Название: «Я не гостиница. Хотите завтраки и обеды, платите мне, — не сдержалась Таня и крикнула на наглых гостей»
Таня привыкла вставать раньше всех. Кухня у них узкая, окна смотрят на двор с тополями, которые скрипят даже без ветра. Она ставила чайник, поправляла магнит с расписанием смен Сергея и тихо радовалась порядку: чашки вверх дном, полотенца свежие, на подоконнике горшок с пеларгонией — подарок от соседки Зинаиды Петровны, тёти Зины, «чтобы дом держался». В такие минуты она чувствовала себя спокойной: всё по местам, всё в её руках. Работала Таня бухгалтером в маленькой клинике, привыкла к цифрам и срокам, к одной неписаной истине — за каждый рубль кто-то отвечает.
Сергей, её муж, мастер на все руки, электрик по образованию, вечно с сумкой инструментов. Дом у них не богатый, но ухоженный: коврик у двери чистый, обувь выстроена как в строю, на холодильнике список «купить» и «сделать». Они платили ипотеку без задержек и умели радоваться простым вещам — субботе без звонков начальника и вечеру без неожиданных гостей. До тех пор, пока не вспомнила о себе Юлька.
Юля — младшая сестра Сергея. Тот тип людей, кто умеет красиво говорить и всегда «на грани». На вид — сахар, в голосе — звонкий смех, в глазах — нестихающий расчёт. С ней неизменно Артём, гибкий как кошка, то таксист, то «организатор мероприятий», то просто «на проекте». Они вместе появились в их квартире в один из дождливых четвергов — мокрые, розовощёкие от веселья.
— Сёрь, мы на пару дней, — затараторила Юля, обнимая брата. — У нас тут творческий замут, нам поближе к центру надо. Ну, ты же свой!
«Пара дней», — отозвалось эхом в голове у Тани. Она улыбнулась вежливо, двинула на стол тарелки, разлила чай. Внутри, как щёлкнуло: эти двое легко входят и так же легко забывают закрыть за собой дверь. Но что скажешь? Родня. И Надежда Павловна, свекровь, уже звонила и просила «приютить деток, пока у них тур в жизни». Таня кивнула самой себе и решила: пара дней — значит пара.
Первый день прошёл мирно. Юля деликатно расположила косметичку на Таниных полках в ванной, Артём занял Серёжино кресло у окна, где он обычно читал про схемы и новые дрели. Таня ловила их запах — дорогой шампунь, сладковатый парфюм — и сдвигала полотенца обратно. Ночью слушала, как Юлька смеётся в телефоне, обожглась мыслью: «Сколько им лет? Почему у них нет своих чашек, своего коврика?»
На второй день намёк на «поближе к центру» распух до «мы временно базируемся у вас». Артём притащил коробку с «реквизитом» — какими-то плюшевыми шляпами и лентами. Юля захватила блендер из Таниных шкафов: «А можно я тут смузи сделаю, просто мы не завтракаем тяжело». Смузи оказалось из клубники, которую Таня купила на выходные, и банана, предусмотренного для Сергея. Никто специально не воровал, просто взяли, потому что «общая кухня же».
— Возьми мои овсяные хлопья, они пожирнее, — язвительно предложил Сергей, но Юля не уловила тон. Артём вообще отмахнулся ладонью.
К вечеру Таня заметила: тарелки стоят в мойке, губка размякшая, как тюлень. Она мыла в тишине, напевала под нос, считала до десяти. «Два дня, — напоминала себе, — два дня перечеркнуть легче, чем родню».
На третий день Юля уже участвовала во внутренней перепланировке. Переставила табурет и поставила на окно свои сушёные апельсиновые круги «для настроения». Артём принёс пакет пельменей, уложил в морозилку, где лежали Таняны заготовки.
— Мы тоже вклад делаем! — бодро сообщил он.
— Это хорошо, — ответила Таня. — Только давайте сразу договоримся: ужин — в семь. Если вы дома, накрываем вместе, убираем вместе.
— О, организационный момент! — засмеялась Юля. — Конечно-конечно. Мы за.
Они были за ровно до первого «вдруг». Вдруг у Артёма вечером «вылезла поездка» и он пришёл в половине десятого, разворошил картофельную запеканку, оставил открытый соус на столе. Вдруг Юле срочно понадобилось сушить платья на диване, потому что «балконный прищепочный след делает заломы». Вдруг их друзья из «команды» начали навещать их «на минутку» — чтобы забрать коробку, примерить шляпу, выпить чай.
Сосед Стас из квартиры напротив однажды прислушался у лифта и тихо сказал Тане:
— У вас весело нынче. Не тесно?
Таня пожала плечами и сжала губы. Весело. Зато соседи видят, что у них двери открыты, что у них, значит, добрые люди. Только вот доброта начала скрипеть, как тополя за окном.
Через неделю начались «прожекты». Юля принесла планшет, распахнула на столе рядом с расчётными ведомостями Тани.
— Смотри, — она говорила быстро, вдохновенно, — мы хотим делать квартирные вечеринки для закрытого круга. Маленькая сцена, свет… ты в бухгалтерии шаришь, поможешь проверить расходы-доходы? И можно у вас пару проб провести? Чисто для своих.
— Юль, у нас ипотека, соседи, график. У Серёги ночные иногда, ему отдыхать надо, — Таня старалась говорить ровно. — Да и проводить у нас… не вариант.
— Ну что ты! — Юля отвернулась к Артёму и вздохнула так, чтобы слышали все. — Видишь? Люди любят рамки.
Сергей молчал, рыскал глазами по списку инструментов. Когда они ушли в комнату, он тихо сказал Тане:
— Я поговорю. По-мягкому. Неделя — и хватит.
Он поговорил. На кухне, вечером, при свете тусклой лампочки. Всё было вежливо и правильно: «ребята, нам тесно, надо вам подумать о своём жилье, хоть съёмная комнатка». Юля кивала, смотрела в телефон. Артём рассказывал про «неудачный квартал» и «контракт, который вот-вот». В конце разговор скатился на шутки — как всегда у них.
А потом, и это было так неожиданно, что Таня до сих пор помнит уголок коробки, упиравшийся в её бедро, — Надежда Павловна явилась. Без предупреждения, с пирогом в руках, с блестящими от волнения глазами.
— Танюша, Серёжа, я тут подумала: ну куда вы их гоните? Молодые, без опоры. А квартира большая, вы же вдвоём. На время — ну месяц-другой. Поможете и забудется. И вообще, «какой дом, если в нём не ночуют дети», — процитировала она свою любимую фразу из какого-то сериала.
Таня посмотрела на Сергея. Он отвёл взгляд, как мальчишка, которого застали с тетрадью не на той странице. Это был момент, когда Таня впервые ощутила провал — не в пол, а куда-то глубже, на дно, где гулко: «Ты хозяйка или мебель?»
Она сказала:
— Мама, дело не в ночёвках, а в правилах.
— Правила хороши, когда их можно согнуть, — отрезала свекровь, и это было ново: обычно ей хватало мягких замечаний. — Своих-то надо поддержать.
В тот вечер Таня не уснула. Считала секунды на кухонных часах, слушала, как скребётся в трубе вода, и представляла, как их квартира становится проходным двором. «Месяц-другой» — это как «пара дней», только длиннее. А правила, если их согнуть один раз, уже не те.
Через две недели Таня почувствовала себя диспетчером в аэропорту: она распределяла очереди к плите, согласовывала душ, следила, чтобы никто не трогал её бумажные конверты для коммуналки. Юля с Артёмом устраивали репетиции мини-выступлений в комнате, когда Серёжа уезжал на ночь. Инга, Танина подруга, забегала раз в три дня и качала головой.
— Ты сгоришь, Тань. Ты же не железная.
— А как, Инг? Это же она — его сестра. И свекровь… Ты знаешь.
— Знаю. Но у тебя тоже есть своя жизнь.
В пятницу коллега Илья спросил Таню в курилке:
— Ты чё такая, как сухарь забытый?
— Дом шевелится, — ответила она невпопад и вдруг рассмеялась, а потом едва не заплакала. — Всё время кто-то что-то хочет.
Илья пожал плечами: у него был свой развод на повестке, и он умел не залезать в чужие беды.
Эпизод за эпизодом Таня фиксировала в голове: как Артём оставил в их прихожей «временный склад» огромного чёрного мешка с костюмами, а мешок просел и из него вылезла перчатка с блёстками; как Юля заняла Танины формы для выпечки и вернула с липким сладким налётом — «ну ты же всё равно моешь круто»; как поздним вечером они привели гостей «на 20 минут обсудить концепт», и эти двадцать превратились в полтора часа смеха и глухих ударов музыки, еле слышной, но непрерывной, как стук крови в висках; как Надежда Павловна позвонила и попросила «не давить на молодых, они творческие». Таня слушала и чувствовала, как жизнь превращается в бесконечный список «пока потерпеть».
— Слушай, — однажды ночью сказал Сергей, — я предложил Артёму подработку, у Петровича электропроводка горит. Он отказался: «не по линии». Мне… неловко.
— А мне жить неловко, — спокойно ответила Таня. Голос удивил её самой: тихий, ровный, как шов.
Она стала вставать ещё раньше. Делала кашу на двоих, не на четверых. Оставляла записки: «Моё». Не из жадности, а чтобы увидеть границы глазами. Юля однажды хмыкнула:
— Ой, у нас тут маркировка! Смешно.
— У нас тут дисциплина, — сказала Таня.
Внутри рос комок. Она трогала пальцами угол холодильника и представляла, как нажимает невидимую кнопку «стоп». Но вокруг возникали новые «вдруг». Однажды Юля заняла Танины ключи «на пять минут» — и ушла на два часа. Сергей опоздал на выезд к объекту, ругался с бригадиром по телефону. В другой раз Артём оставил дверь на балкон открытой — и сквозняк разметал Танин аккуратно собранный стопкой архив счетов. Не разбил, не порвал — просто втрескал хаос в её порядок. Он потом смеялся: «бумаги любят ветер». Таня улыбнулась в ответ и сжала пальцы до белых костяшек.
К маю их отношения растянулись, как резинка на старых брюках. Внешне держался вид: ужин — семья, чай — шутки, «мы тут ненадолго». Внутри наплывами шёл холод. Таня ловила себя на странном: она стала тише. Словно боялась лишним звуком спровоцировать очередной «вдруг».
— Ты меня слышишь? — спрашивал Сергей.
— Слышу.
— Я поговорю ещё раз.
— Поговори.
Он говорил. Юля переводила на шутку. Артём говорил про «инфляцию смыслов» и «завтра, которое уже тут». Надежда Павловна объединяла всех в общий чат и присылала мотивационные картинки: «Родные — это навсегда».
Ровно через семь недель после «пары дней» у Тани лопнуло терпение — не совсем, нет. Пока только внутри что-то щёлкнуло ещё раз. На кухне стоял запах жареного сыра — Юля закусила с подругой перед «встречей», сковорода остыла на плите, крошки растаяли в скользких пятнах. Таня поставила воду для чая, достала тряпку, начала вытирать, и внезапно подумала: «А почему я всё это делаю молча?» Тут же позвонила Инга: «Ты дома? Выскочу на десять минут». И Таня — редкое для неё — ответила: «Заходи».
Инга пришла, поставила на стол две булочки, посмотрела по сторонам — и вздохнула:
— Вот если бы это была гостиница, ты бы с них деньги брала. А так — тебя используют. Звучит грубо, но…
Таня не стала спорить. Она знала: грубо — не всегда неправда. Она наливала чай и впервые за всё время почувствовала странное спокойствие: слово «границы» перестало быть чужим слоганом из психологических сторис. Оно стало вещью, как та же тряпка — бери и пользуйся.
В дверях щёлкнул замок. Юля заглянула на кухню:
— О! У нас посиделки? Девочки, у нас тут просто через час «мозговой штурм», не заняли бы стол долго?
Инга посмотрела на Таню. Таня улыбнулась. Пока улыбнулась. Но в этой улыбке уже лежал план — без крика, без истерики. С цифрами, расписанием и новыми правилами, которые, если их согнуть, уже не те.
Воскресное утро выдалось тихим, редкость за последние недели. Таня встала рано, прошлась босиком по кухне, налила себе кофе и уселась с блокнотом. Она решила записать всё, что за эти два месяца накопилось, чтобы потом спокойно, без эмоций, изложить это Сергею.
В блокнот попали даты, ситуации, даже мелочи: кто брал вещи без спроса, кто обещал убраться и не убрался, кто пригласил гостей, не предупредив. Она не собиралась превращать разговор в допрос — просто хотела, чтобы факты лежали перед глазами, как на бухгалтерской ведомости.
Но тишина долго не продлилась. В девять утра дверь хлопнула, и на кухню ввалились Юля и Артём, бодрые, будто и не было ночи.
— Ты не представляешь, как мы вчера зажгли! — Юля плюхнулась на табурет. — У Саньки на студии такой вайб был! И мы, короче, решили, что следующую встречу надо делать у нас. Тут же атмосферно, лампа жёлтая, шторы классные…
— «У нас» — это у кого? — не отрывая глаз от блокнота, уточнила Таня.
— Ну, у нас, — с удивлением переспросила Юля. — Ты же не против?
Таня закрыла блокнот и впервые за всё время посмотрела прямо в глаза сестре мужа.
— А ты помнишь, что у Серёжи ночная смена в тот день? — тихо спросила она.
Юля сделала вид, что задумалась, потом отмахнулась:
— Да он уснёт в наушниках, у него же беруши.
Сергей, как назло, появился в дверях. Он был помят, не выспался, но постарался улыбнуться.
— Девчонки, давайте так. Я реально после ночной никакие «вечеринки» не вывезу. Давайте обойдёмся без.
— Ну ладно-ладно, — Юля закатила глаза. — Мы же не монстры какие-то.
Таня знала: это «ладно» — до следующей удобной для них ситуации.
Понедельник принёс новый сюрприз. Возвращаясь с работы, Таня обнаружила в прихожей три пары чужой обуви. На кухне сидели двое парней и девушка — все из Юлькиной «тусовки». Они ели пельмени из её, Таниных, кастрюль, и громко обсуждали «программу проекта».
— Таня, познакомься, это Лёша, Никита и Марго, — оживлённо представила Юля. — Они нам помогают с промо. Сегодня просто наброски делаем.
— Ага, вижу, — Таня сняла куртку и почувствовала, как внутри всё сжимается. — Вы надолго?
— Ну, часов до девяти, — как само собой разумеющееся ответил Артём. — Мы тихо, не переживай.
Но тихо у них не получалось. До девяти они смеялись, переговаривались, кто-то периодически хлопал дверцей холодильника. Когда Таня в десять вечера зашла на кухню, там стояла гора грязной посуды, а в раковине плавала ложка в липкой луже от соуса.
Она мыла, не глядя на часы, думая о том, что Сергей в своей мастерской до поздней ночи, а дома её ждёт не отдых, а очередное дежурство.
В среду пришла свекровь.
— Танюша, я пирог принесла, — сообщила она, проходя мимо в кухню. — Как у вас тут дела?
— Тесновато, мам, — тихо ответила Таня.
— Ну ты же понимаешь, — Надежда Павловна вздохнула, — они же молодые, им старт нужен. Мы с отцом Серёжи в их годы тоже у родственников жили. Это нормально.
Таня сжала губы. «Нормально» для свекрови означало «так и должно быть».
— Мам, я всё понимаю, но мы… — она осеклась. — У нас не гостиница.
— Ой, — отмахнулась та. — Ты всё усложняешь.
И ушла к Юле в комнату, смеясь и болтая про какие-то семейные новости.
В пятницу Таня снова попыталась поговорить с Сергеем.
— Серёж, так дальше нельзя. Я прихожу домой — и у меня нет дома. Я постоянно думаю, что скажет твоя мама, что подумает Юля… А про себя я вообще не думаю.
Сергей кивнул, но в глазах читалось бессилие.
— Я поговорю, — сказал он, но звучало это как «я попробую».
А в субботу случилось то, что окончательно сдвинуло чашу весов. Утром Таня вышла в кухню и увидела: на её столе стоит кастрюля супа. Не её супа — чужого. И рядом записка: «Тань, мы сварили на всех. Твои продукты из холодильника взяли, чтобы не тратиться».
Она стояла, держа эту бумажку, и чувствовала, как в груди что-то разрастается. Не злость — что-то глубже. Как будто у неё забрали кусок дома.
Вечером Юля вернулась, весёлая, с пакетом еды из фастфуда. Артём шёл за ней, неся коробку.
— Мы тут подумали, — начала Юля, — у нас столько друзей, и всем нравится у вас. Давайте сделаем еженедельные встречи. Ну, ты же понимаешь, это же общение, связи…
Таня молчала. Она понимала. Только всё это было не её жизнью.
Она взглянула на Сергея, потом на Ингу, которая пришла «случайно заглянуть» и стояла, прислонившись к дверному косяку. И вдруг Таня почувствовала: пора. Не просто блокноты, не намёки. А слова, которые уже сами рвутся наружу.
Она сделала шаг к столу и поставила перед Юлей и Артёмом свои условия — но это уже была прелюдия к той самой фразе, которую она скажет в финале.
Только они, как обычно, решили, что всё можно обсудить «потом».
И вот это «потом» оказалось ближе, чем они думали.
Воскресный вечер. В квартире пахло жареной рыбой — Таня готовила ужин для себя и Сергея, потому что те двое опять ушли «на пару часов», оставив на столе крошки и пустые чашки.
Сергей вернулся уставший, промокший под дождём. Они сели ужинать, и вдруг дверь хлопнула. Ввалились Юля с Артёмом и ещё двое парней, которых Таня никогда не видела. Один сразу сунул пакет с пиццей на стол, другой достал бутылку лимонада.
— Мы тут ненадолго, — весело сказала Юля. — Просто перекусим, и всё.
— Ага, — откликнулся Артём, — у нас через час репа, но мы хотели у вас стартануть, тут уютно.
Таня медленно положила вилку на тарелку.
— Ребята, — начала она спокойно, — мы ужинаем.
— Ну вы ешьте, мы не мешаем, — с улыбкой сказал один из гостей, уже наливая себе лимонад.
Сергей поднял глаза на Таню, будто просил: «Давай не сегодня». Но сегодня как раз было самое время.
— Юля, — Таня повернулась к сестре мужа, — мы с тобой договаривались, что ужины у нас — в семь, и без гостей, если мы дома.
— Ну, Тань, ты что, — хмыкнула Юля, — мы ж свои. А эти ребята вообще золотые, ты их полюбишь.
— Я никого любить не обязана, — спокойно сказала Таня, — и кормить тоже.
За столом повисла тишина. Гости замерли с кусками пиццы. Артём даже приподнял брови:
— О, какие мы строгие сегодня. Что случилось-то?
— Случилось, что у меня нет ни минуты тишины дома, — голос Тани стал жёстким, — случилось, что мои продукты исчезают, посуда вечно грязная, и каждое «мы ненадолго» растягивается до ночи.
Юля скрестила руки:
— Мы же не специально.
— А я и не говорю, что специально. Просто это стало системой.
Надежда Павловна, как назло, позвонила именно в этот момент. Таня взяла трубку и, не меняя тона, сказала:
— Мама, я занята, у нас тут опять гости. Да, те самые.
И повесила трубку.
— Тань, ты чего? — возмутилась Юля. — Мама переживает.
— Мама пусть переживает за то, что у вас нет своего угла. Я — за своё.
Сергей тихо отодвинул стул. Он явно хотел вмешаться, но Таня подняла руку:
— Подожди, я сама.
Она встала, посмотрела на всех и наконец произнесла вслух то, что копилось два месяца:
— Я не гостиница. Хотите завтраки и обеды — платите мне.
Слова повисли в воздухе. Юля откинулась на спинку стула и тихо хмыкнула:
— Ну всё, пошло по тарифам.
— Да, — кивнула Таня, — и по правилам.
Она взяла тарелку с недоеденной рыбой и ушла в комнату, оставив их на кухне. Там ещё долго что-то шептались, слышался смех, потом хлопнула входная дверь.
Сергей зашёл позже, сел рядом и тихо сказал:
— Ты понимаешь, теперь мама обидится.
— Пусть, — ответила Таня. — Либо они начнут уважать наш дом, либо этот дом перестанет быть нашим.
Он молчал.
А Таня лежала, слушала, как в соседней комнате кто-то шаркает ногами — Юля или Артём вернулись за забытым телефоном. И понимала: конфликт ещё не окончен.
Он только вышел из тени.