В десятом часу утра по главной улице села шагал Федор Прокофьевич Попов. Он шел очень быстро, иногда переходя на рысь, некоторое время бежал, но возраст и больные колени заставляли его снова идти шагом.
Прокофьич спешил к дому участкового, нес ему очень плохие новости.
Сегодня, с утра пораньше, он разбудил своего десятилетнего внука – Антошку, и они отправились за грибами. Прокофьич специально выбрал для этого похода четверг: во-первых, уже два дня шли небольшие дожди, сменявшиеся теплым солнышком, во-вторых, надо было успеть до жадных городских грибников, которые обязательно нагрянут в лес в выходные.
Грибная охота была удачной: дед и внук напали на поляну, почти сплошь покрытую розовыми, как поросячьи пятачки, волнушками, да и крепкие подосиновики тоже попадались довольно часто.
Поднялись с низкого места на взгорок – глазастый Антошка увидел семейку белых и позвал деда. Аккуратно сре́зали грибы и собрались домой – корзины были уже полны.
А когда спустились вниз, в лицо Прокофьичу словно солнечный зайчик блеснул. Старик поднял глаза и замер. Потом тихонько шагнул к внуку и одной рукой закрыл мальчишке глаза.
– Стой, Антошка, не дергайся. Не надо тебе это видеть. Пойдем потихоньку, – сказал он, отводя внука подальше от страшного места.
Отойдя метров на десять, Прокофьич спросил:
– Антошка, ты телефон с собой не прихватил?
– Нет, он у меня на зарядке остался, – ответил внук.
– Вот и я свой не взял. Тогда давай так. Чтобы это место не потерять, надо его как-то пометить. Помнишь, как в сказках дети на тропинку зернышки бросали?
– А мы что бросать будем? – спросил внук.
– А мы по-другому дорогу пометим.
Прокофьич снял с себя голубую в синюю клетку рубашку и, оставшись в одной майке, стал рвать рубаху на тонкие полоски, иногда помогая себе ножом.
– Дед, бабушка ругаться будет, – предупредил его внук.
– Ладно, потерпим. Ты давай эти ленточки на ветки привязывай. Не очень часто, но так, чтобы от одной можно было другую видеть.
Когда они вышли на дорогу, ведущую к селу, в руках у Прокофьича осталась только половинка одного рукава.
– Донесешь обе корзины до дома? – спросил дед, когда они уже вошли в село. – А я сразу к участковому – Ивану Тимофеевичу.
К счастью, участковый был еще дома – Прокофьич издали увидел у ворот его машину. Опасаясь, что тот сейчас уедет, старик прибавил ходу и к калитке уже подбежал совсем запыхавшись.
– Что это ты, Федор Прокофьич, в неглиже по улицам разгуливаешь? Никак у какой-то молодки рубаху оставил? – пошутил участковый, увидев старика.
– Сейчас, Иван Тимофеевич, я тебе такое расскажу, что ты за мной и без штанов побежишь, – ответил Прокофьич. – Человека я в лесу нашел. Стоит, к дереву привязанный. Давно стоит, уже и птицы, и зверье над ним поработали. И таком месте, куда народ не ходит — там такие заросли и бурелома полно. Я бы туда не свернул, но издали под елочкой увидел семейку подосиновиков.
– А ты человека не узнал?
– Какое – узнал! Там лица почти нет, – ответил старик.
– Давай тогда в машину, дорогу покажешь. Сам сначала посмотрю, а если все, как ты сказал, придется из района следователя вызывать.
Добравшись до места, Иван Тимофеевич велел Прокофьичу держаться в стороне, близко не подходить – мало ли, какие следы остались. Сам тоже остановился метрах в двух, сфотографировал останки человека, привязанного к дереву несколькими широкими полосами ткани. Потом позвонил в районное отделение полиции и отправил им несколько фотографий.
– Значит так, Федор Прокофьич. Я здесь останусь, а ты иди к машине. Вот тебе ключи – там на заднем сидении в пакете моя запасная рубашка. Надень ее, а то тебя комары сожрут. В багажнике две бутылки с водой – если пить захочешь. Велено тебя никуда не отпускать, пока со следователем не поговоришь. Так что жди в машине. А как они приедут, сюда их приведешь. Только когда уходить будешь, не забудь машину закрыть.
Из района приехали на двух машинах четыре человека. Пока они вокруг его находки ползали, Федор Прокофьич стоял в стороне, ждал, пока следователь освободится.
А тот вдруг наклонился к самым ногам несчастного и палочкой подцепил связку из четырех ключей – видно, она выпала из прохудившегося кармана брюк пoкoйного. «Вот что мне зайчика в глаза послало», — подумал Прокофьич.
– А не пропадали ли у вас, Иван Тимофеевич, в окрестных деревнях люди? Последние два-три года? – спросил один из приехавших.
– Есть один «потеряшка» – Эдик Панкратов, – ответил участковый.
А потом обратился к Федору Прокофьичу:
– Не помнишь, когда Эдька Панкратов пропал? Прошлой осенью или позапрошлой?
– Позапрошлой. Как раз в конце сентября или начале октября. Только все думали, что он просто уехал. Бабы рассказывали, будто он матери после того, как смылся из села, звонил.
– Иван Тимофеевич, нам пила нужна, – подошел следователь. — Эксперт сказал, что здесь его распаковывать не будет, надо выпилить кусок дерева, к которому вашего предполагаемого Эдика припеленали. Так что давай съездим в село за пилой, а я заодно покажу ключи. Кто там из родственников Панкратова сейчас дома? И свидетеля твоего домой отпустим, я его потом еще вызову.
Прокофьичу, конечно, было очень интересно, что будет дальше, но он посчитал несолидным проявлять любопытство и, попрощавшись с участковым и следователем, вышел около своего дома.
– Ну, что там? – встретили его домашние.
Но Федор Прокофьевич спокойно умылся, переоделся и сел за стол.
– Наталья, дай чего поесть, с утра не евши, – обратился он к жене. – И вот рубашку постирай и погладь. Надо Ивану Тимофеевичу отдать.
– Дед, ну что там было? – не унимался Антошка.
– Человек неживой. И все. Больше пока ничего не известно. Из района люди приехали, следствие будут вести, – ответил дед.
Но уже к вечеру всему селу стало известно: мать Эдуарда Панкратова опознала ключи, которые нашли в лесу – все четыре. От ворот, от дома, от гаража и от машины.
В тот год, когда он парень пропал, мать заявление в полицию писала. Сначала вроде даже дело завели. Братьев Ковалевых – Егора и Михаила – допрашивали: у них с Эдуардом большой скандал был.
Иван Тимофеевич следователю все рассказал: Эдик не давал прохода сестре Егора и Михаила. Девчонка молодая – ей тогда двадцать лет было, в городе в педагогическом университете учится. В прошлом году в село в школу на практику приезжала. Так она одна боялась на улицу выйти. Этот Эдик ее словно специально поджидал везде. Как увидит – сразу руки распускает. А в тот год Полинка приехала домой на майские праздники. Эдик ее выследил и за углом у магазина так прижал, что она вывернуться не могла. Хорошо мимо две женщины проходили, считай, отбили ее от Эдика. Ну и слухи разные, конечно, по селу пошли – как без этого.
Валентина, мать Полины, к матери Эдика домой ходила – разругались они тогда, чуть не до драки.
А в июне Егор и Мишка из армии пришли. Они школу окончили средне, поэтому решили сразу в армию пойти. А когда вернулись, устроились на работу и поступили на заочное. Так вот, пришли они из армии, мать им все рассказала, на Эдика пожаловалась.
Они, недолго думая, поймали парня и так ему физиономию начистили, что тот недели две ходил, всеми цветами радуги отсвечивал. Их на причастность к исчезновению Эдика проверяли, но парни как раз в это время были в городе – у них установочная сессия была.
А когда выяснилось, что машина Панкратова в тот день на одной из камер на трассе засветилась, все решили, что он просто уехал.
– И все-таки не уехал, – сказал следователь. – Трудно сейчас искать будет – два года прошло. Свидетели, если что и видели, уже все забыли. А ваших братцев Ковалевых, конечно, заново допрашивать придется. И проверять, были они в городе или нет. Да если и были – здесь приехать – час с небольшим.
Егора и Михаила в район раза три вызывали – и вдвоем, и по одному. В селе на них уже коситься стали – подозреваемые. Мать Эдика открыто на парней пальцем показывала, душегубами называла. С Валентиной Ковалевой соседи здороваться перестали.
Она сама сыновей как-то перед собой посадила и задала прямой вопрос:
– Вы это сделали?
– Ты что, мама, – ответил Егор. – Мы не звери. Мы ему летом фонарей навешали, он нас потом большим кругом обегал. Мы его и не видели больше.
– А ведь какой-то человек над ним это сотворил, – сказала Валентина. – Это что же такое сделал Эдик, что ему такую казнь устроили?
И вдруг перед самым Новым годом известие – нашли того, кто с Эдиком расправился. Оказалось, что это мужчина из соседнего села. Подробностей никто не знал, но Валентине и ее сыновьям Иван Тимофеевич все рассказал.
– Дочку этого мужчины Эдик сильно обидел. Так сильно, что хуже и быть не может. Она уже веревку через балку в сарае перекинула и на табуретку встала. Хорошо, что отец в сарай за чем-то зашел. А как узнали родители, в чем дело, мать сразу дочку в охапку – и к сестре на юг, к морю – два месяца понадобилось, чтобы девчонка в себя пришла. А отец решил сам с обидчиком разобраться. Выследил Эдика, скрутил и на его же машине в лес увез. Машину в кустах замаскировал, а в чащу парня волоком тащил. Специально оставил в той части леса, куда народ не ходит. Да и время было уже не ягодное и не грибное.
– А как его вычислили? – спросил Егор.
– Всех подробностей и я не знаю, но нашлись два свидетеля, которые видели его в машине Эдика. В то время, когда парня искали, их в селе не было – они в городе живут, приезжают к родителям. И в тот раз они приехали, за грибами пошли. Обратно шли, устали. Хотели попутку поймать, этот мужчина мимо проехал, не остановился, а они его узнали – это был их сосед – и очень сильно разозлились. Потому и запомнили, что разозлились.
А он и не мог их подвезти, потому что через пару километров свернул на лесную дорогу, которая вела к речке – там он машину и утопил. Он на первом же допросе сознался, показал и где Эдика оставил, и где машину утопил.
– Жалко мужика, – сказал Михаил. – Сколько ему дадут?
– Не знаю, — ответил Иван Тимофеевич. – Суд будет в феврале. Самосуд у нас не приветствуется. На состояние аффекта не спишешь – он план заранее разработал. Все зависит от того, найдут ли смягчающие обстоятельства, да еще смотря какой адвокат будет. Подождем.
– А мать Эдика всю жизнь всех обвиняла, кроме своего сына, – вздохнула Валентина. – Вот и нет сына. Сколько веревочке ни виться, а конец будет. И чаще печальный.
Нашли друг друга