Когда я увидела ценник на кольце, пальцы сами разжались.
Семнадцать тысяч за обручальное кольцо. Простое золотое колечко, без камней, без гравировки. Семнадцать тысяч.
— Берём, — сказал Григорий, даже не моргнув.
Я посмотрела на него. Потом на продавщицу. Потом снова на ценник.
— Гриша, это дорого. Давай поищем что-то попроще?
Он улыбнулся, обнял меня за плечи.
— Настя, не волнуйся. У меня есть деньги.
Продавщица упаковала кольца в бархатные коробочки. Григорий расплатился картой, и мы вышли из ювелирного магазина. Я шла рядом, сжимая маленькую коробочку в руке, и думала о том, что семнадцать тысяч — это половина моей зарплаты.
Но Гриша сказал, что у него есть деньги. Значит, всё нормально.
Мы познакомились год назад на работе. Он пришёл в нашу компанию программистом, я работала в бухгалтерии. Высокий, спокойный, немногословный. Ухаживал красиво — цветы, кафе, кино. Через полгода сделал предложение.
Я согласилась сразу. В тридцать два года замужество казалось подарком судьбы.
Свадьбу назначили на лето. Григорий сказал, что его мама, Людмила Васильевна, хочет со мной познакомиться. Пригласил на воскресный обед к ней домой.
Я волновалась всю дорогу. Купила торт, букет, надела новое платье. Григорий держал мою руку в машине и повторял, что всё будет хорошо, что мама добрая, что она меня полюбит.
Людмила Васильевна встретила нас на пороге. Высокая, статная женщина лет шестидесяти, с короткой стрижкой и прямой спиной. Строгое лицо, внимательный взгляд.
— Здравствуйте, Людмила Васильевна, — я протянула ей цветы. — Очень приятно познакомиться.
Она взяла букет, кивнула.
— Проходите.
В квартире было чисто до стерильности. Белые занавески, начищенный паркет, ни пылинки. Мы разулись, прошли на кухню. Стол был накрыт — салаты, горячее, пироги.
— Садитесь, — сказала Людмила Васильевна. — Сейчас чай налью.
Мы сели. Григорий улыбался, пытался разговорить маму, но она отвечала односложно. Взгляд её скользил по мне — от причёски до туфель. Оценивающий, холодный.
— Значит, бухгалтер? — спросила она, наливая чай.
— Да, — кивнула я. — Работаю в той же компании, что и Гриша.
— Зарплата небольшая?
Вопрос прозвучал так буднично, будто она спрашивала о погоде.
— Ну… средняя, — ответила я неуверенно.
— Сколько конкретно?
Григорий дёрнулся.
— Мам, зачем тебе?
— Хочу знать, на что вы будете жить, — она отпила чай. — У Гриши доход тоже не королевский. Вы подумали, как будете снимать квартиру? Или собираетесь жить здесь?
Я растерялась. Мы с Григорием обсуждали, что сначала поснимаем, накопим на первоначальный взнос, возьмём ипотеку.
— Мы планируем снять однушку, — сказал Григорий. — Справимся.
Людмила Васильевна поставила чашку.
— Справитесь, — повторила она с лёгкой усмешкой. — Посмотрим.
Обед прошёл в напряжённой тишине. Я пыталась поддерживать разговор, рассказывала о работе, о свадьбе, но чувствовала, как каждое моё слово взвешивается и оценивается.
Уходя, я попрощалась, поблагодарила за угощение. Людмила Васильевна кивнула, не улыбнувшись.
В машине Григорий обнял меня.
— Не переживай. Мама просто осторожная. Привыкнет.
Я хотела верить.
Свадьба была скромной. Расписались в ЗАГСе, устроили небольшой банкет в кафе — человек тридцать гостей. Людмила Васильевна сидела за столом с каменным лицом, почти не улыбалась. Мои родители приехали из Екатеринбурга, радовались, поздравляли. А она молчала.
После свадьбы мы сняли квартиру на окраине. Однокомнатная, старый дом, но чистая. Я старалась обустроить быт — купила новые шторы, постельное бельё, посуду. Григорий работал допоздна, я тоже задерживалась, но мы справлялись.
Людмила Васильевна начала приезжать по выходным. Без звонка, без предупреждения. Просто открывала дверь своим ключом — Григорий дал ей дубликат — и входила.
— Гриша дома? — спрашивала она, осматриваясь.
— На работе, — отвечала я.
— В выходной? — она поджимала губы. — Ясно.
Проходила на кухню, открывала холодильник.
— Что вы едите? — спрашивала она, разглядывая содержимое. — Одни полуфабрикаты. Гриша так не питался. Я ему всегда свежее готовила.
— Нам не хватает времени, — объясняла я. — Работаем оба.
— Время можно найти, было бы желание, — отрезала она.
Уходя, оставляла судочки с едой. Борщ, котлеты, пироги. Григорий ел с благодарностью, хвалил.
— Мама старается, — говорил он. — Заботится о нас.
Я молчала. Потому что в каждом судочке чувствовала послание: «Ты не справляешься. Ты плохая жена».
Через полгода после свадьбы Людмила Васильевна позвонила вечером.
— Гриша, приезжай завтра, — сказала она. — Нужно поговорить. И Настю бери.
На следующий день мы поехали. Я волновалась — тон был серьёзным.
Людмила Васильевна встретила нас молча. Провела в гостиную. На столе лежали документы.
— Садитесь, — сказала она.
Мы сели. Она осталась стоять, сложив руки на груди.
— Я решила переоформить квартиру, — начала она. — На Гришу.
Я посмотрела на мужа. Он слушал внимательно, не удивляясь.
— Мне шестьдесят один, — продолжала Людмила Васильевна. — Здоровье не то. Пора подумать о наследстве. Гриша — единственный сын. Всё должно достаться ему.
— Мам, спасибо, — Григорий кивнул. — Но не торопись. Ты ещё молодая.
— Торопиться нужно всегда, — отрезала она. — Завтра к нотариусу пойдём. Оформим дарственную.
Я сидела молча. Внутри что-то сжалось.
— Это трёхкомнатная квартира в центре, — Людмила Васильевна смотрела на меня. — Стоит больше десяти миллионов. Гриша получит её в единоличную собственность.
Слова «единоличную собственность» прозвучали как приговор.
— Мам, зачем ты это говоришь? — Григорий поморщился.
— Затем, чтобы все понимали, — она не сводила с меня взгляда. — Это семейное имущество. Не общее. Гриша владелец.
Я поняла. Она говорила мне: «Не думай, что тебе что-то достанется».
— Людмила Васильевна, я не претендую на вашу квартиру, — сказала я тихо.
— Вот и хорошо, — она кивнула. — Тогда вопросов нет.
Мы оформили документы через неделю. Квартира перешла Григорию. Я радовалась за него — честно. Это был его дом, его наследство. Нормально, что мама позаботилась.
Но Людмила Васильевна на этом не остановилась.
Через месяц она снова позвонила.
— Гриша, я решила продать свою дачу, — сказала она. — Нужны деньги на ремонт квартиры. Поможешь оформить?
Дачу продали быстро. Три миллиона наличными. Людмила Васильевна положила деньги на счёт Григория.
— Это для тебя, — сказала она. — Вложи во что-нибудь полезное.
— Мам, зачем? — Григорий растерялся. — Оставь себе.
— Мне не нужно, — отмахнулась она. — Ты семью содержишь. Вам пригодится.
Я стояла рядом и чувствовала, как расширяется пропасть. Каждый рубль, каждая передача собственности — всё шло мимо меня. Я была женой, но не членом семьи. Временной фигурой.
Григорий начал откладывать эти деньги. Говорил, что накопим на вторичку, купим свою квартиру. Я работала, тоже откладывала, но мои тридцать тысяч в месяц казались смешными рядом с тремя миллионами от продажи дачи.
Людмила Васильевна продолжала приезжать. Теперь чаще. Проверяла, как мы живём. Критиковала уборку, готовку, мой внешний вид.
— Настя, ты поправилась, — говорила она, оглядывая меня. — Гриша любит спортивных девушек.
— Настя, почему шторы не выглажены? У нас в семье принято следить за домом.
— Настя, ты опять полуфабрикаты разогрела? Гриша заслуживает нормальной еды.
Григорий молчал. Не защищал. Просто кивал, соглашался.
Я пыталась говорить с ним.
— Гриша, твоя мама постоянно меня критикует.
— Мам просто привыкла к порядку, — отвечал он. — Не обижайся.
— Но она говорит, будто я плохая жена!
— Настя, не драматизируй. Мама заботится.
Я замолчала. Потому что поняла: он не услышит.
Прошёл год. Потом второй. Мы жили в съёмной квартире, копили деньги. Григорий получил повышение, зарплата выросла. Людмила Васильевна продолжала приезжать, продолжала критиковать.
Однажды она пришла с серьёзным видом.
— Гриша, нам нужно поговорить, — сказала она, усаживаясь на диван.
Я была на кухне, слышала разговор через стену.
— Я хочу переехать к вам, — сказала Людмила Васильевна.
Сердце упало.
— Как это? — спросил Григорий.
— В моей квартире ремонт нужен. Дорого. Проще сдать её, а самой перебраться сюда. Места хватит.
— Мам, тут однушка…
— Ничего, потеснитесь. Я немного займу. Диван мне, вы в спальне. На кухне по очереди готовить будем.
Я вышла из кухни.
— Людмила Васильевна, но это наша квартира. Мы её снимаем.
Она посмотрела на меня холодно.
— Гриша мой сын. Я имею право жить с ним.
— Но мы молодая семья…
— Какая семья? — она усмехнулась. — Два года замужем, детей нет. Ты вообще можешь рожать?
Удар был жестоким. Мы с Григорием пытались завести ребёнка, но пока не получалось. Я собиралась к врачу, откладывала, боялась узнать, что проблема во мне.
— Это не ваше дело, — сказала я, чувствуя, как внутри всё кипит.
— Ещё как моё, — Людмила Васильевна встала. — Я жду внуков. А ты два года ничего не даёшь. Может, Гриша зря на тебе женился?
— Мам, прекрати, — наконец вмешался Григорий.
— Что прекратить? Правду сказать? — она повернулась к нему. — Я продала дачу, отдала тебе деньги. Квартиру переписала. Всё для твоего счастья. А что взамен? Жена, которая даже внука родить не может!
Я побледнела. Григорий молчал, глядя в пол.
— Всё, — сказала я тихо. — Хватит.
Пошла в спальню. Достала чемодан. Начала складывать вещи.
Григорий вошёл следом.
— Настя, что ты делаешь?
— Ухожу, — ответила я, не оборачиваясь.
— Куда?
— К подруге переночую. Потом найду своё жильё.
— Ты с ума сошла! — он схватил меня за руку. — Из-за одной фразы?
Я остановилась. Посмотрела ему в глаза.
— Не из-за одной. Из-за двух лет унижений. Из-за того, что ты ни разу не встал на мою защиту. Из-за того, что твоя мама управляет нашей жизнью, а ты позволяешь.
— Настя, она просто волнуется…
— Она меня ненавидит, — перебила я. — И ты это знаешь. Но молчишь.
Он отпустил мою руку.
— Что я могу сделать? Она мать.
— А я жена, — сказала я. — Но для тебя мама важнее.
Закрыла чемодан. Взяла сумку.
— Настя, останься. Мы всё обсудим, — попросил Григорий.
— Обсуждать нечего.
Вышла из спальни. Людмила Васильевна стояла в коридоре, скрестив руки на груди.
— Уходишь? — спросила она с холодной улыбкой. — Правильно. Всё равно ты ему не пара.
Я прошла мимо неё. Открыла дверь. Обернулась.
— Знаете что, Людмила Васильевна? Вы победили. Забирайте своего сына. Он вам нужнее, чем мне.
Хлопнула дверью.
Жила у подруги неделю. Потом сняла маленькую студию на другом конце города. Подала на развод.
Григорий звонил каждый день. Просил вернуться. Говорил, что поговорит с мамой, что всё изменится.
Я не верила.
Развод оформили через два месяца. Делить было нечего. Квартира — его. Деньги от дачи — его. Даже обручальные кольца за семнадцать тысяч остались у него.
Я получила свободу.
Начала новую жизнь. Устроилась на другую работу с зарплатой повыше. Сняла квартиру поприличнее. Записалась в спортзал, на курсы английского. Впервые за годы почувствовала, что живу для себя.
Через полгода встретила Григория случайно. На улице, возле торгового центра. Он шёл с Людмилой Васильевной под руку. Она говорила что-то, он кивал.
Увидев меня, он остановился.
— Настя, привет.
— Привет, — ответила я.
Людмила Васильевна окинула меня взглядом. Презрительным, победным.
— Как живёшь? — спросил Григорий.
— Хорошо, — улыбнулась я. — Очень хорошо.
Он открыл рот, хотел что-то сказать, но мать потянула его за рукав.
— Гриша, пойдём. Нам ещё в аптеку зайти.
Он послушно пошёл. Я смотрела им вслед.
Маменькин сынок и его королева-мать. Они заслуживают друг друга.
А я заслуживаю лучшего.
Сейчас мне тридцать пять. Живу одна, работаю, путешествую. Встречаюсь с мужчиной, который уважает мои границы и не боится своей матери.
Иногда вспоминаю тот брак. Но не с болью. С благодарностью.
Потому что он научил меня главному: никогда не быть временной в чужой игре. Не терпеть унижения ради призрачного «семейного счастья». Не ждать, что кто-то изменится.
Людмила Васильевна хотела вернуть сына себе. Она его вернула.
А я вернула себе себя.
И это дороже любой квартиры в центре.
Жадные и наглые сваты