Наташу разбудил запах кофе и громкое:
— Ну ты спишь, как мёртвая. Я уже полквартиры перемыла. У вас на полках в ванной — ужас. Ты моешь ванну чем, водой?
Марина стояла в халате, с щёткой в одной руке и телефоном в другой.
— Я, между прочим, тебе помогаю. Вот вы с мамой Стаса совсем разные. Та — хозяйственная, аккуратная. А ты — вся в работе, в работе. А дом кто держать будет?
Наташа крепко сжала зубы.
— Ты бы хоть спасибо сказала, — добавила Марина. — Что я тут всё привожу в порядок. Мы же за собой всегда убираем. А ты только дуешься.
Убирают они… после них полдня отмывать приходится. Хозяйственная… угу.
В субботу днём Наташа наконец не выдержала:
— Марин, вы не думали, что могли бы предупреждать о визите? Хоть за день. Не в день приезда.
— Да мы же не навсегда! — вспыхнула та. — Господи, что ты раздула! Раньше не была такая нервная. Ты как будто на меня зуб точишь.
— Просто я хочу отдыхать дома. Не превращать выходные в дежурство.
— А я думала, ты мне как сестра. Даже не как сноха, а как подруга. Мы же не чужие!
Сестра, подруга… А на деле — обслуживающий персонал.
Вечером соседи снизу позвонили:
— У вас, кажется, пёс на балконе гавкает на каждого прохожего? Можно как-то… ну, потише?
— Буся? — Марина вскинулась. — Он у нас воспитанный. Просто у него стресс. Он в новом месте. Ему непривычно!
— Может, ему и еду подогревать надо? — с сарказмом прошептала Наташа, уходя на кухню.
Поздно вечером, когда Наташа начала убирать со стола, в комнату зашла мама Стаса — Анна Павловна. Она жила неподалёку и часто заходила «на чай».
— Я смотрю, Марина с Антоном у вас как дома. Это хорошо. Сейчас таких связей не хватает. Раньше-то мы жили одной семьёй, как коммуна.
Наташа устало улыбнулась. Анна Павловна из тех, кто считает, что близость измеряется количеством общих ужинов.
— Я рада, что вы такие сплочённые, — продолжала она. — А вот ты, Наташа, как будто стороной. Не обижайся, я ж правду говорю. Ты всегда в себе. Всё по углам.
— Может, потому что дома не остаётся места ни для себя, ни для покоя? — тихо бросила Наташа.
Анна Павловна смутилась:
— Ну… это же временно. Потерпеть можно. Им тяжело. Молодым сложно сейчас.
Молодым? Им за тридцать пять, у них машина, они зарабатывают, у них всё есть. Только совесть, похоже, забыли в прошлой квартире.
Позже, уже лёжа в постели, Наташа прошептала Стасу:
— Я устала.
Он перевернулся на бок, закинул руку ей на плечо.
— Потерпи ещё чуть-чуть. Завтра уедут. Они же ненадолго.
Ага. Ненадолго. До следующей пятницы.
Но в голове уже прокручивалась сцена. Точная, чёткая, почти реальная. Она стоит перед ними, смотрит в глаза. И говорит.
Только один раз предупреждаю.
Но не сейчас.
Пока — только план.
В воскресенье утром Наташа открыла глаза от странного звука — возни на кухне. Скрипел ящик, кто-то что-то гремел, включался миксер.
— Мы решили блинчиков сделать, — весело сказала Марина, когда Наташа вышла на кухню. — А у тебя, кстати, мука какая-то странная. Ты срок годности вообще проверяешь?
Антон стоял в пижаме, с поварешкой в руке, Буся бегал по полу, разлизывая муку.
— Мы же хотели просто кофе попить и уйти, — добавила Марина. — А потом я вспомнила — у тебя же сливки вкусные были, жирные такие. Куда ты их прячешь?
— В холодильнике, как все нормальные люди, — сквозь зубы ответила Наташа.
— Вот ты опять с настроением, — Марина закатила глаза. — Жить проще надо, Наташ. А ты вечно какая-то зажатая. Всё тебе мешает. Вот у мамы Стаса душа широкая. Она не зациклена.
— У мамы Стаса своя квартира, — спокойно ответила Наташа. — Где никто по утрам не достаёт её блинами без спроса.
Марина остановилась. Напряжение повисло в воздухе.
— Не хочешь — не ешь, — буркнула она, вернувшись к сковородке.
После завтрака Марина ушла в ванную. Через несколько минут Наташа услышала стук по полу, потом злобное:
— А это что?!
Из ванной вышла Марина с её косметичкой в руках.
— Это, простите, твои духи?
— Мои.
— А чего они у Антона в сумке?
Наташа растерялась.
— Что? Не знаю. Я их в шкафу держала. Может, кто-то случайно положил.
— Ну да, конечно. Сами прыгнули.
— Ты хочешь сказать, что я что? Подкинула? Забрала?
Марина уже кипела:
— Просто странно, что твои духи вдруг оказываются среди его вещей. В чужой сумке! И ты даже не заметила!
— А ты сама полезла в чужую сумку, — холодно ответила Наташа. — И обвиняешь без повода.
— О, начинается. Теперь я ещё и лезу. Ну и отлично! Всё встало на свои места.
Антон, к слову, отнёсся к «инциденту» по-мужски просто:
— Я в пятницу вещи кидал, не глядя. Может, со стола попало. А может, Марина сама положила. Кто ж теперь разберёт?
— То есть я сумасшедшая? — повысила голос Марина. — А ты, значит, святой?
Антон пошёл в комнату и демонстративно включил телевизор.
Марина осталась на кухне, хлопая дверцами и сопя. Наташа подошла и сказала:
— Если вы сегодня не уедете, я просто уеду сама. Найду, где переночевать.
— Ну уезжай, — усмехнулась Марина. — Только потом не удивляйся, что от тебя муж уйдёт. Такие, как ты, сами всех отталкивают. Стас — святой, что с тобой до сих пор живёт.
— Стас не святой. Он просто… удобный. И ему тяжело признавать, что его семья его же и пожирает.
Тут вошёл Стас. Наташа повернулась к нему:
— Ты всё слышал?
Он молча кивнул.
— Тогда скажи. Тебе удобно, как есть?
Долгая пауза. Он посмотрел на Марину, потом на Наташу.
— Я просто не хочу скандалов.
— А я не хочу больше быть гостиницей, где никто не спрашивает, можно ли.
Ближе к обеду приехала Анна Павловна. Её вызвала Марина.
— Наташенька, я не понимаю, что происходит. Всё было нормально, вдруг скандал на пустом месте. Марина рыдает, Антон молчит. Что ты им сказала?
— Правда, наверное, ранит, — Наташа вытирала стол. — Особенно тех, кто привык за чужой счёт жить в комфорте.
— Как ты можешь? Это твоя семья!
— Вот именно. Моя. А не арендатор с претензией на полный пансион.
Вечером, собираясь, Марина, закусив губу, вдруг прошлась по квартире:
— Ну и обстановка у вас, к слову, так себе. Всё какое-то пластиковое. Стол, как в общаге. Я вообще не понимаю, как ты тут живёшь. Ни уюта, ни тепла. Только злоба. Вот и духи эти… Подумаешь, стоили копейки, а ты такое устроила. У нас в семье люди попроще, не держатся за фигню.
Наташа уже ничего не говорила. Она просто стояла, сжав кулаки.
Антон молча засовывал обувь в пакет. Буся скулил у двери.
Марина напоследок кивнула Наташе:
— Подумай, как ты живёшь. Может, проблема не в нас, а в тебе.
В голове Наташи уже формировалась та самая фраза. Острая, простая, как швейная игла, которая безошибочно найдёт мягкое место.
Она знала: если сейчас не скажет — будет жалеть. Но сказать — значит нажать на курок. Без шанса откатить.
Она сделала шаг вперёд.
— Постой, Наташ… — Стас потянулся к её руке, будто почувствовал, что сейчас произойдёт что-то необратимое.
Но она уже стояла у входной двери. Лицо спокойное, ни капли ярости — только усталость и окончательное понимание.
Марина, с рюкзаком на плече, явно собиралась что-то сказать напоследок. Что-то ядовитое, в духе «мы ещё посмотрим, кто без нас тут заскучает». Но Наташа опередила:
— Собирайтесь. Я предупредила один раз — и этого хватит, — сказала она твёрдо и отчётливо, глядя прямо на Марину.
Антон замер. Даже Буся притих.
Марина открыла рот — и сразу захлопнула. Неожиданно для всех она промолчала. Только дёрнула плечом и отвернулась, шагнув к лестнице с той нервной торопливостью, когда ты хочешь убежать не от места, а от осознания, что больше не получится вести себя, как прежде.
— Пошли, Антон, — бросила она через плечо. — Нас тут не ждут. А мы, между прочим, с душой.
— Ага, — отозвался он неуверенно, не поднимая глаз.
Они ушли. В подъезде стучали каблуки Марины, скользнули по ступенькам кроссовки Антона, Буся тихо тявкнул — и тишина.
Наташа медленно закрыла дверь. В прихожей повисло гулкое молчание. Стас стоял у стены, будто вкопанный.
— Ну ты, конечно… — выдохнул он. — Это прям жёстко.
— Это — внятно, — спокойно ответила Наташа. — И наконец-то честно. Я больше не хочу вздрагивать от сообщений «мы заедем», не хочу слушать, какая я холодная. Пусть будут обижены. Это их выбор.
Он почесал затылок. Видно было, что слова застряли где-то между «но ведь они родные» и «а может, она права».
— И что теперь? — спросил он. — Мы с ними поссорились?
— Нет, — Наташа посмотрела прямо в глаза. — Мы просто расставили границы. Дальше — их дело, что с этим делать.
Прошёл день. Потом неделя. Стас не поднимал тему. Вёл себя тихо, старался быть дома вовремя, даже пару раз сам предложил готовить. Но Наташа видела: в нем что-то колышется. Между привычной лояльностью к родне и свежим страхом потерять то, что у него есть дома.
Марина не звонила. Антон тем более. От Анны Павловны — молчание. Ни звонков, ни визитов. Странно даже. Затишье, как перед бурей.
Но Наташа не тревожилась. Она знала: рано или поздно что-то произойдёт. Может, письмо. Может, визит без звонка. Или через кого-то. Они не из тех, кто умеет отпускать.
И, правда, через две недели на работе Света, та самая коллега, зашла к ней с удивлённым лицом.
— Слушай, у меня вчера Марина в друзья добавилась. Сказала, что хочет узнать, как ты живёшь на работе. Представляешь? Спрашивала, не жалуешься ли ты на мужа, не поздно ли уходишь. Такая… милая, но липкая.
— Да ладно? — Наташа застыла.
— Ага. Я сказала, что мы особо не общаемся. Хотя, если честно, хотелось ей в лицо сказать: «Ты что, с ума сошла? Это рабочее место, а не засада».
Значит, пошло в обход. По касательной. По щелочкам — искать, где ты уязвим. Тонко, как всегда.
Через несколько дней в доме снова включили отопление, и Наташа услышала, как на лестничной клетке кто-то поднимался. Мелкие шаги. Потом — звонок.
На пороге стояла Анна Павловна. В руках — пластиковый контейнер с пирожками. Рядом — мужская рубашка, та самая, которую Наташа отдала на дачу полгода назад.
— Зашла просто. Без задней мысли, — сказала она. — Мы тут с Мариной вспоминали, как вы Новый год вместе встречали. Хорошее было время. Дружное.
— И шумное, — сказала Наташа. — С разбросанными носками, вывернутыми подушками и убегающим салатом под ёлкой.
— Ну ты же не одна тогда всё делала. Мы же… как семья. Мы просто по-другому любим. По-своему.
— Вот и пусть теперь — по-своему. Там, где вас ждут. А не здесь, где на шею садиться не дают.
Анна Павловна постояла, переминаясь. Потом вдруг прижала контейнер к груди:
— Ты стала жёсткая, Наташа. Раньше мягче была.
— Нет, — ответила Наташа. — Я просто устала быть мягкой, когда по тебе ходят.
Дверь снова закрылась.
И снова — тишина.
Но теперь это была не тревожная пауза между двумя бурями, а первое спокойное дыхание после долгого плавания в чужом течении.
Будет ли новая буря — Наташа не знала. Возможно. Скорее всего. Но теперь она знала, как на неё отвечать.
Собрано. Чётко. Без извинений.
Собирайтесь. Я предупредила один раз — и этого хватит.