— Мама обещала оформить на меня дарственную через неделю, так что готовься к переезду, — Антон небрежно бросил эти слова, доставая из холодильника последний йогурт. Йогурт, который Марина купила вчера специально для себя, потому что у неё обострилась язва от постоянных стрессов на работе.
Марина замерла с чашкой недопитого чая в руках. Секунду она просто смотрела на мужа, пытаясь осмыслить услышанное. Переезд? Какой переезд? О чём он вообще говорит?
— Что? — только и смогла выдавить она, чувствуя, как внутри поднимается тревога.
Антон повернулся к ней с таким видом, будто объяснял что-то очевидное маленькому ребёнку. На его лице играла снисходительная улыбка, от которой у Марины всегда неприятно сжималось сердце.
— Ну мама же говорила на прошлой неделе. Помнишь, когда мы у неё ужинали? Она решила переписать на меня свою трёшку. Всё-таки я единственный сын, наследник. А ей одной там слишком просторно стало после смерти отца. Она переедет к нам, а мы — к ней. Логично же! Квартира больше, район лучше. Твою однушку продадим, деньги пустим на ремонт.
Марина медленно поставила чашку на стол. Руки слегка дрожали. На прошлой неделе? Да, они действительно ужинали у свекрови, но она ни слова не помнила про какую-то дарственную. Хотя… теперь, когда она вспоминала тот вечер, некоторые намёки Валентины Павловны обретали зловещий смысл. «Антошенька достоин лучшего», «В этой квартирке вам тесновато», «Мой сын должен жить как человек, а не ютиться в клетушке»…
— Антон, подожди, — Марина попыталась говорить спокойно, хотя внутри всё кипело. — Мы же не обсуждали никакой переезд. И уж тем более продажу моей квартиры. Это же… это же моё жильё, я его покупала ещё до нашей свадьбы, копила годами…
— Ну и что? — Антон пожал плечами, отпивая йогурт прямо из бутылки. — Мы же семья. Какая разница, чья квартира? Главное, чтобы жить было комфортно. А у мамы действительно хорошая квартира — три комнаты, хороший ремонт, центр города. Не сравнить с твоей Черёмушкой на отшибе.
«Моя Черёмушка» — это был удар ниже пояса. Марина помнила, как радовалась, когда наконец смогла купить эту квартиру. Да, однокомнатная. Да, в спальном районе. Но своя! Она столько работала ради неё, отказывала себе во всём, брала дополнительные смены в больнице…
— И твоя мама будет жить с нами? — уточнила она, хотя ответ был очевиден.
— Конечно! — Антон даже удивился вопросу. — Куда же ей деваться? Не может же она одна оставаться в твоей однушке. Да и вообще, она мать, я не могу её бросить. К тому же, она нам помогать будет — готовить там, за порядком следить. Тебе же проще станет, ты вечно на работе пропадаешь.
Марина закрыла глаза, пытаясь унять подступающую панику. Жить со свекровью… Валентина Павловна была той ещё дамой — властная, привыкшая всё контролировать, считающая сына центром вселенной. За три года их брака она ни разу не упустила возможности намекнуть Марине, что та «недостаточно хороша» для её Антошеньки. То готовит не так, то убирает не там, то одевается не так, как подобает жене успешного менеджера среднего звена (Антон работал в автосалоне и считал себя большой шишкой).
— Антон, но это же серьёзное решение. Нужно всё обдумать, взвесить…
— Что тут обдумывать? — он раздражённо отмахнулся. — Мама уже с нотариусом договорилась. На следующей неделе оформим дарственную, потом выставим твою квартиру на продажу. К Новому году управимся. Будем встречать праздник на новом месте!
— Но я не хочу продавать свою квартиру! — вырвалось у Марины.
Антон остановился на полпути к дивану и медленно повернулся к жене. На его лице появилось выражение искреннего недоумения, переходящего в возмущение.
— Что значит «не хочешь»? Марина, ты вообще о нас думаешь или только о себе? Мы — семья! А в семье решения принимаются сообща, для общего блага!
«Сообща» — это слово резануло особенно больно. Когда это Антон принимал решения сообща? Когда купил дорогущий домашний кинотеатр, влезя в кредит? Когда записался на курсы сомелье за бешеные деньги, а потом бросил после второго занятия? Когда приглашал своих друзей на выходные, не спросив её мнения?
— Сообща? — голос Марины дрогнул. — Ты сейчас серьёзно говоришь про «сообща»? Ты уже всё решил со своей мамой, даже не поставив меня в известность!
— Ну извини, что я посоветовался с матерью! — Антон повысил голос. — Она мне квартиру дарит, между прочим! Трёхкомнатную! В центре! А ты тут жадничаешь из-за своей однушки на окраине!
— Я не жадничаю! Я просто… это моё! Понимаешь? Моё! Я на неё пять лет копила, я год ипотеку выплачивала, питаясь одной гречкой! Это моя безопасность, моя…
— Твоя, твоя! — передразнил её Антон. — Вечно у тебя это «моё»! А как же «наше»? Или для тебя наш брак — это так, временное неудобство? Может, ты вообще не считаешь меня мужем, раз так за свою собственность цепляешься?
Марина почувствовала, как к горлу подступают слёзы. Но это были не слёзы обиды — это были слёзы бешенства, которое она старательно сдерживала.
— Не смей манипулировать! Ты прекрасно знаешь, что я люблю тебя. Но любовь — это не значит отказаться от всего, что у меня есть!
— А я и не прошу отказываться! — Антон всплеснул руками с видом оскорблённой невинности. — Я предлагаю обменять твою квартирку на нормальное жильё! Где мы будем жить все вместе, как настоящая семья! Но нет, ты думаешь только о себе!
В этот момент зазвонил телефон. Марина машинально глянула на экран — свекровь. Конечно, кто же ещё. Словно почувствовала, что сейчас самое время влезть.
— Не бери трубку, — попросила Марина. — Давай сначала сами разберёмся…
Но Антон уже нажал на кнопку приёма вызова.
— Алло, мам? Да, дома… Да, сказал… Нет, представляешь, не хочет!
Марина не слышала, что говорила Валентина Павловна, но по тому, как менялось лицо Антона, можно было догадаться. Его брови сходились к переносице, губы поджимались в тонкую линию — верный признак того, что мамочка накручивает своего сыночка.
— Да, мам… Конечно, мам… Я понимаю… Хорошо, сейчас включу громкую связь.
Он нажал на кнопку, и кухню заполнил властный голос Валентины Павловны:
— Марина? Ты меня слышишь?
— Слышу, — устало ответила Марина.
— Вот и славно. Антоша сказал, что ты противишься нашему решению. Это правда?
«Нашему решению» — заметила про себя Марина. Не «предложению», не «идее», а уже «решению». Всё уже решено за неё.
— Валентина Павловна, я просто считаю, что такие важные вопросы нужно обсуждать…
— Что тут обсуждать? — перебила свекровь. — Я дарю сыну квартиру. Своему единственному сыну! А ты, как жена, должна радоваться! Но нет, ты думаешь только о своей выгоде!
— Я думаю о…
— Я ещё в день вашей свадьбы говорила Антоше, что ты девушка с гонором. Но он меня не слушал, всё твердил: «Мама, я её люблю, мама, она хорошая». А что хорошего? Что ты моего сына заставляешь ютиться в этой конуре?
— Никто его не заставляет! — не выдержала Марина. — Он сам ко мне переехал!
— Потому что у него выбора не было! — голос свекрови стал ещё жёстче. — Ты думаешь, я не знаю, как ты его окрутила? Прикинулась овечкой, заманила, а теперь показываешь своё истинное лицо!
— Мама, ну зачем ты так… — слабо попытался вмешаться Антон, но Валентина Павловна была уже не остановить.
— Молчи, Антон! Я твоя мать и лучше знаю, что для тебя хорошо! А хорошо для тебя — жить в нормальных условиях, а не в этой халупе! И если твоя жена этого не понимает, то грош ей цена!
Марина почувствовала, как что-то внутри неё надломилось. Три года. Три года она терпела выпады свекрови, её едкие замечания, её вечное недовольство. Терпела ради Антона, ради семьи, ради мира. Но сейчас…
— Знаете что, Валентина Павловна, — её голос неожиданно окреп. — Это моя квартира. Моя «халупа», как вы изволили выразиться. Я её купила своим трудом, своим потом, своими бессонными ночами в больнице. И я не собираюсь её продавать ни за какие коврижки!
В трубке воцарилась звенящая тишина. Даже Антон замер, не ожидая такого отпора от обычно сговорчивой жены.
— Ах вот как… — наконец выдохнула свекровь. — Ну что ж, теперь всё ясно. Антон, сынок, открой наконец глаза! Она тебя не любит! Любящая жена не стала бы цепляться за какие-то квадратные метры! Она просто использует тебя!
— Использую? — Марина даже рассмеялась, но смех вышел горьким. — Это я-то его использую? Я, которая стирает его рубашки, готовлю ему завтраки, обеды и ужины, убираю за ним, как за ребёнком? Я, которая терплю его пьяные посиделки с друзьями в моей квартире? Я использую?
— Марина, что ты несёшь? — возмутился Антон. — При чём тут это всё?
— При том, что твоя мамочка обвиняет меня в корысти! Хотя единственное, что я имею от нашего брака — это грязные носки под кроватью и пустой холодильник, потому что ты съедаешь всё, что я покупаю!
— Это называется семейная жизнь! — взвизгнула Валентина Павловна. — Но вы, современные девицы, этого не понимаете! Вам подавай равноправие! А мужчина должен чувствовать себя хозяином!
— Хозяином чего? — Марина уже не сдерживалась. — Моей квартиры? Моей зарплаты, которая уходит на наше питание, потому что его зарплаты хватает только на его «мужские потребности»?
— Ты переходишь все границы! — рявкнул Антон. — Мама права, ты…
— Я что? — Марина встала из-за стола, глядя мужу прямо в глаза. — Договаривай! Я корыстная? Я плохая жена? Я недостойна твоего высочества? Так вот что, Антон. И вам, Валентина Павловна, послушайте тоже. Моя квартира остаётся моей. Я её не продам ни за что. И если вам это не нравится…
— То что? — ехидно поинтересовалась свекровь. — Выгонишь моего сына? Ну давай, покажи своё истинное лицо!
Марина замерла. А ведь правда… Она может его выгнать. Квартира её, оформлена на неё. Антон здесь не прописан, живёт фактически на птичьих правах. И что она теряет? Мужчину, который принимает важнейшие решения за её спиной? Который считает нормальным продать её единственное жильё? Который даже не попытался защитить её от нападок матери?
— Знаете что… — медленно произнесла она. — Это отличная идея.
— Что? — Антон incomprehending уставился на неё.
— Твоя мама предложила отличную идею. Если тебе так некомфортно в моей «конуре», если ты чувствуешь себя здесь «не хозяином» — возвращайся к мамочке. Там ты точно будешь хозяином. Она тебе и готовить будет, и убирать, и носочки под кровать подбирать.
— Ты… ты серьёзно? — На лице Антона отразился весь спектр эмоций: от недоверия до возмущения.
— Абсолютно серьёзно. Собирай вещи.
— Марина, не говори глупостей! — заверещала Валентина Павловна. — Ты не можешь выгнать мужа! Это… это не по-христиански!
— А врать жене и решать за её спиной судьбу её имущества — это по-христиански? — парировала Марина. — Нет уж, Валентина Павловна. Заберите своего сыночка обратно. Воспитывайте дальше. Может, к пятидесяти годам из него получится нормальный мужчина.
— Тебе это так не пройдёт! — взвизгнула свекровь. — Ты пожалеешь! Таких мужчин, как мой Антоша, днём с огнём не сыщешь!
— Дай бог, чтобы не сыскать, — спокойно ответила Марина и взяла телефон из рук ошарашенного мужа. — Всего доброго, Валентина Павловна.
Она нажала отбой и посмотрела на Антона. Тот стоял посреди кухни, хлопая глазами, словно не веря в происходящее.
— Ты же… ты же не серьёзно? — наконец выдавил он. — Мы же… семья…
— Были семьёй, — поправила его Марина. — Пока ты не решил, что моё мнение ничего не значит. Пока не постановил со своей мамочкой распорядиться моим имуществом. Знаешь, Антон, семья — это когда решения принимают вместе. Когда уважают друг друга. Когда защищают друг друга. А не когда один решает, а второй должен молча подчиниться.
— Но… но куда я пойду? — растерянно спросил он, и в его голосе впервые не было ни наглости, ни самоуверенности.
— К маме поедешь. Она же тебе квартиру дарит. Вот и живите там вдвоём, — Марина прошла мимо него в комнату. — Я пока схожу в магазин. Когда вернусь, чтобы тебя здесь не было.
— Марина, подожди! Давай поговорим! Я… я, может, погорячился…
Но она уже надевала куртку, не глядя на него. В груди было удивительно легко. Словно тяжёлый камень, который она таскала три года, вдруг исчез.
— Говорить больше не о чем, Антон. Ключи оставь на столе.
Она вышла из квартиры, не оборачиваясь. Спускаясь по лестнице, услышала, как за дверью зазвонил телефон — наверняка свекровь перезванивает, чтобы продолжить скандал. Но это уже были не её проблемы.
На улице моросил мелкий осенний дождь. Марина подняла лицо к небу, позволяя каплям смешаться с непрошеными слезами. Но это были не слёзы горя — это были слёзы облегчения. Она свободна. Её квартира останется её квартирой. А Антон… Что ж, мамочка о нём позаботится.
Марина достала телефон и набрала номер подруги.
— Алло, Ленка? Ты не поверишь, что сейчас произошло… Нет, всё хорошо. Даже отлично. Я, кажется, только что вернула себе свою жизнь.
Завещайте квартиру собаке. Мы обойдёмся, — с ухмылкой сказала свекрови Оля