— Тебе не кажется, что она слишком часто у нас? — Марина сказала это вслух, глядя в окно кухни. Голос был спокойный, но внутри всё дрожало. Она уже несколько раз проговорила это про себя, прежде чем осмелилась вслух.
Витя оторвался от телефона, где что-то листал, и растерянно посмотрел на жену:
— Кто?
— Твоя сестра, Вить. Катя. У нас нет ни одного выходного без неё. И если ты не заметил, она снова оставила в ванной свои вещи. Хотя у неё есть квартира.
Он вздохнул и потёр лицо ладонью:
— Ну, Марин, ты же знаешь… У неё сейчас тяжёлый период. Она одна с ребёнком, муж на грани развода, ей нужна поддержка. Это же моя сестра.
Марина прикусила язык. Она уже слышала всё это. Не один раз. Витя был внимательным мужем, но когда дело касалось Кати — он становился глух и слеп. И она понимала: он просто не видел, насколько Катя влезла в их жизнь. Потому что Катя вела себя как хозяйка — не как гостья. Как будто всё, что было у Вити, принадлежало и ей.
Марина познакомилась с Витей три года назад. Тогда Катя казалась дружелюбной. Даже чересчур. Постоянно звонила брату, писала. Приходила без предупреждения. Марине это тогда казалось странным, но она не хотела казаться ревнивой. Витька же такой душевный, семейный. «У нас с Катей особая связь», — говорил он.
Марина думала, что после свадьбы всё как-то устаканится. Что Катя поймёт: теперь у брата другая женщина на первом месте. Но ошиблась.
На первой же неделе после медового месяца Катя попросила пожить у них пару дней. Муж выгнал её из квартиры, и она приехала с дочкой и чемоданом. Привезла даже мультиварку. Потом оказалось — это не «пару дней». Она жила у них почти три недели. Марина тихо взбешивалась, но старалась держаться: дочка Кати — хорошая девочка, Катя вежлива, хоть и чересчур командная. Всё делала по-своему — как чай варить, где посуду хранить. А Витя только разводил руками: «Ну потерпи чуть-чуть, ну ей сейчас сложно».
После этого Катя появлялась у них регулярно. Сначала по выходным. Потом и в будни стала заходить — то за солью, то посидеть, то просто так. Иногда с дочкой, иногда одна. Брала ключи у мамы — та жила в соседнем доме — и приходила, когда их не было. «Проверяла, всё ли в порядке». Однажды Марина пришла домой — и застала Катю на кухне, которая раскладывала свои банки с заготовками по их шкафам.
— Ты чего? — тогда Марина не удержалась. — Это зачем?
Катя удивлённо посмотрела на неё:
— У тебя же вон полки пустуют. А мои банки в подвале портятся. Что, жалко?
Марина проглотила ком в горле. Хотелось сказать — «Да, жалко. Места. Границ. Воздуха!» — но она выдавила:
— Просто ты могла бы спросить.
— Я же как родная, Мариночка, — усмехнулась Катя. — А родные не спрашивают.
Тогда Марина впервые рассказала Вите, как себя чувствует. Он слушал с каменным лицом, а потом сказал: «Ты просто не понимаешь, у нас с Катей так всегда было. Мы друг за друга горой. Я не могу её выгнать».
Марина не просила «выгнать». Она просила — ограничить. Но Витя этого не слышал. Он был как будто между ними, пытаясь держать обе стороны. Но Катя наступала, а Марина отступала.
На Новый год Катя сама вызвалась готовить. Марина удивилась, но решила — может, хоть праздник пройдёт без сюрпризов. Не прошло.
— Вот, — Катя поставила на стол утку, украшенную апельсинами. — Это наш с Витькой фирменный рецепт. Помнишь, Вить? Как в детстве?
Марина сдержанно улыбнулась. За столом сидела свекровь, тесть, племянница, подруга Кати. Витя кивнул и хмыкнул: «Да, помню». И тут Катя вдруг начала рассказывать историю про то, как в девятом классе они с Витей сбежали с уроков, чтобы испечь утку по этому рецепту. Марина слушала, как все хохочут, как Витя оживляется, и чувствовала, как её на празднике будто нет.
На следующий день Марина снова завела разговор. Говорила спокойно, взвешенно. О том, что Катя хорошая, но границы — важны. Что это их дом, и она чувствует себя в нём чужой, когда Катя приходит и ведёт себя, как хозяйка. Что надо что-то менять.
И тогда Витя впервые накричал:
— Ты что, хочешь, чтобы я выбрал между вами?
Эта фраза прибила Мариночное терпение. Потому что она-то думала, что выбор уже сделан — и в браке мужчина должен быть рядом с женой, а не между сестрой и женой.
В марте Катя предложила брату поехать с ней в Питер. «Мне нужно на конференцию, а ты развеешься». Марина предложила поехать вместе. Катя сказала: «Это не семейная поездка». Витя уехал. Вернулся довольный, с сувенирами. Марине привёз платок. Мол, Катя помогла выбрать.
Марина снова промолчала. Но внутри у неё уже росло ощущение, что она не в браке, а в треугольнике. И одна из сторон делает всё, чтобы её выдавить.
Они с Витей даже брали ипотеку. Машину. Но вот странное дело: когда пришло время оформлять семейный автомобиль, Марина предложила оформить его на неё — у неё была более стабильная работа. Витя колебался, но в итоге машина была записана на него. А Катя первой села за руль.
— А чего ты не едешь? — как-то спросила Марина мужа, когда та взяла машину «на два дня в магазин» и не вернулась три дня. — Это же семейная машина, Витя.
— Да пусть поезди, ей нужно, — ответил Витя. — Мы же всё равно вместе.
Марина тогда ничего не сказала. Но внутри что-то уже щёлкнуло.
Она стала замечать, что Витя берёт Катю на работу, если ей неудобно ехать на метро. Что машина стоит у дома Кати по несколько дней. Что даже когда они с Витей ездили за город — Катя звонила каждые полчаса, и он отвечал.
Весной Марина ушла к подруге на неделю. Без скандала. Просто сказала: «Я устала». Витька не понял. Катя написала: «Если не хочешь — не живи с нами. Только не мучай брата».
Марина вернулась. Попробовала заново. Стала холоднее, сдержаннее. Не пускала Катю в квартиру. Не открывала дверь без звонка. Но всё равно Катя оставалась рядом — в разговорах, в звонках, в сообщениях.
Всё шло к какому-то взрыву.
Марина стала жить как по расписанию — тщательно выверяя каждый шаг. Проснулась — проверила, где машина. Пришла домой — осмотрела, не оставила ли Катя что-нибудь в прихожей. Проверила звонки Вити — сколько раз сестра писала, сколько раз он ей перезвонил. Это было утомительно, унизительно, но иначе не получалось. Как только расслаблялась — Катя снова напоминала о себе чем-то новым.
Марина пробовала говорить с Витей ещё раз. Вариант «давай сядем спокойно и обсудим» уже не работал. Она стала говорить коротко, по существу.
— Почему Катя снова взяла машину на три дня, если у нас поездка в пятницу?
— Она же вернёт, Марин. Не нагнетай. У неё были дела.
— А у нас?
Он пожал плечами. Его любимая фраза стала: «Ты же знаешь, у неё всё сложно.»
В один из таких разговоров она впервые всерьёз подумала: а может, я и правда не в приоритете?
Катя работала то тут, то там — дизайнер-фрилансер, вечный креатив, гибкий график и «нестабильные клиенты». Жила в маминой старой квартире, развод с мужем затянулся — он уехал работать за границу и больше не появлялся. Деньги у Кати были, но как-то «не вовремя», «не сейчас», «вот-вот переведут».
Однажды Марина зашла на кухню — Катя стояла у холодильника и с упоением выковыривала руками клубнику из банки с вареньем.
— У тебя на столе варёная сгущёнка, — сказала Марина сухо. — Это для торта, я купила вчера.
— Я клубнику просто посмотрела, — Катя даже не обернулась. — У меня у Лады (дочка) день рождения скоро, я хотела понять, какой вкус подойдёт. Ты ж не против?
— Я против, если ты берёшь без спроса.
— Ты же не чужая мне, Марина, — сказала Катя с укоризной. — Неужели тебе жалко варенье?
Марина села за стол, стиснув зубы.
— Мне жалко спокойствие в этом доме.
Катя усмехнулась и ушла.
Между Мариной и Витей стала расти стена. Он не ссорился. Он не кричал. Но и не защищал. Жена становилась для него раздражающей, а сестра — привычной.
Однажды вечером Марина вернулась с работы, а в их спальне на кровати лежало вечернее платье. Красное, короткое.
— Это что? — спросила она Витю.
— Катя попросила забрать его из химчистки, я оставил у нас, — ответил он буднично.
— Почему не у неё?
— Она сказала, что боится испортить. У Лады утюгом что-то случилось. Я не стал вдаваться.
— А ты не хочешь вдаваться. Это же удобнее.
Он промолчал. И ушёл в душ.
На выходных случился первый громкий скандал. Катя снова приехала с ночёвкой, с ребёнком. Марина поставила ей ультиматум:
— У нас один диван в гостиной. И он — не твой. Ты можешь прийти на ужин, но ночёвки — больше не вариант.
Катя надменно ответила:
— Это не ты решаешь. Это квартира Вити. И он разрешил.
Витя стоял в коридоре и молчал.
Марина смотрела на него. На его плечи, на его вытянутый носок. И поняла — всё. Больше разговоров не будет. Теперь она просто будет действовать.
На следующий день Марина поменяла пароль на Wi-Fi. Катя звонила два раза. Потом прислала гневное сообщение: «Ты серьёзно? У тебя что, совсем крыша поехала?»
Марина не ответила.
Летом началась вторая волна — финансовая. Катя предложила Вите «вложиться» в новый проект. У неё был знакомый партнёр — какой-то бизнес по детской одежде. Нужно было всего 200 тысяч. Марина об этом узнала случайно — увидела перевод в приложении банка.
— А это что? — спросила она вечером.
— Катя просила помочь. Она потом отдаст. Говорит, гарантия есть.
— Ты вложил наши деньги в её «проект»? Мы откладывали это на ремонт!
— Я не всё перевёл, только часть. У неё отличная идея.
— У неё всегда идеи. У неё никогда нет денег. Но у неё есть ты.
Витя рассердился:
— Перестань. Ты всё время думаешь, что она тебя вытесняет. Но это не так. Просто она в трудной ситуации. У тебя-то всё в порядке, ты стабильна.
Эта фраза поразила Мариночную гордость. Стабильна. Значит, именно поэтому её можно игнорировать? Потому что она не устраивает истерик, как Катя?
К осени всё стало похоже на театр абсурда. Марина почувствовала себя не женой, а наблюдателем. Катя устроила истерику, когда Марина не пригласила её на девичник подруги. Написала пост в соцсетях с фразами «некоторые женщины боятся красивых и свободных сестёр мужей». Получила десятки сочувствующих комментариев.
Витя потом сказал:
— Надо было просто пригласить. Она бы и не пошла, если б ты позвала.
— Ты сам это слышишь? — спросила Марина.
— Ты усложняешь.
— Нет, Вить. Я просто защищаю своё место в собственной жизни.
Он не ответил. Просто ушёл.
В середине октября машина снова оказалась у Кати. Она брала её «на выходные», но уже в понедельник не вернула.
— Я у мамы, — сказала Катя по телефону. — Малышка заболела. А у мамы ближе к поликлинике, я пока у неё останусь.
Марина знала: там рядом с мамой Кати и гараж. И она не удивится, если найдёт машину не у подъезда, а у ворот гаража Кати.
Вечером она подошла к Вите. Без раздражения, без крика.
— Это семейная машина, Витя. Мы на неё копили. Мы брали на неё кредит. Я езжу каждый день на работу, и мне приходится добираться на автобусе.
— Я всё понимаю, — сказал Витя. — Я поговорю с Катей.
Он не поговорил. Через два дня Марина увидела в сторис Кати, как та с подругами едет на море. На машине. С их регистратором, который она купила. С пледом, который она вязала для поездок.
На этом Марина сломалась.
Она собрала сумку. Уехала на выходные к сестре в Нижний. Выключила телефон. Приехала — а дома пусто. Ни Вити, ни машины.
И тогда она взяла телефон и написала короткое сообщение:
«Ты сделал выбор. Я тоже.»
Но что будет дальше — она пока не знала.
После возвращения из Нижнего Марина стала жить по-другому. Без истерик. Без попыток достучаться до Вити. Просто — по инерции. Как будто всё, что она строила, стало ей больше не нужно. Как будто она смирилась. На самом деле — нет. Она просто копила. Не обиды — ясность.
Она убрала с полки альбом с фотографиями. Убрала и обручальное кольцо — в шкатулку с таблетками от головной боли. Перестала спрашивать, где Витя. Если он приходил поздно — не встречала. Если звонил с опозданием — не брала трубку. Если говорил: «Я у Кати, она заболела», — отвечала: «Понятно».
Она перестала быть участницей их семьи. Стала наблюдателем. И это пугало Витю больше, чем крик.
— Ты как будто исчезаешь, — сказал он однажды, — Я не понимаю, где ты.
— Я там, где ты меня поставил. Рядом с диваном. Где Катя теперь живёт.
Он промолчал. Но впервые опустил глаза.
Через неделю Катя пришла с ключами.
— Я просто за вещами. Мне Витька сказал, ты не против.
— Я против, — сказала Марина. — Я хочу, чтобы ты отдала все ключи. Мне. И больше не входила сюда без нас.
Катя надула губы.
— Вот так, да? Ты решила меня отгородить? У тебя не получится. Это Витин дом. И я его семья. А ты — временная.
— Ты живёшь на дне его кошелька и в углу его памяти. Тебе не кажется, что пора перестать быть обременением?
Катя засмеялась — натянуто, зло.
— Посмотрим, кто из нас обременение.
Марина не ответила. Просто вытянула руку за ключами. И Катя отдала. Но с таким лицом, будто отдаёт не ключи, а влияние.
Они с Витей не говорили об этом. Но что-то изменилось. Марина снова стала брать машину. Он не возражал. Они ездили на дачу — молча. Иногда ужинали вместе — вяло. Оба ждали чего-то. Или конца, или спасения. Но оба — молча.
И вдруг в один день он сказал:
— Ты хочешь, чтобы я полностью отдалился от Кати?
Она посмотрела на него. Медленно.
— Я хочу, чтобы ты сам понял, где заканчивается семья, и начинается привычка. Где заканчиваются обязанности, и начинается слияние. И чтобы ты понял — кто в твоей жизни жена, а кто тень из детства, которой пора стать взрослой.
Он молчал. Долго. Потом сказал:
— Я подумаю.
Марина кивнула. Она знала: он уже думает. А значит — возможно, ещё не поздно.
Но Катя не собиралась сдаваться.
Она вернулась через месяц. Как ни в чём не бывало. С пакетом детских вещей, с компотом и словами:
— Я вот подумала: вы же без меня скучаете. А у меня тут в шкафу ещё туфли остались.
Марина стояла у плиты и мешала суп. Не обернулась. Просто спросила:
— Ты чего хочешь?
— Вернуть всё, как было.
— Не получится.
— Думаешь, он выберет тебя? — в голосе Кати сквозила ненависть. — Он всегда был со мной. Всегда! Даже в роддоме, когда ты звонила — он был у меня, потому что у меня тогда был приступ. Он всегда рядом со мной.
Марина взяла полотенце, вытерла руки и повернулась.
— И в этом твоя трагедия. Ты путаешь «близость» с «принадлежностью». Витька — взрослый человек. Он может быть с кем угодно. Но он не должен быть твоей опорой, потому что ты не даёшь ему быть мужчиной. Ты держишь его в роли старшего брата с миссией спасать тебя. Всю жизнь. А я — хочу рядом не спасателя, а мужа.
Катя посмотрела на неё как на сумасшедшую.
— Ты из книжек это всё нахваталась?
— А ты — из детских травм.
В этот момент дверь в квартиру открылась. Витя вошёл, увидел обеих и замер.
Катя улыбнулась наигранно:
— Ой, а мы тут как раз про тебя.
Он стоял в коридоре, растерянный, будто мальчик, застигнутый за двойной жизнью. И Марина вдруг поняла: он и правда не знает, что сказать.
Катя подошла к нему, взяла под руку, как в детстве.
— Вить, ты же сам говорил, что мы — одно целое.
Марина смотрела, как он вжимает плечи, как ему физически тяжело.
— Вить, — сказала она спокойно, — это семейная машина. Ты сам так сказал. Мы с тобой брали её вместе. Но почему-то ездишь на ней не ты, а твоя сестра.
Он не ответил. Только посмотрел сначала на Катю, потом на Марину — и вдруг сделал шаг назад. Вышел из квартиры.
Катя стояла посреди коридора, растерянная. Потом бросила:
— Он просто не хочет выбирать. Но он выберет. Я знаю.
Марина кивнула.
— Да. Выберет. Только, боюсь, не тебя. И не меня. Себя.
Катя хлопнула дверью. И на несколько секунд в квартире стало совсем тихо. Только суп на плите продолжал медленно кипеть, как будто напоминал — жизнь продолжается. Даже когда семья трещит по швам.
А что будет дальше — теперь не знала ни Марина, ни Витя, ни даже сама Катя.
Наглые родственники