Чайник свистнул раньше, чем Катя успела вымыть руки от капустного сока. На доске лежали тонко нашинкованные листья, миска с морковью, банка с тмином. В пятницу она обычно готовила заранее: завтра обещали нагрянуть гости — «свои», как выразилась двоюродная сестра мужа, Лена. Свои — это Лена с мужем Стасом и их дочка-подросток Злата. Плюс Олег, друг Стаса, «ну ты его не знаешь, но он свой парень, не чужой», и ещё соседка по их дому, Валя, «она за компанию, у неё настроение осеннее, пусть развеется». Катя в телефоне перечитывала список, который Лена прислала голосовым, и одновременно мысленно считала стулья.
— Игорь, табуреты из кладовки достанешь? — крикнула она в сторону комнаты. — И плед. На балкон ночью тянет.
Муж отозвался глухо: он чинил наушники и ворчал, что провод тоньше нитки. Игорь не любил шумных посиделок, но умел держаться: вежливый, спокойный, чуть ироничный. Его бы назвали «надёжным», если б слово не замусолили. Катя это ценит: у неё с детства привычка всё организовывать и объяснять. И да, иногда она уставала от своей же организованности.
Лена позвонила днём.
— Кать, приветик! Слушай, я прикинула меню. Давай так: ты делаешь что-то лёгкое, овощное, у нас же многие сейчас на правильном питании, а Стас возьмёт стейки. Он нашёл по акции. Олег привезёт «вкусности», он с шефом знаком, там ребята знают толк. Я десертик куплю, не переживай. Ах да! У Златы аллергия на орехи, смотри, вдруг салат какой. И без майонеза, ты же понимаешь.
— Понимаю. Тебе во сколько удобно? — Катя привычно записывала в заметки: «без орехов», «без майонеза», «подумать про плед».
— Мы к шести подскочим. Ты не против, если ещё Димка заглянет? Это Валин брат. У него развод, ну неприятная история, не будем сейчас. Пусть посидит с людьми, он хороший.
Катя кивнула в пустоту. Семь человек превращались в восемь, потом в девять. Она умела готовить на толпу, но любила считать: тарелки, вилки, чашки — всё как по списку. Она не любила импровизаций в вопросах еды и мест.
Первое тревожное звоночек прозвенел ещё неделю назад, когда Лена с порога забежала на чай «на пять минут» и на ходу сказала:
— Ой, крутая у вас мультиварка, дай я борщ доварю, а то у нас отключили горячую воду на день, ну ты понимаешь…
Она доварила борщ, забрала половину кастрюли в контейнеры и, уходя, оставила на столе пластиковую вилку из кафе и чек на шоколадку «потом отдам». Катя чек сунула под магнит. «Потом» у Лены превращалось в «как-нибудь». Катя ей это прощала, потому что Игорь говорил: «Двоюродная сестра — не сосед по лестнице, где каждый сам по себе. Родня — это когда не считаешь ложки». Катя не считала ложки, но считала время, силы и деньги — молча, по привычке.
В субботу к пяти они с Игорем всё расставили. От запаха печёной свёклы и тимьяна по квартире становилось мягко. Игорь шутил про «ресторацию у Кати», скрипел штопором, проверял лед в морозилке. До шести Лена не появилась. В шесть сорок Катя написала: «Вы где?» В ответ — голосовое: «Мы уже в лифте!»
Они вошли шумной вереницей: Лена в пальто «под эко», Злата с накинутым на плечи шарфом, Стас сразу с пакетом, который поставил у двери.
— Смотри, — сказал он, — акции в «Гурмане» отменили. Но мы взяли не хуже, наш Олежек потом ещё подскочит. Мы сейчас чуть-чуть перекусим, да? А то мы с дороги. О, у вас хумус! — и, не снимая куртки, уже сунул пальцем в миску.
Лена поздравила Катю с «уютом», оставив на тумбе сумку с косметичкой и шляпкой, как будто в гардеробе театра. Валя оказалась хрупкой, с таком усталым лицом, что ей хотелось пододвинуть стул с мягкой подушкой. Димка — высокий, молчаливый, с глазами, в которых застряла дорожная пыль.
Первые полчаса шли гладко: тост за осень, разговор о ценах на электричество, Злата увела разговор к моде — ей хотелось обрить виски, а мама была против. Игорь улыбался краешком губ, ставил музыку негромко. Катя ловила удовольствие: всё устроено, все сыты, все хвалят её салат с яблоком и фенхелем. Да, она старательная — иногда это даже приятно.
Потом подъехал Олег — крепкий, с громким голосом, в куртке, пахнущей табачным дымом и ванильным освежителем. Он вытащил из пакета три коробки суши, соус и… два пластиковых контейнера с надписью «ПП-десерт». Поставил на стол, огляделся.
— Ой, красиво у вас. Я без подарка, но с едой, — подмигнул.
Катя уже заметила, что «стейки от Стаса» в пакете оказались замороженными полуфабрикатами из дискаунтера. Лена на кухне шепнула:
— Не начинай, Кать, у нас сейчас туго, мы в ипотеку влезли, а Злате на курсы надо. Ты же понимаешь.
— Понимаю, — ответила Катя. Но где-то глубоко скрипнуло. Потому что она договаривалась одно, а по факту вытянула другое: ещё салат, ещё гарнир, вечер, где её кухня работает, как общепит.
Второй эпизод случился, когда Злата, не спросив, открыла холодильник.
— А можно я возьму йогурт? Этот, хороший. У нас таких нет. И вот этот сыр — это как моцарелла? — и она ловко отрезала кусок, словно дома.
Катя улыбнулась: «Бери». И подумала: «Надо подписывать продукты для завтрашней запеканки». Но уже поздно — сыр исчез, йогурт тоже. Зато Злата была довольна, и Лена посмотрела на Катю взглядом «вот видишь, ты молодец».
Третий эпизод выскочил нелепо. Валя, утомлённая, вышла на балкон подышать, а Димка переключал на телевизоре новости, не спрашивая, как будто знал пульт с рождения. Игорь подсел:
— Мы обычно без телевизора, давай музыку оставим?
— Новостей не хватает, — сказал Димка и добавил громкость.
Игорь сделал паузу, потом убавил. Димка не спорил, но через пять минут снова прибавил. Этот маленький пульт стал маркером территории. Катя это заметила. Она кинула взгляд на Игоря: он терпел.
Четвёртый эпизод пришёл из кухни. Олег, разливая соевый соус, стукнул локтем по Катиной скатерти — та была новая, льняная, с еле заметной вышивкой. Соус потёк, как тушь по письму.
— Ой! — сказал Олег, — это всё на удачу.
Катя молча промокала салфетками. Лена принесла бумажные полотенца, но так, как будто одолжила их у соседей. Стас рассмеялся: «Ну не трагедия же». Для Кати трагедией это не было, но было знаком: у них своя система координат, где её труду — цена смеха.
Она пыталась обернуть всё шуткой, налив чаю Вале и тихо уточнив, не холодно ли. Лена тем временем обсуждала на диване, как «все сейчас хитрят с тратами: подписки на всех раскладывают, и нормально». И предложила:
— Кать, кстати, если что, давай мы поделим — ты за продукты, мы за напитки. Мы лайтом пройдёмся, но честно. Просто скинемся потом, ты мне чек скинешь.
Катя сказала «хорошо», не потому что поверила, а потому что не хотела ссориться при людях. Она думала, что позднее откажется: деньги у них с Игорем не лишние, но они гостям называли «приходите» не ради кассы. А слово «скинемся» показалось ей чужим в этом доме, где каждую ложку она моет руками по отдельности, чтобы не поцарапать.
Через час стало громче. Стас рассказывал, как на работе «все вяленые», и что теперь «без халтуры никак». Лена вспоминала отпуск на базе, где «все включено, почти», и смеялась, что на завтраке они выносили фрукты «для детки». Катя ловила эти интонации, как сухие листья на ветру: вроде мелочи, а похрустывают под ногами. В её голове тихо кликало: «границы… границы… где они?»
Ближе к одиннадцати соседи стали тихо закрывать окна — звук телевизора, смех, шаги. Сосед сверху, Витя, прислал СМС Игорю: «Ребят, музыку потише, завтра рано вставать». Игорь тут же убавил. Лена обиженно поджала губы:
— Ой, как строго у вас. Как в библиотеке.
— Это дом, — мягко сказал Игорь. — Тут люди спят.
Пятый эпизод подкрался с мусором. Олег вынес пакет, вернулся без пакета и без пакета… с обувью. Он переставил свои ботинки на чистый коврик у двери — тот, который Катя только вынула из химчистки, чтобы завтра разложить осеннюю обувь. Коврик тут же украсился мокрым следом.
— Ой, сорян, — сказал Олег. — Слякотно у вас.
— В коридоре лоток, — напомнила Катя, стараясь не звучать как школучительница. — Можно было поставить в лоток.
— Ага, — кивнул он, не двигая ботинки.
Катя в этот момент поймала себя на том, что пять раз сказала «ничего страшного», «бывает», «ладно», «потом». Она зачастила этими словами, как ложечкой по стакану. И понимала: это не просто вечеринка. Это репетиция чего-то большего — того, как Лена и Стас видят мир: брать по-маленьку, не считая, считать нормой чужой труд, как фон. «Они же свои», — успокаивал тоненький голос в голове. «А у своих можно попросить ещё».
На кухню зашла Валя с кружкой.
— Красиво у тебя, — сказала она тихо, словно извиняясь. — И вкусно. Ты не думай, что все такие.
— Я не думаю, — ответила Катя. В голосе неожиданно дрогнула благодарность.
У двери Злата уже собирала контейнеры — «мам, возьмём, а то пропадёт, и Катя обидится, если выбросить». Взяли и половину пирога «для завтрака», «чтобы не пропало». Катя не возражала. Не потому что не хотела, а потому что устала спорить за каждую мелочь: если спор каждый раз — ты превращаешь дом в дребезжащую кастрюлю.
Ближе к полуночи все стали собираться. Лена накинула шарф, посмотрела на Катю «по-сестрински», то есть с лёгким снисхождением и уверенной симпатией:
— Завтра у родителей моих день рождения совместный, мы к ним. Но на следующей неделе давай у вас повторим? У вас уютнее, чем у нас. Мы сейчас на ремонте… ну то есть не то чтобы на ремонте, просто не закончили пол, и кухня в коробках. Ничего, посидим, ты же за.
Катя почувствовала, как где-то в районе груди шевельнулась маленькая, упрямая птица. Она кивнула не сразу. Игорь уже стоял с ключами у двери.
— Посмотрим по расписанию, — сказала Катя и было рада, что прозвучало ровно.
Когда дверь закрылась, в квартире наступила тишина — не пустая, а как после дождя. Сквозь окна виднелись тёмные деревья, и от кухни тянуло тмином.
— Ты устала, — сказал Игорь. — Давай я посуду.
— Я, — сказала Катя. — Если я её сейчас не помою, я не усну.
Они мыли молча. Шуршали губки, стекала вода. Катя думала о том, что ей не пятнадцать лет — чтобы бояться быть неудобной. Что она не обязана быть универсальной кухней, гардеробом, шведским столом и психотерапевтом «на посидеть». Но мысли о Лене перемешивались с воспоминаниями: Лена в детстве делилась с ней жвачкой, ходила вместе на каток, давала списать алгебру. И ещё — семейные праздники, где их всегда ставили рядом: «Девочки, сестрички».
— Ты видела, как Олег ботинки поставил? — спросила она через минуту, и оба рассмеялись, сняв напряжение.
На следующий день Лена с утро написала: «Зай, давай мы у тебя оставим пару коробок до среды? У нас балкон мокрый от дождя, а у вас сухо. Они легонькие, с обувью и постельным. Мы вечером завезём, лады?» Катя уже печатала: «Нет, извиняй, у нас места нет», но стёрла. Написала мягче: «Сегодня не смогу, у нас гости и работа».
Гостей не было. Была работа — и попытка построить круг. Круг, в котором есть границы. В понедельник Катя поговорила со своей подругой Аней из офиса. Аня слушала, хмыкала:
— Они тебе на шею садятся. Слушай, я понимаю родня, но родня бывает разная. Это эксплуатация. Ты не обязана. Хочешь, с тобой потренируемся говорить «нет»? Я буду Леной.
Катя смеялась, но упражнение понравилось: «Лена, мне неудобно. Лена, я не готова. Лена, давай по-честному: кто что приносит — записываем заранее».
Игорь вечером поддержал:
— Давай так: следующая встреча — по плану. Мы обозначаем правила и смотрим реакцию. Если люди не уважают — нам с ними не по пути.
Катя кивнула. Внутри опять затрепетала птица — но теперь не упрямая, а, будто понявшая, куда лететь. Она придумала «правила»: время прихода, кто приносит, кто убирает, никакого холодильника без спроса. И то, что она больше не стесняется звучать «несимпатично» — потому что симпатия дешевле, чем уважение.
Через неделю Лена сама позвонила. Голос у неё был бодрый, как водится:
— Ну что, в пятницу к вам? Стас возьмёт «что-нибудь». Мы на диете, ты же помнишь, и без крепкого. Валя, наверное, не сможет, а Димка… посмотрим. Олег точно будет, он без вас скучает. Во сколько открываете двери? И, кстати, можно мы перед работой закинем к вам пару пакетов? Ну чисто до вечера.
Катя вдохнула, посмотрела на список, который она заранее написала от руки крупно, чтобы не отступать при разговоре: «Мы не склад. Время — до десяти. Еду приносит каждая пара. Посуда — общая, уборка — пополам». И сказала, стараясь, чтобы голос не дрогнул:
— Лен, в пятницу можем, но у меня просьба. Давай договоримся чётко: кто что приносит. И по времени — до десяти, у соседей дети. И ещё… без пакетов заранее, у нас места нет.
На том конце была тишина. Потом короткое «угу». И ровное: «Ладно, обсудим». Катя повесила трубку и поняла, что это — уже не просто посиделки. Это — попытка выпрямить спину перед теми, кто привык, что ты стоишь, подставив плечо.
За окном, как назло, пошёл дождь. Внизу на лавочке прятался Витя-сосед с зонтами, а над домом раскатился дальний гром. Катя подумала, что это — хорошая погода для честных разговоров. И — для честных правил. Она поставила чайник и достала чистую льняную скатерть: ту самую, ещё без соевого следа. В этот раз она решила быть готовой не к переменчивым гостям, а к самой себе — той, которая имеет право на «нет».
И где-то на дне этой готовности уже шевелилась будущая ссора, которую, видимо, не избежать. Но теперь Катя, кажется, знала: она не отступит.
Всю неделю Катя держала в голове этот разговор. То, что обычно у неё вызывало тревогу — звонок Лены, её бодрый голос, намёки и просьбы, — теперь стало поводом для внутренней тренировки. Катя ловила себя на том, что мысленно репетирует ответы: короткие, вежливые, но твёрдые.
— Нет, не получится.
— В этот раз мы так не делаем.
— У нас свои правила.
Вечером за ужином Игорь шутил, что у них в доме скоро введут «семейную конституцию». Катя смеялась, но внутри ей хотелось именно этого: документ, в котором прописано, кто за что отвечает, и который нельзя перекроить «по настроению».
В среду Лена снова позвонила:
— Слушай, а мы подумали, давай не заморачиваться с мясом. Купим курицу, запечём у тебя. У тебя же духовка лучше тянет. И у нас соус есть, но он пряный, ты сама поймёшь. Окей?
Катя вдохнула и ответила:
— Лена, давай так: мы делаем гарнир и салат. А мясо полностью на вас. Вы готовите, вы убираете потом.
На том конце повисла пауза.
— Ага, — сказала Лена. — Ладно. Только смотри, если вдруг не получится, мы импровизируем.
Катя уловила: «если вдруг» — значит, всё равно привезут как получится. Но промолчала. В этот раз она решила держать границы в моменте, а не заранее.
В пятницу к шести Катя накрыла стол. Всё по списку: рис с овощами, салат с редькой, напитки — чай, компот. Поставила таймер на духовку: пусть гости сами запускают. Часы показывали шесть двадцать, когда раздался звонок.
Вошли Лена и Стас. Без курицы.
— Слушай, мы не успели, — виновато развёл руками Стас. — Пробки, ты ж понимаешь. Купили колбаски, но их надо ещё пожарить. У тебя сковородка большая?
— Есть, — сказала Катя, хотя внутри у неё сжалось. Она понимала: «не успели» — это код для «не считали нужным».
Злата тут же нырнула в холодильник:
— О, у вас опять этот сыр! Мам, можно взять?
Катя мягко прикрыла дверцу:
— Злат, подожди, мы для салата его оставили.
Девочка надула губы, Лена пожала плечами:
— Ну подростки, они такие.
Через полчаса появился Олег. С порога:
— Ну, где мой стейк?
— Стейк отменяется, — сказал Стас. — Будут колбаски.
— Ага, — хмыкнул Олег. — Главное, чтобы водка была.
И достал бутылку из пакета.
Катя посмотрела на Игоря. Тот молча налил себе чаю и сел к столу.
Первый конфликт случился, когда Злата громко включила на телефоне музыку, сидя за столом. Игорь попросил потише. Девочка закатила глаза.
— Да вы что, совсем скучные? У всех родители как родители, а у вас тишина.
Катя сдержала ответ, но Лена подхватила:
— Не будь грубой. Просто у них такой стиль. Уютненько.
Слово «уютненько» прозвучало так, словно Лена говорила о домике в деревне, где можно расслабиться и «ничего не делать».
Второй эпизод: Олег в процессе готовки колбасок заляпал жиром плиту.
— Ой, Катюш, потом сама протри, у тебя тряпки под рукой, — бросил он, даже не выключив конфорку.
Катя молча принесла губку и начала протирать. Игорь тихо сказал:
— Олег, ты пожарил — и сам убери.
Тот отмахнулся:
— Да ладно тебе, не придирайся.
И снова сел к столу.
Третий эпизод оказался особенно неприятным. Лена, заметив на полке книгу с рецептами, взяла её в руки и с улыбкой сказала:
— Ой, а можно я заберу на недельку? У нас такого нет, а тут как раз про детокс. Я потом верну.
Катя почувствовала, как у неё сжалось горло. Эта книга была подарком от мамы, она редко ею пользовалась, но ценность была в другом — в знаке внимания.
— Лена, извини, но я не даю эту книгу. Она для меня важная.
Лена вскинула брови:
— Да что ты, я же не навсегда. Мы ж родные.
Катя повторила твёрже:
— Нет.
Повисла пауза. И в этой паузе Игорь вдруг сказал:
— Кать, правильно. У каждого есть своё.
Катя поймала на себе взгляд Лены — удивлённый, почти оскорблённый.
Дальше всё пошло по нарастающей. Олег выпил больше других, Стас громко рассказывал байки, Злата просилась ночевать у Кати — «у вас вай-фай лучше». Катя вежливо отказала. Лена снова попыталась «обойти» границы:
— Ну что тебе жалко? Девочке же интересно, а у нас там ремонт.
Игорь вмешался:
— Нет, у нас завтра дела.
И впервые в его голосе прозвучала жёсткость.
Когда время перевалило за одиннадцать, соседи начали стучать по батарее. Катя встала и сказала:
— Ребята, давайте закругляться.
Стас недовольно засопел:
— Да ладно, мы только разогнались.
— Но у нас соседи, — напомнил Игорь.
И добавил:
— Уважение к другим — тоже часть посиделок.
Гости начали собираться нехотя. Лена натягивала пальто, Злата всё ещё держала в руках сыр, Олег пытался упаковать остатки салата в контейнер.
И вот тут случилось то, что стало кульминацией вечера. Лена, накидывая шарф, вдруг улыбнулась и бросила ту самую фразу, от которой у Кати внутри всё оборвалось:
— Мы не будем скидываться. Вы хозяева, поэтому должны нас кормить бесплатно.
В комнате повисла тишина. Даже Олег замер с контейнером.
Катя посмотрела на Лену, потом на Игоря. Она почувствовала, как в груди снова вспорхнула та самая птица — но теперь уже не дрожащая, а сильная.
Она знала: следующий её ответ станет переломным.
Катя вдохнула, посмотрела прямо на Лену. В глазах у той мелькнуло что-то вызывающее, будто она проверяла: «Ну что, сдашься, сестричка, как всегда?»
— Лен, — спокойно, но твёрдо сказала Катя. — Это наш дом. Мы рады гостям, но не готовы кормить всех бесплатно, как в столовой. Если хотите приходить — давайте договариваться честно: кто что приносит, кто чем делится.
Игорь молча встал рядом. Его присутствие было как броня — не громкая, но прочная.
Стас усмехнулся, подмигнул Олегу:
— Вот и до этого дошло. Деньги посчитали. Всё, как в лучших домах Лондона и Парижа.
— Это не про деньги, — отрезала Катя. — Это про уважение.
Лена замерла на секунду, потом натянула улыбку:
— Ну чего ты так серьёзно? Мы же шутим. У тебя всё время лицо такое напряжённое. Расслабься, Кать.
Но Катя уже не расслаблялась. Внутри было чувство — словно она долго несла тяжёлый мешок и наконец опустила его на землю.
Олег первым не выдержал тишины.
— Я скажу честно, — буркнул он. — Я в гости хожу, чтобы отдыхать. Не готовлю, не убираю, не считаю. Я прихожу к друзьям, и всё. Если вам это не нравится — ну, значит, не моё место.
Игорь кивнул:
— Значит, не твоё.
Слова прозвучали так просто и уверенно, что Олег смолк.
Злата посмотрела на мать:
— Мам, ну я же сказала, у всех родители нормальные, а у нас вечно всё не так. Пошли уже.
Лена обняла дочь за плечи, но в глазах у неё мелькнуло раздражение. Она привыкла быть той, кто диктует правила, а не принимает их.
— Ладно, — сказала она холодно. — Не будем навязываться.
Стас накинул куртку и демонстративно хлопнул дверцей шкафа.
Когда за гостями захлопнулась дверь, квартира будто выдохнула. Катя и Игорь стояли в коридоре молча. Потом Игорь сказал:
— Ну вот, границы поставлены.
— И что теперь? — спросила Катя.
Он пожал плечами:
— Посмотрим.
На следующий день телефон молчал. Лена не писала ни сообщений, ни голосовых. Катя поймала себя на том, что проверяет мессенджер каждые полчаса. Её тянуло оправдаться, объяснить, смягчить. Но рядом стоял Игорь, и его фраза «мы никому ничего не должны» помогала держаться.
Вечером позвонила Валя. Голос тихий, почти виноватый:
— Кать, спасибо за тот вечер. Я знаю, что у вас получилось тяжело. Но у тебя… правда тепло. Не обижайся на всех сразу.
— Я не обижаюсь, — сказала Катя. — Просто я больше не могу вот так.
Через день Лена всё-таки позвонила. Тон у неё был другой — ровный, почти холодный:
— Кать, я тут подумала. Наверное, нам лучше встречаться у нас или в кафе. Чтобы никому не было обидно.
Катя слушала и понимала: это не примирение, а новый манёвр. Лена не собиралась менять привычки — просто искала способ оставить всё по-старому, только в другой упаковке.
— Давай, — ответила Катя. — Посмотрим.
Телефон снова замолчал. Катя ходила по дому, смотрела на чистую скатерть, на аккуратно расставленные тарелки. Казалось, тишина стала густой, как молоко.
Она думала: «Может, они больше не придут. Может, это конец». И одновременно чувствовала странное облегчение: конец бесконечной роли «хозяйки-обслуживающей станции».
И всё же внутри было беспокойство. Ведь родня не исчезает. Лена могла объявиться через неделю, через месяц — с новой историей, новой просьбой, новой улыбкой.
Катя наливала чай и смотрела в окно на двор, где дети катались на самокатах, а сосед Витя вешал бельё на балконе. Жизнь текла, как обычно. Но где-то рядом шёл другой сюжет — тот, где решалось: смогут ли они с Игорем отстоять свой дом, или снова пустят в него тех, кто считает, что «хозяева должны кормить бесплатно».
Телефон мог зазвонить в любую минуту. И Катя знала: теперь у неё есть голос, чтобы ответить. Но какой именно ответ прозвучит — предстояло решить ей самой.
Тебе бы жену попроще, сын