— Мама, нам правда необходимо съезжаться? — выдохнула Марина, когда свекровь в очередной раз позвонила с «радостной» новостью о том, что нашла им «идеальную» квартиру для совместного проживания.
Галина Петровна на другом конце провода издала тот самый звук, который Марина научилась распознавать за два года брака — смесь обиды, возмущения и плохо скрываемого раздражения.
— Мариночка, милая, — голос свекрови стал приторно-сладким, что всегда предвещало бурю, — я же только о вас с Павликом думаю! Вы там в своей съёмной квартирке мучаетесь, половину зарплаты хозяину отдаёте, а у меня трёхкомнатная пустует! Разве это правильно, когда родные люди живут врозь?
Марина прикрыла глаза, считая до десяти. Этот разговор повторялся с завидной регулярностью каждую неделю. Свекровь упорно не желала понимать, что их «съёмная квартирка» — это их личное пространство, их семейное гнездо, где они с Павлом чувствовали себя по-настоящему счастливыми.
— Галина Петровна, мы же уже обсуждали это. Нам хорошо здесь, мы справляемся с арендой, и…
— Справляетесь! — перебила её свекровь с таким негодованием, будто Марина призналась в страшном преступлении. — А когда детей заводить будете? На что растить? Всё на квартиру уходит! Нет, так дальше продолжаться не может. Я всё решила. В воскресенье жду вас на семейный совет. И Павлика предупреди — никаких отговорок!
Короткие гудки в трубке не оставили Марине шанса возразить. Она устало опустилась на диван в их маленькой, но такой уютной гостиной. Солнечные лучи играли на светлых стенах, которые они с Павлом сами выкрасили в первые выходные после переезда. На подоконнике цвели её любимые фиалки, а на стене висели их свадебные фотографии в рамках, которые они выбирали вместе целый день, смеясь и споря о том, какие лучше.
Вечером, когда Павел вернулся с работы, Марина рассказала ему о звонке матери. Его лицо сразу помрачнело.
— Опять началось, — вздохнул он, стягивая галстук. — Мам, ну что ей неймётся? Живём же нормально.
— Она сказала, что ждёт нас в воскресенье на «семейный совет», — Марина обняла мужа. — Паш, может, нам стоит поговорить с ней серьёзно? Объяснить, что мы хотим жить отдельно?
Павел покачал головой, и в его глазах мелькнула та самая тень сомнения, которую Марина замечала всё чаще.
— Ты же знаешь маму. Она не отстанет. Будет звонить, приезжать, устраивать сцены… Может, и правда, ну её, эту съёмную квартиру? Сэкономим деньги, а там, глядишь, и на свою накопим быстрее.
Марина отстранилась, внимательно глядя в глаза мужа.
— Паш, ты серьёзно? Ты хочешь, чтобы мы жили с твоей мамой? После всего, что было?
«Всё, что было» — это были бесконечные визиты Галины Петровны в их квартиру без предупреждения, её комментарии по поводу готовки Марины («Павлик любит котлеты не такие сухие»), уборки («Я всегда приучала сына к идеальной чистоте») и даже их интимной жизни («Что-то вы неважно выглядите, не высыпаетесь? Может, отдельные спальни завести?»).
— Мар, ну что ты сразу в штыки? — Павел попытался снова обнять жену, но она мягко отстранилась. — Мама просто заботится о нас. Да, она бывает навязчивой, но у неё доброе сердце. И потом, это же временно. Поживём годик-другой, накопим на первый взнос, и купим свою квартиру.
— Годик-другой? — Марина почувствовала, как внутри поднимается волна паники. — Паш, ты правда веришь, что твоя мама отпустит нас через год? Она же вцепится в нас мёртвой хваткой!
— Не преувеличивай, — Павел нахмурился. — Мама не монстр какой-то. Просто одинокая женщина, которая скучает по сыну.
Марина прикусила губу, сдерживая рвущиеся наружу слова. Одинокая женщина? Галина Петровна, которая ушла на пенсию в 55 лет, была полна сил и энергии. У неё был широкий круг подруг, с которыми она регулярно ходила в театр, на выставки и в кафе. Она занималась йогой, посещала курсы итальянского языка и даже записалась в клуб любителей латиноамериканских танцев. Одиночество было последним, от чего страдала свекровь. Зато контроль над сыном — это было её истинной страстью.
В воскресенье они приехали к Галине Петровне. Трёхкомнатная квартира в сталинском доме встретила их идеальной чистотой и ароматом фирменного яблочного пирога свекрови — тяжёлой артиллерии в борьбе за сына.
— Павлик! Мариночка! — Галина Петровна распахнула объятия, но Марина не могла не заметить, как холодно блеснули её глаза при взгляде на невестку. — Проходите, проходите! Я как раз пирог испекла, ваш любимый!
«Павлика любимый», — мысленно поправила Марина. Она предпочитала лёгкие десерты, но за два года так и не решилась сказать об этом свекрови.
За чаем Галина Петровна развернула целую презентацию преимуществ совместного проживания. Она даже диаграммы нарисовала, показывающие, сколько денег они сэкономят на аренде.
— Видите? — торжествующе указала она на цифры. — За год выходит почти миллион! Миллион, Мариночка! Это же первый взнос на собственную квартиру!
— Галина Петровна, — осторожно начала Марина, — мы очень ценим вашу заботу, но…
— Никаких «но»! — отрезала свекровь. — Я всё продумала. Вам — большая комната с балконом, мне — моя спальня, а третья комната будет детской. Кстати, о детях. Когда вы собираетесь меня внуками порадовать?
Марина почувствовала, как краснеет. Эта тема была особенно болезненной. Они с Павлом решили подождать с детьми, пока не встанут крепче на ноги, но свекровь восприняла это как личное оскорбление.
— Мам, мы же говорили, — вмешался Павел. — Сначала хотим накопить денег, создать финансовую подушку…
— Финансовую подушку! — фыркнула Галина Петровна. — Вот живите со мной, и будет вам подушка! А то что же получается? Вы там по углам прячетесь, а я тут одна сохну! Нет, я как мать имею право видеть сына каждый день!
— Но мы же навещаем вас, — робко возразила Марина.
— Раз в неделю! — голос свекрови дрогнул, и она промокнула глаза платочком. — Раз в неделю вы находите время для матери, которая всю жизнь положила на Павлика! Я его одна растила, знаете ли! Без мужа, всё сама! И вот благодарность!
Павел, как всегда, не выдержал материнских слёз.
— Мам, ну не плачь. Мы подумаем, хорошо? Обсудим и решим.
На обратном пути в машине царило напряжённое молчание. Марина смотрела в окно на проносящиеся мимо дома и чувствовала, как внутри всё сжимается от плохого предчувствия.
— Ты же не собираешься соглашаться? — наконец спросила она.
Павел крепче сжал руль.
— Мар, а что плохого? Мама права — мы действительно сэкономим кучу денег. И потом, ей правда одиноко…
— Ей не одиноко, ей скучно контролировать тебя на расстоянии! — не выдержала Марина. — Паш, неужели ты не понимаешь? Она нас сживёт со свету! Вспомни, как она вела себя, когда мы жили у неё первый месяц после свадьбы!
Тот месяц был настоящим кошмаром. Галина Петровна врывалась к ним в комнату без стука, комментировала каждый их шаг, критиковала Марину по любому поводу. Апогеем стал случай, когда свекровь зашла к ним в воскресенье утром с подносом «завтрака для любимого сыночка», застав молодожёнов в весьма интимный момент.
— Это было давно, — упрямо возразил Павел. — Мама поняла свои ошибки. Она изменилась.
Марина горько усмехнулась. Изменилась? Женщина, которая до сих пор звонила сыну по пять раз в день, требовала отчёта о каждом его шаге и закатывала истерики, если он не отвечал на звонок в течение часа?
Следующие дни прошли в непрерывных звонках Галины Петровны. Она названивала Павлу на работу, слала сообщения Марине с фотографиями «их будущей комнаты» и даже начала перевозить какие-то вещи, «чтобы вам было уютнее».
Марина чувствовала, как земля уходит из-под ног. Павел с каждым днём всё больше склонялся к переезду, повторяя аргументы матери как заученную мантру: экономия денег, помощь по хозяйству, забота о внуках…
— Паш, но ведь у нас не будет личной жизни! — в отчаянии воскликнула Марина однажды вечером. — Твоя мама будет контролировать каждый наш шаг!
— Не будет, — устало ответил Павел. — Мы поставим границы. Объясним правила совместного проживания.
Марина расхохоталась сквозь подступающие слёзы.
— Границы? Твоей маме? Паш, ты сам-то в это веришь?
Но Павел уже принял решение. Марина видела это по его глазам, по тому, как он избегал её взгляда, по тому, как односложно отвечал на её доводы.
В пятницу вечером он произнёс фразу, которая стала последней каплей:
— Я сказал маме, что мы переезжаем в следующие выходные.
Марина застыла с кружкой чая в руках.
— Ты… сказал? Без меня? Не обсудив со мной?
— Мар, ну мы же всё уже обсудили, — Павел попытался взять её за руку, но она отдёрнула её. — Это разумное решение. Через год-два мы накопим на свою квартиру…
— Нет, — твёрдо сказала Марина, поставив кружку на стол. — Я не переезжаю к твоей матери.
— Марина, не упрямься! — в голосе Павла появились нотки раздражения. — Это же временно!
— Нет, Павел. Если ты хочешь жить с мамой — живи. Но без меня.
Павел побледнел.
— Ты… ты мне угрожаешь?
— Я говорю, как есть, — Марина встала, чувствуя, как внутри всё дрожит. — Я вышла замуж за тебя, а не за твою маму. Если ты выбираешь её — это твоё право. Но я не собираюсь превращаться в служанку при Галине Петровне.
— Ты преувеличиваешь! — вспылил Павел. — Мама просто хочет помочь!
— Помочь? — Марина покачала головой. — Она хочет вернуть себе сына. И ты ей это позволяешь.
В ту ночь Павел спал на диване. Утром он ушёл, не попрощавшись, а вечером прислал сообщение: «Я у мамы. Подумай над своим поведением».
Марина сидела в пустой квартире и плакала. Неужели всё рушится из-за того, что она хотела жить отдельной семьёй со своим мужем? Неужели это такое преступление?
В воскресенье раздался звонок в дверь. Марина, надеясь увидеть Павла, бросилась открывать. На пороге стояла Галина Петровна с торжествующим видом победительницы.
— Мариночка, — пропела она, проходя в квартиру без приглашения. — Нам нужно поговорить.
Свекровь уселась на диван, окинув критическим взглядом гостиную.
— Что же ты мужа довела? — начала она без предисловий. — Павлик второй день места себе не находит! Всё переживает из-за твоих капризов!
— Моих капризов? — Марина не поверила своим ушам. — Желание жить отдельной семьёй — это каприз?
— А что же ещё? — фыркнула Галина Петровна. — Я вам квартиру предлагаю, заботу, помощь, а ты нос воротишь! Знаешь, сколько девушек мечтают о такой свекрови?
— О свекрови, которая не даёт сыну жить своей жизнью?
Глаза Галины Петровны опасно сузились.
— Я всю жизнь положила на Павлика! Всю жизнь! И не позволю какой-то девице разрушить нашу семью!
— Вашу семью? — Марина почувствовала, как внутри поднимается волна гнева. — Галина Петровна, у Павла теперь своя семья! Я его жена!
— Жена! — свекровь презрительно скривилась. — Два года — и уже права качаешь! Да я его тридцать лет растила! Кормила, одевала, образование дала! А ты что? Что ты ему дала, кроме пустой съёмной квартиры?
— Я дала ему любовь и свободу быть собой, а не маминым сынком! — выпалила Марина.
Лицо Галины Петровны стало пунцовым.
— Ах ты, неблагодарная! Да я тебя… Я Павлику глаза открою на то, какая ты! Эгоистка! Думаешь только о себе!
— Уходите, — твёрдо сказала Марина, поднимаясь. — Уходите из моего дома.
— Из твоего? — свекровь тоже встала. — Посмотрим ещё, чей это будет дом! Павлик уже принял решение. Он переезжает ко мне. А ты можешь оставаться тут одна, раз такая гордая!
Она величественно направилась к двери, но на пороге обернулась:
— И знай — я своего сына в обиду не дам. Ты ещё пожалеешь о своём упрямстве!
Дверь захлопнулась, оставив Марину в звенящей тишине. Она опустилась на диван, обхватив голову руками. Неужели это конец? Неужели Павел действительно выбрал мать?
Вечером пришло сообщение от мужа: «Мама сказала, что ты её выгнала. Марина, как ты могла? Это перебор. Я остаюсь у неё, пока ты не извинишься и не согласишься на переезд».
Марина перечитала сообщение несколько раз, не веря своим глазам. Извиниться? За что? За то, что хочет жить нормальной семейной жизнью?
Она набрала ответ: «Павел, я люблю тебя. Но я не буду извиняться за свое желание иметь собственный дом. Если ты готов разрушить наш брак из-за маминых манипуляций — это твой выбор».
Ответа не последовало. Не было его и на следующий день, и через день. Павел словно испарился из её жизни. Галина Петровна, видимо, крепко держала сына в своих объятиях.
На работе Марина функционировала на автопилоте. Коллеги замечали её состояние, но тактично не задавали вопросов. Только Наташа, её близкая подруга, не выдержала:
— Марин, что происходит? Ты сама не своя!
За обедом Марина рассказала всё. Наташа слушала, качая головой.
— Ох, подруга, влипла ты… Маменькин сынок — это диагноз. Знаешь, у моей сестры похожая история была. Только там свекровь ещё и невестку из дома выжила в итоге.
— И что делать? — Марина чувствовала себя совершенно потерянной.
— А ты его любишь? — прямо спросила Наташа.
— Люблю… Но не могу жить под каблуком его матери.
— Тогда борись. Но не за право жить отдельно — это он должен был отстоять сам. Борись за то, чтобы он стал мужчиной, а не маминым сынком.
Вечером Марина долго думала над словами подруги. Может, она действительно была слишком резкой? Может, стоило попробовать найти компромисс?
Она набрала номер Павла. Он ответил после пятого гудка.
— Алло, — голос был усталым и каким-то чужим.
— Паш, это я. Можем встретиться? Поговорить?
— А что говорить? Ты же всё решила.
— Павел, пожалуйста. Давай обсудим всё спокойно, без эмоций. Только ты и я.
Пауза.
— Ладно. Завтра после работы в кафе на Садовой.
Марина почти не спала этой ночью, продумывая, что скажет мужу. Она была готова на компромиссы, но не на капитуляцию.
В кафе Павел пришёл осунувшийся, с тёмными кругами под глазами. Видно было, что эти дни дались ему нелегко.
— Привет, — он неловко поцеловал её в щёку и сел напротив.
— Привет. Ты как?
— Нормально, — он пожал плечами. — Мама волнуется. Говорит, у неё давление из-за всей этой ситуации.
Марина прикусила язык, чтобы не сказать, что думает о давлении Галины Петровны.
— Паш, давай начистоту. Я люблю тебя и хочу сохранить нашу семью. Но я не могу жить с твоей мамой. Это убьёт наш брак.
— Мар, но мама же старается! Она обещала не вмешиваться в нашу жизнь!
— Паш, она вмешивается уже сейчас! Ты живёшь у неё четвёртый день вместо того, чтобы решать проблемы с женой!
Павел опустил взгляд.
— Она плачет, Мар. Говорит, что я её предаю. Что выбираю жену, а не мать, которая всю жизнь мне посвятила.
— А разве это не нормально — выбирать жену? — тихо спросила Марина. — Паш, ты помнишь наши клятвы? «В горе и радости, пока смерть не разлучит нас»? Там не было приписки «если мама одобрит».
Павел поднял на неё измученный взгляд.
— Я разрываюсь, Мар. С одной стороны — ты, с другой — мама. Я люблю вас обеих!
— Но жить ты можешь только с одной из нас, — жёстко сказала Марина. — И выбор за тобой.
— Это ультиматум?
— Это констатация факта. Паш, я готова на многое ради нашей семьи. Готова чаще навещать твою маму, приглашать её к нам в гости, проводить вместе праздники. Но жить с ней под одной крышей — нет. Это моя граница, которую я не перейду.
Павел молчал, вертя в руках чайную ложку. Марина видела, как в нём борются чувства.
— Мама говорит, что ты меня не любишь по-настоящему. Что если бы любила, то пошла бы на эту жертву.
— Жертву? — Марина покачала головой. — Паш, любовь — это не жертвы. Это уважение границ друг друга. Твоя мама манипулирует тобой, а ты этого не видишь!
— Не смей так говорить о моей матери! — вспылил Павел.
— А ты не смей требовать от меня невозможного! — парировала Марина. — Я не вещь, которую можно переставить из одной квартиры в другую по желанию твоей мамы!
Они смотрели друг на друга через стол как два противника. Марина с горечью понимала, что пропасть между ними становится всё шире.
— Знаешь что, — Павел резко встал. — Может, мама права. Может, ты действительно не любишь меня. Любящая жена не стала бы устраивать такой цирк из-за простого переезда!
— Любящий муж не стал бы заставлять жену жить в невыносимых условиях! — крикнула ему вслед Марина, но Павел уже выходил из кафе.
Она осталась сидеть одна, чувствуя, как по щекам текут слёзы. Неужели это конец? Неужели два года брака разбились о материнскую любовь Галины Петровны?
Дома её ждал сюрприз. На пороге стояли коробки с вещами Павла и записка: «Забираю свои вещи. Ключи оставлю у консьержа. П.»
Марина в оцепенении смотрела на коробки. Он даже не зашёл поговорить. Просто собрал вещи и ушёл. Как будто двух лет совместной жизни и не было.
Она машинально начала распаковывать коробки, раскладывая вещи Павла по местам. Рубашка, которую она подарила ему на день рождения. Кружка с их фотографией. Книга, которую они читали вместе вслух долгими зимними вечерами…
Каждая вещь была как удар по сердцу. Марина обнимала любимую футболку мужа и плакала, понимая, что теряет не просто вещи — теряет целую жизнь.
Прошла неделя. Павел не звонил, не писал. Зато активизировалась Галина Петровна. Она слала Марине сообщения с фотографиями «счастливого» Павлика за семейным ужином, намекала, что «некоторые» скоро пожалеют о своём упрямстве.
Марина не отвечала. Она работала, механически выполняла домашние дела и пыталась не думать о том, что её брак рушится на глазах.
В пятницу вечером раздался звонок в дверь. Марина, думая, что это курьер с заказанной едой, открыла без вопросов. На пороге стоял Павел. Осунувшийся, небритый, с красными от недосыпа глазами.
— Можно войти? — тихо спросил он.
Марина молча отступила в сторону. Павел прошёл в гостиную, огляделся так, словно не жил здесь два года.
— Я… я хотел поговорить, — он сел на диван, сжимая и разжимая кулаки. — Мар, эта неделя была адом.
— Для меня тоже, — сухо ответила Марина, садясь в кресло напротив.
— Мама… она действительно контролирует каждый мой шаг. Будит в семь утра, хотя знает, что мне на работу к девяти. Готовит завтрак и обижается, если я не съедаю всё. Звонит каждый час, проверяя, где я и что делаю. Вечером устраивает допросы о работе, коллегах, планах. А когда я пытаюсь уйти к себе в комнату, начинает плакать, что я её не люблю…
Марина молчала. Ей хотелось крикнуть: «Я же предупреждала!», но она сдержалась.
— И знаешь, что самое страшное? — Павел поднял на неё измученный взгляд. — Она постоянно говорит гадости о тебе. Что ты меня не любила, использовала, что нашла другого… Я пытаюсь её остановить, но она не слушает.
— И что ты хочешь от меня услышать? — спросила Марина. — Что всё прощу и приму твои условия?
— Нет! — Павел вскочил, заходил по комнате. — Я понял, что ты была права. Мама никогда не даст нам жить своей жизнью. Она всегда будет лезть, контролировать, манипулировать…
Он остановился перед Мариной, опустился на колени, взял её руки в свои.
— Марина, прости меня. Я был идиотом. Слепым, глупым маменькиным сынком. Ты открыла мне глаза, но я был слишком труслив, чтобы это признать.
Марина смотрела на мужа, и сердце разрывалось от жалости и любви. Но обида всё ещё жгла изнутри.
— Паш, дело не только в признании. Что изменится? Ты вернёшься, а твоя мама?
— Я поговорю с ней. Серьёзно поговорю. Поставлю границы. А если не поймёт… — он сглотнул. — Тогда придётся ограничить общение.
— Ты готов к этому? К тому, что мама будет обвинять тебя в предательстве, плакать, возможно, даже шантажировать болезнями?
Павел кивнул, сжимая её руки крепче.
— Знаешь, что она сказала вчера? Что если я вернусь к тебе, то она меня из завещания вычеркнет. Квартиру племяннику отпишет.
Марина вздрогнула. Вот оно, истинное лицо заботливой мамочки.
— И что ты ответил?
— Что мне важнее живая жена, чем мёртвая квартира, — Павел криво усмехнулся. — Она час кричала, потом заперлась у себя. А утром сделала вид, что ничего не было. Но я-то помню.
Они долго разговаривали этим вечером. Павел рассказывал о том аде, в который превратилась жизнь в материнской квартире. Марина делилась своей болью от его предательства. Оба плакали, просили прощения, обещали быть мудрее.
— Но как ты объяснишь маме наше решение? — спросила Марина, когда эмоции немного улеглись.
— Не объясню, а поставлю перед фактом, — твёрдо сказал Павел. — Я взрослый мужчина, у меня есть жена, и я буду жить с ней. Точка.
— Она не сдастся просто так.
— Знаю. Но это уже не наша проблема. Мар, я понял главное — если я сейчас не научусь говорить матери «нет», то потеряю не только тебя. Я потеряю себя.
На следующее утро Павел поехал к матери за вещами. Марина ждала его дома, нервно расхаживая по комнате. Он обещал позвонить, но прошло уже два часа, а звонка не было.
Наконец дверь открылась. Павел стоял на пороге бледный, но решительный.
— Всё. Я дома, — сказал он, бросая сумки в прихожей и обнимая жену.
— Как всё прошло?
— Ужасно, — он покачал головой. — Крики, слёзы, обвинения. Она даже скорую вызвать грозилась. Но я выстоял. Сказал, что люблю её, но жить буду с женой. Что готов навещать, помогать, но никаких совместных проживаний.
— И она согласилась?
— Она выгнала меня, — Павел невесело усмехнулся. — Сказала, что я ей больше не сын. Но знаешь что? Мне стало легче. Будто гора с плеч упала.
Марина прижалась к мужу крепче. Она знала, что впереди их ждут трудные времена. Галина Петровна не из тех, кто легко сдаётся. Будут звонки, визиты, попытки манипулировать через родственников и друзей.
Но главное — они были вместе. И готовы защищать свою семью.
— Знаешь, — сказал Павел, — мама была права в одном. Нам действительно пора подумать о собственной квартире. Но копить мы будем сами, без чьей-либо помощи.
— Согласна, — улыбнулась Марина. — Пусть это будет маленькая студия на окраине, зато наша.
— Наша, — повторил Павел, и это слово звучало как клятва.
Вечером, когда они лежали в обнимку на своём маленьком диване, Павел вдруг сказал:
— Спасибо.
— За что?
— За то, что не сдалась. За то, что боролась за нас. Я был слабаком, но ты показала мне, что значит быть сильным.
— Мы оба были сильными, — возразила Марина. — Просто каждый по-своему.
За окном горели огни большого города. Где-то там, в одной из квартир, Галина Петровна, возможно, обзванивала родственников, жалуясь на неблагодарного сына. Но здесь, в их маленькой съёмной квартире, царили мир и любовь.
И Марина знала — они справятся. Вместе.
Она была сиротой