Алексей не сразу понял, как всё зашло так далеко. Он женился на Вике по любви. Они познакомились на работе, когда он, инженер в проектной фирме, пришёл на собеседование, а она уже полгода работала в отделе надзора. Улыбчивая, немного рассеянная, с вечной папкой в руках и вечным кофе в термокружке. Зацепила сразу.
Жили скромно, но стабильно. Алексей зарабатывал неплохо, Вика тоже не бездельничала. Через два года взяли в ипотеку однушку на окраине, ремонт делали сами, по вечерам, после работы. Спали на надувном матрасе, ели лапшу из пластиковых тарелок, смеялись, мечтали о будущей кухне с островом.
Всё изменилось, когда Вика забеременела. Алексей настоял, чтобы она ушла в декрет пораньше — боялся за неё. И всё вроде бы шло по плану: родилась дочка, Сашенька, ипотеку платили вовремя, но в доме стало тесно. Не физически — морально. Как будто стены начали сдвигаться.
Тёща приехала «помочь». На месяц. Сначала всё было мирно. Она вставала рано, варила кашу, гладила ползунки. Саша ещё не держала голову, а бабушка уже рассказывала, как правильно держать, купать и пеленать. Алексей стиснул зубы и терпел — не из вредности же женщина.
— Я вырастила троих, — напоминала она каждый день. — И без всяких подгузников.
На кухне она поменяла все местами: специи, сковородки, чай. Говорила, так удобнее. Вику это устраивало, а Алексей шептал про себя: «это не её кухня». Но проглотил.
Вторая неделя была труднее. Он работал из дома, а тёща разговаривала по громкой связи и включала телевизор на полную. Однажды Алексей встал, выключил звук, на что получил:
— У тебя голос важнее, чем у врача, что мне по давлению советует?
Вика в ответ на всё качала головой: «Мама устала, ну потерпи, это временно».
На третьей неделе тёща стала оставаться с Сашей, пока Вика сбегала в салон — «чуть-чуть отдохнуть». Алексей был за, только вот после пары таких «чуть-чуть» жена стала всё чаще возвращаться к вечеру. Сначала с тортиком — «мама подсказала классную кондитерскую», потом с новыми туфлями — «по акции, ну почти бесплатно». Деньги на карту Алексей переводил еженедельно, Вика тянула — «чтобы не дергать лишний раз».
В выходные Алексей наконец-то сел за расходы. Его поразило, как быстро тают деньги: на ребёнка, на тёщину аптеку, на такси, на продукты, которые он не просил. Он поговорил с женой:
— Мы тратим больше, чем зарабатываем. Я не прошу экономить на Саше, но нам нужно планировать.
— Мам, слышишь? — закричала Вика в соседнюю комнату. — Он говорит, что мы транжиры!
Тёща появилась через минуту. Смотрела внимательно.
— Вот что я скажу, Лёш. Ребёнок — это не время экономить. Мы с Викой без горячей воды жили, без всего. А ты? Всё записываешь, как бухгалтер!
— Я просто хочу понимать, куда уходят деньги.
— А я хочу, чтобы ты не считал, сколько моя дочь ест и на что ездит!
— Это мой счёт, — спокойно сказал Алексей. — И моя ипотека.
— И что? Квартира-то на двоих оформлена. Или ты думал, что она на тебя одного?
Он впервые посмотрел на Вику, как на чужую. Она молчала. Глаза — в телефон, пальцем — по экрану.
На четвёртой неделе тёща пропала на целый день. Вернулась вечером с ключами.
— Я поживу пока здесь, в соседнем подъезде. Нашла через знакомую. Однушка, недорого. Рядом — и не мешаю.
Алексей выдохнул: «Ну и отлично».
Но радость была преждевременной. Наутро Вика собралась «помочь маме обустроиться». Через день вернулась поздно и с пакетом из хозяйственного. Алексей понял: теперь их бюджет — на две квартиры.
— Ты с ней навещаться будешь или жить? — спросил он прямо.
— А ты что, хочешь, чтобы она одна там сидела? Она ж ради нас переехала…
Алексей не ответил. Но впервые почувствовал — он тут лишний.
— Алексей, ну что ты опять? — Вика говорила, как с ребёнком. — Она же не у нас больше живёт. Не мешает.
— Она и там мешает, — отрезал он. — Только теперь финансово. У тебя зарплаты нет, мои деньги летят в чужую квартиру.
— Да это временно! — вспыхнула Вика. — У тебя что, сердце из камня? Маме тяжело. Она одна. Она бросила свою работу, свой дом.
Алексей не стал напоминать, что дом был старой двухкомнатной «сталинкой» в Орле, и продавать её никто не просил. Тёща сама всё организовала: позвонила риэлтору, быстро всё оформила, деньги вложила «на выгодный вклад». Каким-то образом квартира рядом с ними оказалась её «подарком» самой себе. Только вот «подарок» этот теперь оплачивать приходилось частично Алексею. Газ, вода, покупки — всё шло через Вику, и всё якобы «чтобы не тревожить маму».
Он пытался разговаривать с тёщей. Без крика. Спокойно.
— Вы же хотели не мешать. Почему тогда вторая квартира висит на мне?
— Я оплачиваю часть сама, между прочим, — отвечала она с достоинством. — А дочь — моя. И я вправе ей помогать. Это ты не понимаешь, как устроена семья.
Он не стал спорить. Это было бесполезно.
Тогда Алексей позвонил своей матери. Она жила в другом городе, вдовой, работала в школе. Они редко общались, и всё равно разговор оставил осадок.
— Лёш, — сказала она, — иногда женщина с ребёнком так боится быть одной, что держится за свою мать. А может, она просто устала. Поговори. Но только с ней, не через тёщу.
Он и поговорил. Вика плакала. Просила не давить. Говорила, что всё наладится. Алексей уступил. Ему было легче сдаться, чем ссориться каждый вечер.
Прошёл месяц. Потом два.
Тёща прописала у себя собаку — чихуахуа. Назвала Боней и носила её в рюкзаке. Ребёнка она теперь видела по расписанию, и каждый визит сопровождался едкими замечаниями:
— У Саши опять щёки шелушатся. Это от твоей химии в ванной.
— Почему так пахнет на кухне? Вы испортили вытяжку?
— Саша чихнула. Надеюсь, вы не забыли проветривать?
Алексей научился молчать. Прятался в наушниках, уходил в магазин, предлагал Вике с дочкой съездить к её маме — лишь бы развести их по разным точкам.
Но однажды всё рухнуло.
Утром субботы, когда Алексей только собирался выпить кофе, в квартиру ворвалась тёща. Без звонка. Без стука.
— У вас в подъезде хам! — закричала она с порога. — Представляешь, Лёша, он припарковался на моё место!
— А у тебя, простите, частная стоянка?
— Я здесь каждый день ставлю машину! А он встал! Молодой, в очках, с собакой! И сказал: «Пока свободно — место общее». Мерзавец!
Алексей молча пошёл к окну. Там действительно стояла серая иномарка. Ничья. Место действительно общее.
— Мама, ну правда, ты чего? — Вика выглянула из спальни, Саша на руках. — У нас ребёнок спит, а ты орёшь…
— Потому что вы молчите! Всё проглатываете! Лёша молчит, ты молчишь. А потом будете жить под забором, потому что ничего отстаивать не умеете!
И вдруг Алексей понял: он не просто устал. Он выжжен изнутри. Как будто кто-то месяцами капал на него водой — не больно, но без перерыва. И он больше не чувствует боли, потому что ничего не осталось.
Он подошёл к двери и распахнул её.
— Марина Павловна, выходите. Сейчас. Из моей квартиры.
— Что ты себе позволяешь?! Я мать твоей жены!
— Я хозяин этой квартиры. Я хочу, чтобы вы ушли. Сейчас. Без сцены. Вы нам мешаете.
— Я? Мешаю? Да ты…
— Всё, — Вика встала между ними. — Мама, пожалуйста. Успокойся. Алексей… — она посмотрела на него так, будто впервые увидела человека.
— Вика, — тихо сказал он. — Если ты не готова жить со мной отдельно от своей мамы, давай разъедемся.
Она побледнела.
— Ты не можешь вот так. У нас ребёнок.
— У нас — семья. Которой больше нет.
Он ушёл. Сел в машину, проехал по кругу, остановился у пруда и смотрел в воду до вечера.
Через два дня вернулся. На кухне была тёща. В халате. Жарила сырники.
— Вы не поняли меня, Алексей, — сказала она, даже не повернув головы. — Это моя дочь. И я не позволю вам портить ей жизнь. Я ей всё дала. Всё.
Он не ответил. Просто взял из шкафа пару рубашек и зубную щётку.
— Ах вот как, — усмехнулась тёща. — Ну тогда слушай. Моя дочь не для того училась, чтобы борщ тебе варить.
Алексей не стал хлопать дверью. Он просто вышел. Хлопки — для тех, кто хочет быть услышанным. А он больше не хотел. Он хотел — тишины. Простого, тихого воздуха, в котором нет крика, запаха подгоревшего масла и пассивной агрессии, прикрытой маминой заботой.
Он снял комнату у коллеги по работе — у Славки, тоже разведен, живёт один, в трёшке от бабушки. Славка понял без слов: налил чаю, дал ключ и ушёл в зал с пивом и сериалом.
— Хочешь — говори. Не хочешь — молчи, — только и сказал.
Алексей молчал.
На третий день позвонила Вика. Он не брал. На пятый — пришла на работу.
— Нам нужно поговорить.
Сидели в кафе у офиса. Алексей смотрел на неё, будто она прозрачная. Он видел сквозь неё — всю усталость, попытки быть хорошей дочерью, матерью и женой одновременно. Её попытки усидеть на двух стульях превратились в падение. Только она ещё не поняла, что уже упала.
— Я не хотела, чтобы так получилось, — начала она. — Ты хороший. Правда. Просто… я не умею по-другому. Мама всегда была рядом. Без неё мне страшно.
— А со мной — как? — тихо спросил Алексей.
Она отвела глаза.
— Ты другой. Ты требуешь.
— Я прошу. Уважения. Простых границ.
— А мама говорит, что ты жадный и холодный. Что ты… — она осеклась.
— Что я кто?
— Что ты никогда меня не любил.
Он усмехнулся. Это было даже не больно. Просто — будто ветер подул в лицо.
— Если ты в это веришь, Вика, то, наверное, она права.
Они расстались официально через три месяца. Развод был будничным: один адвокат, два заседания, ребёнок остаётся с матерью. Квартира остаётся ей, но выплаты по ипотеке делятся поровну. Алексей не возражал. Он хотел только одного — выйти из этого лабиринта.
Он снял небольшую студию рядом с офисом, купил себе нормальный матрас, микроволновку и чайник. Учился жить заново. Без ожиданий, без истерик. Платил алименты вовремя, брал Сашу по выходным. Она была всё ещё маленькой — не всё понимала, но тянулась к нему. И он жил ради этих дней.
Через год Вика снова вышла на работу. А через полгода написала, что хочет встретиться. «Без мамы. Просто поговорить».
Они встретились в парке. Она постриглась, похудела, держалась настороженно, как будто боялась самого факта разговора.
— Мама заболела. Сердце, таблетки. Я теперь почти у неё живу.
— Мне жаль.
— Я иногда думаю, что всё это из-за неё. Ну… наш развод. Но потом вспоминаю, что ты тоже мог бороться. За нас. Почему ты не боролся?
Алексей вздохнул. Долго смотрел на осенние листья под ногами, потом медленно поднял взгляд.
— Потому что я не воевал бы с твоей мамой. Я боролся бы с тобой. А я не хотел делать тебя врагом. Я хотел — быть рядом. Но ты выбрала, кто будет рядом с тобой.
Она кивнула. Потом опустила голову. Через минуту сказала:
— А мама всё ещё уверена, что ты неправ. Представляешь?
Он улыбнулся. Даже тепло. Прожитые годы вдруг стали тёплым одеялом: ни обид, ни сожалений — только опыт.
— Удивительно, — сказал он. — Но я теперь ей благодарен.
— За что?
— За финальную ясность.
Он встал, поблагодарил за встречу и ушёл.
Спустя два года он снова женился. На Нине — коллеге по новому проекту. Тёплая, спокойная, из тех, кто не задаёт лишних вопросов и умеет ставить точки.
В Сашином рюкзаке была записка от бабушки. Алексей случайно нашёл её, когда дочка заснула у него на плече.
На жёлтом стикере было выведено крупным почерком:
«И помни, милая: мужчины приходят и уходят. А мама — навсегда. Не забывай, кто тебе действительно важен».
Он закрыл глаза. Снял листок. Сжал в кулаке. И выбросил.
Потом приготовил себе чай. Посмотрел, как дочка спит. И подумал, как он будет учить её — любить. Но не терять себя.
А тогда, в тот день, он ушёл, потому что услышал фразу, которую больше не смог забыть:
— Моя дочь не для того училась, чтобы борщ тебе варить, — заявила тёща Алексею с порога.
Фраза была дверью. Он просто вышел. И больше не вернулся.
Багаж прошлого