В тот момент, когда тишину разрезал звук открывающейся двери, я ещё не знала, что последние тридцать лет моей жизни были построены на лжи. Не догадывалась, что каждый чек, каждая квитанция, которые муж так бережно собирал все эти годы, однажды обернутся против меня и родительского дома.
В тот вечер я пекла пирожки с капустой. Тесто получилось особенно удачным — мягкое, послушное. Мама всегда говорила: «Сонечка, тесто чувствует настроение хозяйки». А настроение было… странное. Тревожное. Аркадий последний месяц ходил сам не свой — всё больше молчал, задерживался на работе.
Хлопнула входная дверь. Странно, обычно он в это время ещё на работе…
— Соня! — голос из прихожей какой-то посторонний. — Нам надо поговорить.
Он вошёл в кухню, даже куртку не снял. Встал у двери, переминаясь с ноги на ногу. Прямо как тогда, тридцать лет назад, когда пришёл свататься…
— Что случилось? — я вытерла руки о фартук. — На работе проблемы?
— Нет… то есть да… — он провёл рукой по лицу. — В общем, я ухожу.
Мука медленно оседала в воздухе, как снег. Тишина звенела в ушах.
— Куда… уходишь? — язык еле ворочался.
— К другой женщине. Её зовут Светлана. Она… — он замялся. — В общем, мы давно встречаемся.
Скалка выскользнула из рук, грохнулась об пол. В голове крутилось дурацкое: «Надо муку собрать… весь пол белый…»
— Давно — это сколько? — собственный голос казался чужим.
— Полгода, — он вдруг расправил плечи, будто груз скинул. — Но дело не только в этом. Нам надо решить вопрос с домом.
Он достал папку, положил на стол:
— Здесь все чеки, квитанции… Я всё собирал. Каждый ремонт, каждую трубу…
Туман в голове начал рассеиваться. Пришла злость:
— Ты что несёшь? Это мой родительский дом! Мой участок!
— Ну-ну, — он усмехнулся как-то по-новому, незнакомо. — А кто тут всё строил? Кто материалы покупал? Думаешь, я просто так горбатился?
«Господи, — пронеслось в голове, — так вот зачем он все эти годы квитанции собирал, а я-то думала старость…»
— Аркаш, — я старалась говорить спокойно, — ты же знаешь, что участок мне от родителей достался. И старый дом…
— Старый дом! — перебил он с издёвкой. — Развалюху твою мы снесли. А этот — новый, добротный… В него моих денег вложено больше, чем твоих! — он вдруг подался вперёд. — Знаешь что? Давай по-хорошему — собирай вещи и езжай к дочке. Тебе же самой легче будет.
Внутри всё заледенело:
— По-хорошему? Это как — по-хорошему? Выгнать меня из собственного дома?
— А что такого? — он развалился на стуле, будто хозяин. — Светка, между прочим, уже присмотрела как обновить здесь все. Тут всё менять надо — обои эти твои старые, мебель… — он поморщился. — Да и вообще, какая тебе разница? Всё равно одной такой дом не потянуть.
Когда за ним захлопнулась дверь, я ещё долго стояла посреди кухни. Мука белела на полу, тесто заветрилось на столе. Тридцать лет жизни рассыпались, как мука, которую уже не соберёшь.
Две недели превратились в кошмар. Аркадий давил со всех сторон — то угрожал судом, то через знакомых намекал: «Одумайся». Я потеряла сон, целыми днями искала документы на мамину квартиру. Всё перерыла — шкафы, антресоли, даже на чердак полезла. Папка будто сквозь землю провалилась.
— Может, у Тани что-то осталось? — предложила Валька, моя древняя подруга еще с института, когда я позвонила ей в слезах. — Вы ж когда ремонт затевали, часть вещей к ней свозили.
Я набрала дочь. Руки дрожали — как сказать ребёнку, что её отец…
— Танюш…
— Мам? Ты чего так поздно? — в её голосе послышалась тревога.
— Доченька… — я глотала слёзы. — Папа нас бросает.
— Что?! — Таня задохнулась. — Как… бросает?
— У него другая. Молодая совсем… Двадцать три года.
В трубке повисла тяжёлая тишина.
— Сколько?.. — голос дочери дрогнул.
— Полгода уже. Говорит, любовь настоящая встретилась.
— Любовь?! — Таня не кричала — рычала в трубку. — В пятьдесят два года?! С девчонкой, которая ему во внучки годится?!
Я слушала, как дочь плачет на другом конце провода. Ей двадцать восемь — почти на пять лет старше новой папиной избранницы.
— А самое страшное знаешь что? — я вытерла слёзы. — Он теперь дом делить хочет. Уже неделю как с документами хожу, ищу старые бумаги на бабушкину квартиру. Всё перерыла — как в воду канули.
— Да как он СМЕЕТ?! — Таня закричала — Мало того, что как последний… — она поперхнулась от ярости. — Мало ему в 52 года за малолеткой погнаться, теперь и на дом нацелился — дочь рычала мне в трубку
— Угрожает, что через суд отсудит половину, — голос сорвался. — Говорит, все чеки собрал, все расходы записал…
— Предатель! — Таня всхлипнула. — Мам, погоди… У меня же коробки с вашими вещами в кладовке стоят, помнишь? Когда ремонт делали, вы часть документов ко мне привезли.
Сердце забилось чаще:
— Посмотришь?
— Прямо сейчас гляну, — в трубке зашуршало. — Вот… коробка с бабушкиными вещами… О! Мам! Нашла! Сберкнижка!
— Что там? — я едва дышала.
— Смотри — последнее снятие, август восемнадцатого. Огромная сумма! И пометка есть: «Тане на дом». Мам, это же как раз когда вы стройку начинали!
У меня перехватило дыхание. Точно! Мама тогда всё собрала — и с квартиры, и с книжки…
— Доченька, — я прижала телефон к уху, — ты завтра сможешь…
— Уже собираюсь, — перебила Таня решительно. — Сейчас поздно, а утром первым делом к тебе. И знаешь что? У меня есть знакомый адвокат, Иван Степанович. Говорят, он специалист по таким делам.
— Танюша…
— Поспи хоть немного, мам. А утром решим, что делать. Не отдадим мы папаше дом. Не после такого.
Я впервые за две недели уснула без трав.
Таня приехала рано, с горячими булочками и решительным настроем. В половине двенадцатого мы уже сидели в прохладном кабинете адвоката. Иван Степанович — пожилой юрист с цепким взглядом — медленно перебирал принесённые документы.
— Значит, так, Софья Михайловна, — он поправил очки, — ситуация не такая страшная, как вам кажется. Дом, который вы получили в наследство от родителей, по закону является вашей личной собственностью. То, что вы его перестроили в браке, сути не меняет — это реконструкция существующего объекта.
— Но Аркадий… — я сжала кулаки, пытаясь унять дрожь. — Он говорит, что вложил миллионы! Угрожает, что отсудит половину…
— А вот это мы сейчас разберём, — юрист достал калькулятор. — Смотрите: ваш муж может претендовать только на компенсацию своих личных вложений. Не семейных денег, а именно его личных средств.
Он взял в руки сберкнижку, внимательно изучая последнюю запись.
— А это, — он постучал пальцем по странице, — очень важный документ. Крупное снятие в августе восемнадцатого… И совпадает по времени с началом реконструкции. Сможете доказать, что деньги пошли на дом?
— Конечно! — Таня подалась вперёд. — У нас все договоры с подрядчиками на мамино имя оформлены. И соседи подтвердят — бабушка при всех говорила, что продаёт квартиру, чтобы нам помочь с ремонтом.
Телефон разразился трелью. Аркадий.
— Ну что, надумала? — его голос сочился злобой. — Завтра последний срок. Или подписываешь отказ от дома, или…
— Или что? — я вдруг почувствовала удивительное спокойствие.
— Или я тебя по судам затаскаю! У меня все чеки есть, все расходы записаны…
— Аркаша, — я впервые за эти дни улыбнулась, — пусть твой юрист свяжется с моим. Обсудим размер компенсации за твои личные вложения. Только личные, заметь. А дом… дом останется мне.
— Ты что несёшь?! — он растерялся.
— То, что дом на месте родительского — значит мой. А твои миллионы… докажи сначала, что они были твоими, а не нашими общими. Или мамиными…
В трубке повисла тишина.
— Я перезвоню, — буркнул он и отключился.
[предыдущий текст до момента появления Аркадия вечером]
Вечером я позвонила Вальке, рассказала про разговор с адвокатом. Она обрадовалась:
— Вот видишь! Я же говорила — закон на твоей стороне!
Вдруг в трубке послышался какой-то шум.
— Погоди-ка, — Валька встревожилась. — К тебе там что, Аркадий?
— Нет, не должен. Ой, а я одна. А что?
— Да он только что мимо моего дома пронёсся. Поддатый прилично, чуть забор не снёс. И всё к тебе небось, к тебе идет…
Я не успела ответить — входная дверь с грохотом распахнулась.
— Ты там в порядке? — голос Вальки дрожал. — Если что, я участковому позвоню. Он сегодня дежурит…
— А ну, впусти! — раздался с порога пьяный голос Аркадия. — Поговорить надо!
— Звони, — шепнула я в трубку и спрятала телефон в карман.
Он появился на пороге — взъерошенный, с красными глазами. От него и правда разило.
— А ну, впусти! — он привалился к косяку. — Поговорить надо!
— Не о чем нам говорить, — я попыталась вытолкать его в дверь, но он оттолкнул меня.
— Нет уж, послушай! — он ввалился в прихожую. — Думаешь, самая умная? Юристов наняла? А я тебе вот что скажу…
— Что скажешь, Аркадий? — я старалась говорить спокойно, хотя сердце колотилось где-то в горле.
— А то и скажу — без меня тут бы ничего не было! — он протиснулся на кухню, плюхнулся на стул. — Одни развалины стояли! Я каждую копейку… каждый гвоздь…
— Наши общие копейки, — я встала в дверях. — И мамины.
— Твою мать не впутывай! — он стукнул кулаком по столу. Старые часы на стене вздрогнули. — Я тут хребтину гнул! А ты теперь…
Грохот в дверь заставил нас обоих подпрыгнуть.
— Участковый уполномоченный! — раздался молодой голос. — Откройте!
Аркадий побледнел:
— Ты… ты полицию вызвала?!
Я конечно отрицательно покачала головой. Видимо, Валька все же успела позвонить участковому — она же в администрации работает…
— Откройте, иначе будем вынуждены взломать дверь!
— Иду! — я бросилась в прихожую, но Аркадий схватил меня за руку.
— Стой! Ты что творишь? Хочешь, чтобы всё село судачило? «Соньку-учительницу от мужа полиция спасала»?
От его пальцев на руке наверняка останутся синяки. Но сейчас было не до того:
— Пусти! Лучше пусть судачат, чем…
В дверь снова забарабанили. Аркадий выругался сквозь зубы, отпустил мою руку:
— Ладно, открывай. Только помни — это ещё не конец.
На пороге стоял молодой участковый, за его спиной маячила встревоженная Валька.
— Что здесь происходит? — офицер сразу заметил мою красную от захвата руку. — Были ли факты физического рукоприкладства?
— Да какое тут! — Аркадий попытался изобразить радушие. — Поговорили немного громко, с кем не бывает? Правда, Сонь?
Я молчала, растирая запястье. В голове крутилось мамино: «Дочка, главное — не бойся. Страх — он любую беду сильнее делает…»
— Гражданин, — участковый достал блокнот, — попрошу ваши документы.
— Да вы что? В своём доме теперь и документы нужны? — Аркадий начал заводиться.
— В СВОЁМ доме? — я почувствовала, как внутри поднимается волна гнева. — А ну-ка, покажи участковому свои бумажки! Те самые, которые ты принёс подписывать!
Валька шагнула вперёд:
— Соня, я тут кое-что разузнала. Всё чётко прописано — дом считается неделимым имуществом, полученным по наследству. А любые вложения…
— Замолчи! — рявкнул Аркадий, но Валька только выпрямилась:
— А любые вложения в период брака, — продолжила она твёрдо, — должны быть доказаны как личные средства. Не семейные.
— Гражданин, прекратите агрессию, — участковый шагнул вперёд. — Иначе составлю протокол.
Я смотрела на мужа и не узнавала его. Куда делся тот заботливый Аркаша, который когда-то сам уговаривал меня не продавать родительский участок? «Здесь наши дети будут бегать, внуки…» А теперь что?
— Значит так, — участковый раскрыл блокнот, — сейчас составим протокол о нарушении общественного порядка. И настоятельно рекомендую вам покинуть помещение.
— Куда я пойду? — Аркадий вдруг обмяк, привалился к стене. — У меня же все вещи здесь…
— К своей Светочке пойдёшь, — Валька скрестила руки на груди. — Она же у нас юрист. Вот пусть и объяснит тебе про права на неделимое наследственное имущество.
Я молча прошла на кухню, достала из шкафа его старую дорожную сумку:
— На первое время хватит. Остальное потом заберёшь… когда проспишься.
Он взял сумку, посмотрел на меня долгим взглядом:
— Сонь, а может…
— Нет, — я покачала головой. — Уже ничего не может. Просто уходи.
Когда за ним закрылась дверь, я почувствовала страшную усталость. Села на кухонный диван, тот самый, где столько вечеров провела с мамой…
Суд затянулся на полгода. Аркадий принёс целую кипу чеков, квитанций, расписок. Но когда дошло до доказательств личных вложений, большая часть рассыпалась — всё было куплено семейными деньгами.
Свою Светлану он привёл как свидетеля. Она пыталась что-то говорить про «существенные улучшения имущества», но осеклась, когда мой адвокат показал документы на материнскую квартиру и ту самую сберкнижку.
В итоге суд признал дом моим личным имуществом — как реконструированный объект на основе полученного в наследство строения. Аркадию присудили компенсацию — много меньше, чем он требовал, но всё равно приличную сумму.
Говорят, со Светланой у них не сложилось. Она ушла, как только стало ясно, что большой компенсации не будет. Звонил как-то, просился поговорить. Я не открыла.
Вечерами сижу на крыльце, смотрю на мамины пионы. И знаете что? Одной тяжело, конечно. Но лучше так, чем с предателем под боком.
Дочка помогает, внуки приезжают. Завела себе котёнка — рыжего, наглого. Жизнь продолжается.
Вещички собрал и топай