Августовское солнце беспощадно жгло асфальт, когда патрульный автомобиль остановился у районного отделения полиции. Двое молодых офицеров вывели из машины немолодую женщину, сгорбленную, в поношенной одежде, с седыми спутанными волосами.
— Приехали, — с наигранной вежливостью произнёс один из полицейских, Игорь, едва сдерживая усмешку. — Добро пожаловать в наши хоромы.
Женщина молча кивнула, не поднимая глаз. Она спокойно поднималась по ступенькам участка, но не просила о помощи. Офицеры переглянулись.
В углу комнаты двое задержанных ждали своей участи.
— Смотрите, кого мы привели! — громко объявил Игорь, вводя женщину в помещение. — Распугала голубей и туристов.
— Что она натворила? — спросил дежурный офицер, даже не поднимая головы от бумаг.
— Обычное попрошайничество в общественном месте. Нарушение общественного порядка. А ещё говорит, что документы у неё есть, представляете?
Игорь засмеялся. Несколько офицеров поддержали его смешком. Женщина стояла неподвижно, плотно сжав тонкие губы. Плечи её слегка подрагивали.
— Как вас зовут? — спросил дежурный, открывая новый бланк в компьютере.
— Галина Алексеевна Воронцова, — тихо ответила женщина. Голос её был на удивление ясным и чистым, с лёгкой хрипотой, словно от недавнего дыма.
— Ну конечно, — протянул молодой полицейский, сидевший у окна. — Княгиня Воронцова! А я — Наполеон Бонапарт! К вашим услугам!
По комнате пробежала волна смешков. Женщина не реагировала, только крепче прижала к груди потрёпанную сумку.
— Документы есть? — спросил дежурный.
Женщина медленно кивнула и достала из сумки завернутый в газету пакет. Развернув его, она протянула полицейскому потрёпанный, но вполне официальный паспорт.
Дежурный взял документ с видимым скептицизмом, но, раскрыв его, замер. Из паспорта выпала сложенная пополам, выцветшая от времени фотография. На ней молодая женщина в форме пожарного стояла на фоне пожарной машины. Рядом с ней высокий мужчина в парадной форме МЧС вручал ей медаль.
Дежурный перевёл взгляд с фотографии на женщину, затем снова на паспорт.
— И что там, Михалыч? — спросил Игорь, подходя ближе. — Неужели настоящий? И что, взаправду княгиня?
Дежурный молча поднял фотографию, а затем паспорт.
— Да тише ты! Начальнику это нужно показать, — сказал он тихо, но в его голосе не было уже ни тени насмешки.
— Да что ж там такое? — недоумевал Игорь.
— Пожарный, сержант внутренней службы в отставке, — коротко ответил дежурный, поднимаясь со своего места. — Побудь с ней, я сейчас.
Начальник районного отделения полиции, подполковник Сергей Викторович Соловьёв, просматривал утренние сводки, когда в дверь постучали.
— Войдите, — не поднимая головы, сказал он.
— Сергей Викторович, там у нас задержанная, бездомная женщина…
— Ну и? — Соловьёв оторвался от бумаг. — Что там с ней?
— Да вот… — дежурный положил на стол паспорт и фотографию. — Это она.
Соловьёв взял паспорт, открыл его, взглянул на фотографию владелицы, потом на старый снимок и замер. Его лицо вдруг побледнело, рука, державшая паспорт, дрогнула.
— Где она? — резко спросил он.
— В общем зале, — ответил дежурный, — там с ребятами.
— Немедленно её ко мне! — Соловьёв уже поднимался из-за стола. — И никаких шуток! Ты понял?
Через несколько минут в кабинет ввели Галину Алексеевну. Она остановилась у двери, держась за косяк, словно ей трудно было стоять.
— Оставь нас, — сказал Соловьёв дежурному. А когда дверь закрылась, он медленно подошёл к женщине. — Галина Алексеевна Воронцова?
Она кивнула, всё ещё не поднимая глаз.
— Вы меня не помните. Это был не вопрос, а утверждение. — Но я вас помню. Каждый день вспоминаю.
Она наконец подняла взгляд, встретившись с ним глазами. В них читалось недоумение.
— Пожар на улице Строителей, девяносто восьмой год, — тихо произнёс Соловьёв. — Двухэтажный деревянный дом, верхний этаж весь в огне. В доме оставалась женщина и девочка. Моя мать и сестра.
Галина Алексеевна медленно кивнула, и в её глазах промелькнуло узнавание.
— Пожарные приехали, но сказали, что внутрь уже нельзя, слишком опасно, — продолжал Соловьёв. — Но один из них… Одна из них пошла, несмотря на запреты. Сквозь пламя, по уже обвалившейся лестнице нашла их в дальней комнате, почти задохнувшись от дыма. Вынесла сначала девочку, а потом вернулась за женщиной.
Соловьёв вдруг опустился на колени перед Галиной Алексеевной.
— Вы спасли мою мать, — его голос дрогнул. — Мою мать и сестру. Я тогда был на дежурстве в другом городе. А если бы не вы…
Галина Алексеевна смотрела на него, а в её глазах постепенно загорелся свет.
— Серёжа? — тихо спросила она. — Тот самый Серёжа, сын Марии Ивановны?
— Да, — кивнул Соловьёв, поднимаясь. — Тот самый.
— А как Настенька? — спросила Галина Алексеевна. В её голосе впервые проскользнуло что-то живое. — Ей тогда лет восемь было…
— Тридцать пять сейчас, — улыбнулся Соловьёв. — Замужем, двое детей. Врач в ожоговом центре работает. Говорит, хочет другим помогать, как когда-то ей помогли.
На лице Галины Алексеевны появилась слабая улыбка.
— Это хорошо, — прошептала она. — Очень хорошо.
— Галина Алексеевна, — Соловьёв придвинул ей стул, помог сесть. — Что… что случилось с вами? Как вы оказались в таком положении?
Она долго молчала, собираясь с мыслями.
— После пожара в 2005-м, — наконец начала она. — Многоэтажка на окраине. Спасали людей. Обвалилась стена, трое наших погибли. Я выжила, но… — она показала на свою правую ногу. — Перелом со смещением, неправильно срослось. Комиссовали. Пенсия небольшая, но хватало.
Она помолчала, собираясь с силами.
— Потом муж заболел. Рак. Все деньги на лечение ушли, квартиру заложили. Не помогло, умер. А банк квартиру забрал. Сын обязательно бы помог, но у самого семья, трое детей. Я не позволила. Пыталась работать сторожем, ночным дежурным, но с ногой всё хуже становилось, и возраст… Кому же нужна хромая старуха?
Соловьёв слушал, сжимая кулаки.
— А почему не обратились в социальные службы? В МЧС? У вас же награды, выслуга…
— Обращалась, — покачала она головой. — Писала, ходила. Обещали помочь, но потом бумаги терялись, начальники менялись. А потом документы украли в ночлежке, всё, кроме паспорта, который всегда при себе держу. Последние полгода просто пыталась выжить.
Соловьёв встал, подошёл к шкафу, достал оттуда чистое полотенце, бутылку воды.
— Вот, — он протянул ей. — Пожалуйста.
Галина Алексеевна приняла воду с благодарностью, сделала несколько глотков.
— Галина Алексеевна, — Соловьёв смотрел на неё с твёрдостью во взгляде. — Я не могу изменить прошлое, но могу… должен изменить ваше будущее. Я перед вами в неоплатном долгу.
Три месяца спустя в небольшой, но светлой, чистой квартире Галина Алексеевна Воронцова сидела у окна, смотрела на фото — то самое, выцветшее, с награждения. Оно хранилось теперь в новом альбоме.
Звонок в дверь прервал её воспоминания. На пороге стояли Сергей Соловьёв, его мать Мария Ивановна, уже совсем седая, но ещё крепкая женщина, и его сестра Настя с двумя детьми.
— Снова к вам в гости, — улыбнулся Соловьёв, протягивая букет цветов и большую коробку с тортом. — Мы к вам на чай напроситься хотим.
— Проходите, проходите! — засуетилась Галина Алексеевна. — Я сейчас самовар поставлю. Ребята подарили. А я всегда мечтала о таком в детстве.
После того случая в полицейском участке Соловьёв поднял все свои связи, обратился в Министерство чрезвычайных ситуаций, к бывшим коллегам, дошёл до заместителя министра. История получила огласку, хоть и не очень широкую — по просьбе самой Галины Алексеевны.
Выяснилось, что имела она право не только на обычную пенсию, но и на специальную выплату как пострадавшая при исполнении, а ещё — на служебную квартиру, которую ей так и не предоставили из-за бюрократической ошибки.
Те самые молодые полицейские, Игорь и его напарник, сами вызвались помочь с ремонтом в новой квартире — работали три выходных подряд, а потом ещё несколько вечеров после смены.
— Они неплохие ребята, — сказала Галина Алексеевна, разливая чай. — Просто молодые ещё, зелёные, жизни не видели.
— А вы расскажите им, — посоветовала Мария Ивановна, пододвигая вазочку с вареньем. — О своей службе расскажите, о пожарах. Они должны знать, что за каждой историей — живые люди.
— Да я так и делаю, — улыбнулась Галина Алексеевна. — Теперь раз в месяц хожу в их отделение, беседую с молодёжью. И в пожарную часть Сергей Викторович меня возит — молодым огнеборцам рассказываю, как всё было в наше время, без современной техники и защиты.
— А ещё она в школу к моим детям приходила, — добавила Настя. — На урок мужества. У моего Мишки теперь только одна мечта — стать пожарным, как Галина Алексеевна.
— Да, непременно станет, — кивнула Галина Алексеевна, глядя на мальчика с нежностью. — С такой-то решимостью!
Мария Ивановна вдруг встала и, подойдя к Галине Алексеевне, крепко обняла её.
— Спасибо вам, — тихо сказала она. — За то, что моя дочь выросла. За то, что я внуков увидела. За каждый день, который вы нам подарили.
Галина Алексеевна смутилась, но руки от объятий не отняла.
— Да я просто делала свою работу, — сказала она. — То, к чему всегда чувствовала призвание.
За окном падал первый снег, укрывая улицы мягким белым одеялом. Галина Алексеевна смотрела, как снежинки кружатся в свете уличного фонаря, и впервые за долгое время почувствовала покой. Неполное счастье — для этого было слишком много потерь — но всё же покой и ощущение дома.
А в её родной районной пожарной части на доске почёта теперь висит копия той старой фотографии — молодая женщина в форме пожарного принимает медаль за мужество. А рядом — новая, сделанная три недели назад: та же женщина, только теперь уже седая и морщинистая, в окружении молодых пожарных, внимательно слушающих её рассказ. А под фотографией простая подпись: «Галина Алексеевна Воронцова. Спасла 43 жизни».
Бывшая объявилась