— Я нашла документы в вашем шкафу, Тамара Петровна.
Эти слова повисли в воздухе кухни, как осколки разбитого стекла. Марина стояла в дверном проёме, сжимая в руках папку с бумагами, и смотрела прямо в глаза своей свекрови. Та замерла с чайником в руке, и на мгновение её лицо выдало всё — страх, злость, расчёт. Но только на мгновение.
— Какие документы? О чём ты говоришь? — Тамара Петровна медленно поставила чайник на плиту, и её движения были осторожными, выверенными, как у сапёра, обезвреживающего бомбу.
Марина сделала шаг вперёд и положила папку на стол. Руки у неё дрожали, но голос оставался твёрдым.
— Документы на квартиру. Ту самую, которую бабушка Антона завещала нам. Вы сказали, что она оставила всё вам, а мы можем только жить здесь. Но это ложь. В завещании чёрным по белому написано — квартира переходит Антону.
Воздух в кухне стал густым, тяжёлым. Марина видела, как свекровь медленно выпрямляется, как меняется её лицо — с растерянного на холодное, почти хищное. Эта женщина, которая три года изображала заботливую мать, вдруг показала своё истинное лицо.
— Ты рылась в моих вещах? — голос Тамары Петровны был тихим, но в нём звенела сталь.
— Я искала старый альбом с фотографиями, который вы обещали показать. Помните? Вы сами сказали, что он в верхнем ящике вашего шкафа, — Марина старалась говорить спокойно, хотя внутри всё кипело. — Но нашла кое-что поинтереснее.
Она открыла папку и достала документ — нотариально заверенное завещание, датированное полугодовой давностью. Ещё при жизни бабушки Антона, Елизаветы Андреевны, которая тихо угасла в больнице, так и не дождавшись внука с работы.
— Знаете, что здесь написано? — Марина развернула лист. — «Квартиру по адресу Садовая, 45, завещаю внуку моему, Антону Сергеевичу». Внуку. Не вам, Тамара Петровна. А вы нам полгода рассказываете сказки про то, что мы тут на птичьих правах.
Свекровь молчала, но Марина видела, как работает её мозг, как она лихорадочно ищет выход из ситуации. И нашла.
— Антон знает, — бросила она коротко.
Эти два слова ударили Марину сильнее любого признания в обмане. Она почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Что значит «знает»?
— То и значит. Мой сын прекрасно осведомлён о содержании завещания. И он согласен, что так будет лучше. Для всех.
Марина покачнулась. Нет, это невозможно. Антон, её Антон, который клялся ей в любви, который обещал, что они будут равными партнёрами во всём… Он не мог. Не мог знать и молчать.
— Вы лжёте, — прошептала она.
— Спроси у него сам, когда придёт с работы, — Тамара Петровна уже полностью овладела собой. Она села за стол, сложила руки и смотрела на невестку с холодным превосходством. — А пока давай поговорим о том, как ты посмела копаться в моих личных вещах.
— Это наша квартира! — вспыхнула Марина. — По закону она принадлежит Антону, а значит, и мне тоже!
— Вот именно, милочка. «И тебе тоже», — свекровь неприятно улыбнулась. — А что ты сделала, чтобы заслужить эту квартиру? Три года замужем, а толку? Работу нормальную найти не можешь, готовишь через раз, а о внуках я вообще молчу.
Каждое слово било точно в цель. Марина знала, что свекровь давно точит на неё зуб за то, что они с Антоном пока не планируют детей. За то, что она ушла с прежней работы и теперь фрилансит из дома. За то, что не бегает вокруг мужа с тарелкой борща.
— Это не ваше дело…
— Моё, дорогая, моё. Всё, что касается моего сына — моё дело. И я не позволю какой-то…
— Какой-то кому? — Марина выпрямилась. — Договаривайте, Тамара Петровна. Какой-то чужачке? Нахлебнице? Неудачнице?
— Я не это хотела сказать.
— Именно это. Вы с первого дня меня не приняли. Я всё время думала — почему? Что я вам сделала? Старалась угодить, подстроиться. А вы просто не хотели делиться. Ни сыном, ни квартирой, ничем.
Дверь хлопнула. Обе женщины обернулись. На пороге кухни стоял Антон — усталый, в помятой рубашке, с портфелем в руке. Его взгляд метался между матерью и женой, и в глазах читалось понимание того, что гроза, которой он так боялся, наконец разразилась.
— Антон, — Марина встала, глядя на мужа. — Это правда? Ты знал про завещание?
Он поставил портфель на пол. Медленно, словно каждое движение давалось ему с трудом. Провёл рукой по волосам — жест, который она так хорошо знала. Он всегда так делал, когда нервничал.
— Марина, давай поговорим…
— Просто ответь. Да или нет?
Антон посмотрел на мать. Та сидела прямо, как струна, и в её глазах была немая команда. Потом перевёл взгляд на жену. Марина стояла, прижав к груди папку с документами, и ждала. Просто ждала правды.
— Да, — выдохнул он. — Я знал.
Мир Марины рухнул. Не сразу, не взрывом — медленно, по кирпичику, как старое здание при сносе. Она смотрела на мужа, на человека, с которым прожила три года, делила постель, строила планы, и не узнавала его.
— Почему? — только и смогла выговорить она.
— Мама сказала, что так будет лучше. Что если квартира будет записана на меня, то в случае… в случае развода ты сможешь претендовать на половину. А так…
— А так я останусь ни с чем, — закончила за него Марина. Горький смех вырвался сам собой. — Вы что, с самого начала планировали наш развод?
— Нет! Марина, ты не понимаешь…
— Что я не понимаю, Антон? Что твоя мать считает меня временным явлением в твоей жизни? Или что ты с ней согласен?
— Я хотел защитить нашу семью!
— От кого? От меня?!
Тамара Петровна встала из-за стола. Она подошла к сыну и положила руку ему на плечо — жест собственника, метящего территорию.
— Антоша прав. Он думал о будущем. Статистика разводов…
— Не смейте! — Марина резко обернулась к свекрови. — Не смейте говорить о статистике, когда вы с первого дня делали всё, чтобы этот брак развалился!
— Я?! — Тамара Петровна театрально приложила руку к груди. — Я вас приютила! Кормила, поила! Терпела твои капризы!
— Капризы? Вы называете капризами моё желание жить нормальной семьёй? Готовить ужин для мужа, а не есть то, что приготовили вы? Самой решать, когда нам заводить детей, а не выслушивать ваши намёки за каждым обедом?
— Марина, мама только хотела…
— Молчи! — Марина повернулась к мужу, и он отшатнулся от ярости в её глазах. — Просто молчи. Три года, Антон. Три года я жила в этом доме как на вулкане. Старалась не шуметь, когда твоя мать спит. Отпрашивалась, если хотела встретиться с подругами. Терпела её «советы» о том, как правильно гладить твои рубашки. И всё это время вы оба знали, что я тут никто. Гостья. Которую в любой момент можно выставить за дверь.
Она бросила папку на стол. Документы рассыпались веером.
— Знаете что? Можете подавиться своей квартирой. Вдвоём. Мать и сын. Как и мечтали.
Марина прошла мимо Антона к выходу из кухни. Он попытался её удержать, схватил за руку.
— Марина, подожди! Давай поговорим спокойно!
Она вырвала руку.
— О чём говорить? О том, как ты предал меня? Или о том, как позволил матери вить из себя верёвки?
— Это моя мать!
— А я твоя жена! Или была ею. По крайней мере, я так думала.
Она ушла в их комнату — бывшую комнату Антона, которую Тамара Петровна нехотя выделила им после свадьбы. Достала из шкафа чемодан. Тот самый, с которым приехала сюда три года назад, полная надежд и иллюзий.
Антон стоял в дверях, бледный, растерянный.
— Ты что делаешь?
— Не видишь? Собираю вещи.
— Марина, не надо. Я всё исправлю. Поговорю с мамой…
— Поговоришь? — она обернулась к нему, держа в руках стопку своих футболок. — Как ты говорил три года? «Мама, Марина хочет повесить в коридоре свою картину». «Мама, можно мы поужинаем вдвоём?». «Мама, мы думаем съехать». И что она отвечала? «Антоша, зачем тебе это?». И ты соглашался. Всегда соглашался.
Она продолжала складывать вещи. Механически, методично. Бельё, джинсы, платья. Немного — за три года она так и не обжилась здесь по-настоящему.
Тамара Петровна появилась в дверях рядом с сыном. На её лице была победная улыбка.
— Ну и правильно. Нечего тянуть. Если не подходите друг другу…
— Мама! — Антон повысил голос. — Прекрати!
— Что прекратить? Говорить правду? Посмотри на неё, сынок. Она собирает вещи при первой же трудности. Это ли не доказательство, что я была права?
Марина захлопнула чемодан и повернулась к ним.
— Вы правы, Тамара Петровна. Я ухожу при первой трудности. Только вот трудность не первая. И даже не десятая. Просто раньше я думала, что борюсь за семью. А оказалось — боролась с ветряными мельницами. Потому что семьи у нас с Антоном никогда и не было. Была только ваша семья, в которую меня пустили пожить. Временно.
Она подняла чемодан. Антон метнулся к ней.
— Марина, я люблю тебя!
— Нет, — она покачала головой. — Ты любишь идею меня. Жены, которая вписывается в вашу с мамой жизнь. Которая не шумит, не спорит, не требует. Но это не я, Антон. Я — это человек со своими желаниями, мнениями, правами. И если ты этого не понимаешь…
— Я понимаю! Останься, и мы всё обсудим!
— С мамой? — Марина горько усмехнулась.
— Нет! Вдвоём!
— Вдвоём у вас не получится, сынок, — вмешалась Тамара Петровна. — Ты же знаешь, у тебя завтра важная встреча. И послезавтра тоже. А потом…
— Мама, замолчи! — Антон резко повернулся к матери, и впервые за все эти годы Марина увидела в нём настоящую злость. — Просто замолчи!
Тамара Петровна отшатнулась, поражённая.
— Антон…
— Нет! Хватит! Вы правы, Марина права, все правы! Я действительно позволил этому зайти слишком далеко!
Он подошёл к жене, взял её за плечи.
— Останься. Прошу тебя. Дай мне шанс всё исправить. Мы найдём свою квартиру, съедем. Начнём сначала.
Марина смотрела ему в глаза, и ей так хотелось поверить. Но за его спиной стояла Тамара Петровна, и на её лице было написано всё: это временно, она его не отпустит, она всегда будет рядом, всегда будет влиять, решать, контролировать.
— Антон, — тихо сказала Марина. — Ответь честно. Если бы я не нашла эти документы, ты бы мне рассказал? Когда-нибудь?
Он молчал. И это молчание было красноречивее любых слов.
— Вот и ответ, — она освободилась из его рук. — Прощай.
Марина прошла мимо них, покинула комнату, где прожила три года. В коридоре обернулась.
— Знаете, Тамара Петровна, вы победили. Ваш сын снова полностью ваш. Квартира тоже. Надеюсь, вы будете счастливы вместе. Вдвоём. Навсегда.
Она вышла за дверь, и та захлопнулась за ней с тихим щелчком. Марина стояла на лестничной площадке с чемоданом в руке, и впервые за три года чувствовала себя свободной. Да, у неё не было жилья. Да, её сердце было разбито. Но она была свободна от лжи, от унижения, от необходимости притворяться.
Она достала телефон и набрала номер подруги.
— Лена? Это я. Помнишь, ты говорила, что у вас в фирме ищут специалиста? И что можно снять комнату недалеко от офиса? Да, я заинтересована. Очень.
Пока она говорила, дверь квартиры распахнулась. Антон выскочил на площадку — растрёпанный, с красными глазами.
— Марина! Стой!
Она нажала отбой и повернулась к нему.
— Что, Антон?
— Я… я сказал матери, чтобы она съехала. К сестре. У неё есть квартира.
Марина удивлённо подняла брови.
— Ты сказал своей матери съехать? Правда?
— Да! Она сейчас собирает вещи. Возвращайся. Мы будем жить вдвоём.
Из-за двери донёсся голос Тамары Петровны:
— Антон! Ты с ума сошёл! Я никуда не поеду!
— Поедете, мама! — крикнул он через плечо. — Это моя квартира, помните? По завещанию бабушки!
Марина смотрела на эту сцену, и в груди шевельнулась надежда. Маленькая, хрупкая, но живая.
— Антон…
— Я понимаю, что облажался. Понимаю, что ты мне не веришь. Но дай мне шанс доказать, что я могу быть тем мужем, которого ты заслуживаешь. Без мамы. Без секретов. Только ты и я.
В дверях появилась Тамара Петровна — растрёпанная, с горящими от гнева глазами.
— Антон, ты пожалеешь! Она тебя бросит, как только найдёт кого получше! А я — твоя мать!
— Именно, мама. Вы моя мать. Но Марина — моя жена. И если мне приходится выбирать…
— Ты выбираешь её?! — голос Тамары Петровны сорвался на визг.
— Я выбираю свою семью. Свою собственную семью.
Марина поставила чемодан на пол. Её сердце колотилось где-то в горле.
— Антон, ты уверен?
Он подошёл к ней, взял за руки.
— Первый раз за три года — абсолютно уверен. Марина, я идиот. Я позволил маме манипулировать нами. Думал, что так сохраню мир. А вместо этого чуть не потерял самое важное — тебя.
— Предатель! — выкрикнула Тамара Петровна. — Я всю жизнь тебе посвятила!
— И я благодарен вам за это, мама. Но моя жизнь — это моя жизнь. И я хочу прожить её с Мариной. Если она меня простит.
Марина смотрела то на мужа, то на свекровь. Тамара Петровна была бледной от ярости, её руки дрожали.
— Вы оба пожалеете, — прошипела она. — Запомните мои слова.
Она ушла вглубь квартиры, громко хлопнув дверью своей комнаты.
Антон и Марина остались вдвоём на лестничной площадке.
— Она не уедет, — тихо сказала Марина. — Ты же понимаешь? Она найдёт тысячу причин остаться.
— Тогда уедем мы. Снимем квартиру. А эту… пусть живёт, если хочет. Или продадим и разъедемся. Не знаю. Знаю только одно — я не хочу тебя потерять.
Марина молчала, глядя в его глаза. Искала в них ложь, сомнение, тень материнского влияния. Но видела только страх потери и отчаянную надежду.
— Если мы попробуем ещё раз, — медленно произнесла она, — всё будет по-другому. Никаких секретов. Никаких «мама лучше знает». Мы — команда. Против всего мира, если понадобится.
— Против всего мира, — повторил Антон. — Обещаю.
Марина подняла чемодан.
— Тогда поехали. Прямо сейчас. Найдём гостиницу на пару дней, а потом квартиру.
— А вещи?
— Потом заберём. Когда твоя мать успокоится.
Они спускались по лестнице рука об руку. Позади остались три года лжи и унижений. Впереди была неизвестность. Но Марина знала — лучше неизвестность вдвоём, чем золотая клетка под присмотром свекрови.
У подъезда Антон остановился.
— Марина… Спасибо.
— За что?
— За то, что нашла те документы. За то, что открыла мне глаза. За то, что даёшь второй шанс.
Она прижалась к нему.
— Не облажайся, Антон. Третьего шанса не будет.
— Не облажаюсь.
Они вышли на улицу. Вечерний город встретил их шумом и огнями. Где-то там, в этом огромном городе, была квартира, которая станет их домом. Настоящим домом. Без свекрови, без тайн, без лжи.
Марина обернулась на окна квартиры на третьем этаже. В окне стояла Тамара Петровна, глядя на них сверху вниз. Марина помахала ей рукой — прощально, почти дружелюбно. Свекровь отшатнулась от окна и задёрнула штору.
— Поехали, — сказала Марина.
И они поехали. В новую жизнь. Свою собственную.
Знакомство со свёкром