Стальной бархат
За столом царила умиротворяющая тишина. Только полугодовалый Сашенька весело агукал, грызя свою любимую резиновую игрушку-пищалку. Милана улыбнулась, глядя на сына, и тут же почувствовала, как напряглась атмосфера.
— Милочка моя, — протянула свекровь, отложив вилку, — а ведь твой декрет уже затянулся, не находишь?
Людмила Аркадьевна произнесла это так, словно констатировала очевидный факт. В её голосе звучала привычная властность, от которой у Миланы всегда сжималось что-то в груди.
— Пора, наверное, и про совесть вспомнить, — продолжала женщина, не дожидаясь ответа. — Я, между прочим, уже нашла тебе новую работу. Даже договорилась с администрацией. Выходишь с понедельника, а ребёнка… — она махнула рукой в сторону Сашеньки, — чтобы был под присмотром, отдадим твоей матери. В общем, я уже всё решила.
Милана медленно подняла глаза на свекровь. В груди кольнуло — не от страха, даже не от возмущения. Скорее от горькой обречённости. Она совсем не удивилась услышанному. Людмила Аркадьевна всегда влезала в их с Виктором жизнь, пыталась переделать всё на свой лад. Обычно это выражалось в недовольном ворчании, нравоучениях, советах, которых никто не просил. Но чтобы вот так — за ужином, в ультимативной форме…
— Простите, — тихо произнесла Милана, не повышая голоса, — а вы это со мной обсуждаете или с телевизором?
— С тобой, милая, с тобой! — Людмила Аркадьевна даже не заметила иронии. — Ты уже полтора года дома сидишь. На твоей бывшей работе про тебя, наверное, уже и думать позабыли. А ведь у тебя прекрасное образование, навыки, опыт есть. Что тебе тут сидеть с пелёнками-то? Твоя мать вон на пенсии, пусть нянчится — ей будет только в радость. А тебе развиваться нужно! Женщина должна быть активной, а не обузой для мужа. Вот я и нашла тебе хорошую вакансию — администратор в салоне красоты, причём рядом с домом.
Милана невольно улыбнулась. Она обняла малыша покрепче, поцеловала его в макушку, вдохнула родной запах детской кожи, и только потом повернулась к свекрови.
— Спасибо вам, конечно, Людмила Аркадьевна, за… заботу. — В голосе Миланы прозвучала едва уловимая насмешка. — Однако я не нуждаюсь в вашей помощи. Моя работа теперь — это наш с Виктором сын, понимаете?
— Ой, да перестань ты! — отмахнулась свекровь. — Со всеми вами всё ясно. Теперь такие умные все — в декретах по пять лет сидят, а потом никто ни в чём разбираться не может и не хочет. Вот я, чтобы ты понимала, когда Витю родила, через два месяца уже на работе была!
— И что — он вам за это благодарен? — мило поинтересовалась Милана.
Свекровь не уловила подвоха:
— А то! Выжил, вырос, человек из него получился нормальный.
Милана только кивнула и больше за ужином не проронила ни слова. Но внутри у неё уже вызревал план. Не мести — нет, только защиты. Защиты для себя, для Сашеньки и даже для Виктора. Потому что она знала: если мать Виктора продолжит наступать своими грязными тапками на их жизнь, ничего хорошего не будет. А если и муж не встанет на сторону семьи, то всё закончится слишком быстро.
А Милана этого совсем не хотела. Она ведь любила своего Витеньку. И как муж он её вполне устраивал.
Поздно вечером, когда уложили малыша и остались в спальне вдвоём, Милана повернулась к мужу:
— Витя, я бы хотела кое-что обсудить.
— Понимаю, наверное, снова про маму, — вздохнул он.
— Да.
И Милана подробно рассказала мужу о сегодняшнем разговоре.
— Ты не переживай, чтобы молоко не пропало, и не вздумай выходить на работу из-за её слов! — горячо сказал Виктор.
Его реакция оказалась даже более бурной, чем Милана предполагала. «Значит, я правильно сделала, что всё рассказала», — подумала она.
— Так я и так не выйду, — спокойно ответила Милана. — Но и молчать не буду. А ты завтра утром ей всё скажешь — своё мнение на этот счёт. Я уже устала быть для неё «девочкой из декрета», которая мешает твоей карьере и вообще живёт неправильно.
Виктор замялся:
— Но ты же понимаешь, она с характером, упрямая. Она так воспитана — работа, труд, закалка. Да и живём мы у неё…
— Нет, Виктор, ты всё-таки послушай, — перебила его Милана. — Я каждый день просыпаюсь, когда ты ещё спишь, и кормлю нашего сына. Стираю, убираю, играю с ним, ношу его на руках, когда капризничает, читаю, пою, гуляю и занимаюсь развитием. Вот это и есть моя работа. Это даже не работа — это служение. И делаю я это не потому, что обязана, а потому, что люблю нашего Сашеньку.
Голос её дрогнул, но она продолжила твёрдо:
— Если кто-то позволяет себе ущемлять меня и моего ребёнка, я это терпеть не буду. И если ты мой мужчина, то должен сказать ей это. Сказать за меня.
Виктор молча кивнул. Он понимал свою вину, прекрасно осознавал свою слабость — вот уже столько лет позволял матери вмешиваться в их жизнь.
В тот вечер он по-настоящему взглянул на свою жену — уставшую, с горящими глазами, гордую, как древнерусская княгиня, и в то же время такую тихую, но непоколебимую. Ему стало стыдно.
Утро для Людмилы Аркадьевны началось неожиданно. Она, как обычно, вышла из своей комнаты к завтраку с важным видом:
— Ну что, милочка, я тебе адрес и телефон того салона на листочке оставила. Зайди сегодня, пообщайся, и запомни — с понедельника выходишь туда на работу.
Виктор, слушая всё это, внимательно смотрел на мать. Глаза его сузились, челюсть напряглась.
— Мама, а вот это уже, наверное, перебор, — резко произнёс он. — Ты вообще в своём уме?
— А ты чего, сынок, так завёлся с утра пораньше? — удивилась Людмила Аркадьевна. — Я же о ней думаю, о твоей… супружнице. Сколько можно ей сидеть на твоей шее? Я, конечно, вам обоим помогаю и буду помогать, но и у меня терпение не резиновое. А ты, как муж, должен требовать, чтобы она в семью вкладывалась, а не только в подгузники возилась!
Виктор был откровенно возмущён. Глаза его просто сверкали гневом:
— Слушай, мама! Мы тебе за квартиру каждый месяц платим. Ты внука видишь сколько хочешь. И ещё живёшь в нашей жизни как хозяйка. А теперь ты Милу с ребёнком из дома хочешь выгнать на работу? Да ты хоть понимаешь, что делаешь? Она целыми днями пашет, а ты ей — «обуза»!
— Сынок, ты ли это? Ты серьёзно сейчас? — побелела Людмила Аркадьевна.
Сын впервые в жизни повысил на неё голос.
— Нет, мама, ты просто скажи! — Виктор шагнул ближе. — Тебе денег мало? Ты хочешь, чтобы мой сын, мой малыш, рос не с матерью, а с бабушкой? Чтобы он знал чужие руки, а не руки своей матери? Ты хочешь, чтобы Мила работала в салоне, пока наш сын будет плакать у кого-то другого на руках? Я тебя спрашиваю, мама!
— Да я же просто… я хотела… — пробормотала свекровь и вдруг резко схватилась за грудь.
Тяжело дыша, она присела на стул. Виктор стоял, трясясь от гнева.
— Витя, не кричи! У неё давление или сердце, — строго сказала Милана. — Давай лучше принеси ей воды, и быстрее.
Он подчинился — принёс воду, таблетки, помог уложить мать на диван и сам вызвал врача. Пока мать лежала, вжавшись в подушку, он смотрел на неё молча. Внутри кипело что-то сложное: любовь к матери смешивалась с пониманием того, что она чуть не разрушила его семью. И главное — страх. Он чуть не потерял самое важное.
Когда врач ушёл, Милана подошла к нему и тихо сказала:
— Витя, я понимаю, что она твоя мама. Но теперь у тебя другая семья — я и Саша. И ты должен нас защищать.
— Понимаю, понимаю. Слишком поздно, но я всё понял, — кивнул Виктор. — Прости меня, Миланка. У нас всё впереди, а мать… обещаю, она больше вмешиваться не будет.
На следующий день Людмила Аркадьевна вышла из комнаты тихая, как мышь. Избегала взглядов, не заикалась о работе. Даже принесла Саше новую погремушку и попыталась поцеловать, но малыш отвернулся, чувствуя тревогу.
— Милочка, а можно с тобой поговорить? — робко спросила свекровь.
— Конечно, можно, — спокойно ответила та.
— В общем… я была не права. Прости. Боюсь я просто, что ты потеряешь себя, сидя дома.
— Я себя нашла, — ответила Милана. — Вот в нём. — Она указала на малыша, который мирно спал в кроватке. — А если хотите помочь, то начните с уважения. Я не ваша подчинённая — я мама. А мама — это навсегда, и это важнее любой работы.
Свекровь согласно кивнула. В её глазах мелькнуло что-то похожее на раскаяние.
С тех пор она стала иной. Не сразу, конечно, но больше не давала советов без просьбы, не лезла с работой и карьерой. А через пару месяцев даже призналась подруге:
— А ведь моя невестка — она умница, не сломалась. Вот я бы, может, сломалась, а она нет. Стальная такая, но в то же время мягкая, как бархат. И с таким стальным бархатом не поспоришь, я тебе скажу.
И была права — Милана действительно была именно такой: мягкой снаружи, но с железным стержнем внутри. Она защитила свою семью, не разрушив при этом отношений. Потому что настоящая сила проявляется не в крике, а в спокойной уверенности в своей правоте.
Бывшая разрушила ему жизнь