Нелюбовь

— Ты когда-нибудь жалела, что вышла за меня?

Она отложила книгу, повернулась к нему.

— А ты жалеешь, что женился на мне?

Андрей молчал. Ответ застрял в горле, как рыбья кость.

— Вот видишь, — вздохнула Света. — А я не жалею. Ни одного дня.

Телефон завибрировал на столе, экран засветился. Андрей замер с чашкой в руках.

— Алло? — голос дрогнул.

— Андрюша, это я… Оля. Я вернулась.

Чашка выскользнула из пальцев, треснула о край раковины. Осколки веером разлетелись по кафелю.

— Что там у тебя? — жена выглянула из спальни, волосы растрепались после дневного сна.

— Ничего, — Андрей прикрыл трубку ладонью. — Чашку разбил.

Оля молчала в трубке. Он слышал её дыхание — такое же неровное, как у него самого.

— Когда? — выдохнул он.

— Вчера. Хочу увидеться… Можно?

— Когда?

— Завтра в обед. У фонтана в сквере, — пробормотал он и отключился.

Света подметала осколки, губы поджаты, брови сдвинуты к переносице. Знакомое выражение — так она выглядела, когда подозревала неладное.

— Кто звонил? — спросила она, не поднимая головы.

— Коллега. По работе.

Ложь прозвучала неубедительно даже для него самого. Света выпрямилась, уперла руки в боки.

— Андрей Валерьевич, мы женаты десять лет. Думаешь, я не слышу, когда ты врешь?

Он отвернулся к окну. Во дворе соседка развешивала белье — размеренно, методично, словно отсчитывала такт метронома.

Так же размеренно текла их жизнь со Светой. Завтрак в семь утра, ужин в семь вечера, кекс по субботам после бани.

— Оля вернулась, — сказал он тихо.

Света застыла с веником в руках. Лицо побледнело, потом вспыхнуло пятнами.

— Ну конечно. Десять лет как ветром сдуло, а теперь изволила вернуться. И сразу тебе звонит.

— Света…

— Что «Света»? Думала, забыл уже о ней. Глупая была.

Она швырнула веник в угол, прошла в спальню. Хлопнула дверь.

Андрей остался стоять у окна. Соседка закончила развешивать белье, скрылась в подъезде. Во дворе стало пустынно, только ветер гонял по асфальту прошлогодние листья.

Он вспомнил тот вечер десять лет назад. Его девушка Оля собирала чемодан, ее подруга Света рыдала на кухне.

«Не отпускай её, — шептала она сквозь слезы. — Скажи, что любишь, удержи». Но он молчал.

Гордость не позволяла унижаться перед девятнадцатилетней девчонкой, которая выбрала столичный вуз вместо него.

А потом заболел. Грипп перешел в воспаление легких, температура под сорок, бред.

Света не отходила от постели — меняла компрессы, варила бульоны, читала вслух детективы.

Три недели ухода, самоотверженного и нежного. Когда выздоровел, понял — в долгу перед ней навсегда.

«Ты спасла мне жизнь», — сказал он тогда. «Не жизнь, а душу», — ответила Света и заплакала от счастья.

Поженились через полгода. Скромно, без пышности — на небольшие сбережения.

Она работала медсестрой, он — инженером на заводе.

Зарплаты хватало на скромную жизнь в двухкомнатной квартире, доставшейся от родителей.

Десять лет назад это казалось достаточным. Теперь — тюремным заключением.

Утром Света молчала за завтраком. Намазывала масло на хлеб с сосредоточенностью хирурга, разрезающего опухоль.

Андрей допивал чай и чувствовал, как каждый глоток дается с усилием.

— Увидишься с ней? — спросила Света, не поднимая глаз.

— Да.

— И что потом?

— Не знаю.

Она кивнула, словно ожидала именно такого ответа.

— Иди. Только помни — у неё теперь другая жизнь. А у тебя есть я.

В двенадцать тридцать Андрей стоял у фонтана. Приехал раньше на полчаса, не мог усидеть дома.

Ходил кругами по аллее, ку.рил одну сиг.ар.ету за другой. Руки дрожали.

Она появилась ровно в час. Высокая, стройная, в светлом пальто и темных очках.

Волосы собраны в изящный пучок, туфли на шпильках цокают по плитке.

Андрей узнал её сразу, но это была совсем другая Оля — не та девятнадцатилетняя студентка в потертых джинсах.

— Привет, — сказала она и сняла очки.

Глаза не изменились. Серые, с золотистыми искорками. Те же самые, в которые он влюблялся двадцать лет назад.

— Привет, — пробормотал он. — Ты… изменилась.

— Время меняет всех. А вот ты почти не изменился.

Она смотрела на его потертую куртку, нестриженные волосы, небритые щеки. Андрей почувствовал себя провинциальным увальнем рядом с этой столичной дамой.

— Как дела? — спросил он.

— Хорошо. Работаю в крупной компании, руковожу отделом. Живу в центре Москвы, накопила на собственную машину. — Она улыбнулась. — А у тебя?

— Тоже нормально. Работаю на том же заводе. Женился.

— Знаю. На Свете. — В голосе не было ни удивления, ни осуждения. — Она хорошая девочка.

— Зачем приехала? — спросил Андрей.

Оля помолчала, глядя на струи фонтана.

— Мама болеет. Хочет повидать дочерей перед…

Она не договорила. Андрей кивнул — понял без слов.

— Сколько времени?

— Врачи говорят — месяца два, не больше.

Они шли по аллее молча. Андрей украдкой разглядывал её профиль, изящную линию шеи, знакомый изгиб губ.

Десять лет назад он целовал эти губы, шептал признания в это ухо, держал за эту руку.

— А ты счастлив? — спросила Оля вдруг.

Вопрос прозвучал неожиданно, как выстрел в тишине.

— Что такое счастье? — уклонился он.

— Не знаю. Но когда его нет — это заметно.

Они остановились у выхода из сквера, у обочины — черная «Тойота» с тонированными стеклами.

— Мне пора, — сказала Оля.

— Может, еще увидимся?

— Не знаю, Андрюша. Лучше не стоит.

Она села в машину, захлопнула дверцу. Через тонированное стекло он видел только размытый силуэт.

Машина уехала. Андрей остался стоять на пустой улице, чувствуя, как внутри разрастается знакомая пустота. Та самая, которая терзала его десять лет назад, когда Оля уезжала в Москву.

Дома Света готовила ужин. Резала картошку для супа, не поднимая глаз.

— Ну как? — спросила она.

— Нормально. Поговорили.

— И все?

— И все.

Света кивнула, но по лицу было видно — не верит.

За ужином молчали. Света механически жевала суп, Андрей ковырял вилкой котлету. Телевизор работал для фона.

— Она красивая? — спросила Света вдруг.

Андрей поднял глаза. Жена смотрела на него внимательно, изучающе.

— Красивая, — ответил он честно.

— А богатая?

— Да.

— И успешная?

— И успешная.

Света отложила ложку, откинулась на спинку стула.

— Понятно, — сказала она тихо. — Все понятно.

Вечером они лежали в постели молча. Света читала женский роман, Андрей смотрел в потолок.

Между ними легла невидимая стена — хрупкая, но непреодолимая.

— Света, — позвал он.

— Что?

— Ты когда-нибудь жалела, что вышла за меня?

Она отложила книгу, повернулась к нему.

— А ты жалеешь, что женился на мне?

Андрей молчал. Ответ застрял в горле, как рыбья кость.

— Вот видишь, — вздохнула Света. — А я не жалею. Ни одного дня.

Она выключила свет, повернулась к стене. Андрей слушал её дыхание — оно стало ровным не сразу.

Через неделю Оля уехала. Позвонила накануне — попрощаться.

— Мама ум.ерла вчера, — сказала она спокойным голосом. — Похороны завтра.

— Соболезную.

— Спасибо. Андрюша… Береги Свету. Она любит тебя по-настоящему.

— А ты?

Долгая пауза.

— А я уже другая. Та Оля, которую ты любил, осталась в прошлом.

Она отключилась. Андрей положил трубку и понял — все кончено. Окончательно и бесповоротно.

Но понимание пришло слишком поздно. Что-то сломалось внутри, какой-то важный механизм дал трещину.

Он смотрел на Свету и видел чужого человека. Добропорядочного, заботливого, любящего — но чужого.

— Хочу развестись, — сказал он однажды вечером.

Света стояла у плиты, помешивая кашу. Рука с ложкой замерла.

— Из-за неё?

— Не из-за неё. Из-за себя. Не могу больше жить во лжи.

— Какая ложь, Андрей? Мы же хорошо живем. Спокойно, мирно…

— Вот именно. Мирно. Как в музее. Я задыхаюсь, Света.

Она повернулась, посмотрела ему в глаза.

— А я дышу только тобой, — сказала тихо. — Десять лет дышу.

— Прости меня.

— За что? За то, что я тебя люблю?

Развелись через три месяца. В день подписания документов она подошла к нему.

— Если что — звони, — сказала просто. — Я всегда буду рядом.

Он кивнул, не в силах произнести ни слова.

Прошел год. Андрей звонил Оле дважды — номер был недоступен. Написал письмо на рабочий адрес — ответа не последовало. Она исчезла из его жизни так же внезапно, как появилась.

Зато Света звонила каждую неделю. Спрашивала, как дела, не нужна ли помощь. Иногда приносила домашние пирожки — «много наготовила, некому съесть».

— Зачем ты это делаешь? — спросил он однажды.

— Люблю, — ответила просто.

Сейчас Андрей сидел в пустой комнате и смотрел в окно. За стеклом моросил дождь, асфальт блестел, как зеркало. Одинокие прохожие спешили под зонтами каждый по своим делам.

Он разрушил десятилетний брак ради призрака, ради воспоминания о юности. Потерял верную, любящую женщину в погоне за недостижимой мечтой. Остался один — со своей гордостью и пустотой в груди.

Телефон завибрировал. На экране светилось: «Света».

Андрей долго смотрел на дисплей, потом отклонил вызов.

Снаружи продолжал лить дождь.